желваками.
— Я сделаю все, что требуется, пани, ради успеха нашего дела. Я вам обещаю.
— Я это знаю. — Ее улыбка лишь слегка обнажила зубы. — Но вы должны быть бдительны и не забывать об опасностях. Об американцах. И о других силах. Я бы не хотела, чтобы подобное случилось с вами — лишь из-за вашей невнимательности.
— Я... понимаю. — Он поднял ладонь, закрываясь от нее.
— Вы понимаете. И вы узнаете, что случилось с Андулой?
Он снова кивнул, ретируясь к двери.
— Я буду очень рада новостям. — Зерена вновь открыла ящик стола. — Удачи на экзаменах, Марцел.
***
Тане не сиделось на месте с тех пор, как она благополучно доставила Андулу под защиту Льда. Обычно, когда миссия завершалась, Таня погружалась в легкое состояние блаженства: солнце светило ярче, мягче, словно покрывало мир позолотой. Это задание, однако, оставляло ощущение незаконченности.
Но она сделала все. Она нашла Носительницу, спасла ее от Пламени (хотя взаимодействие с ним оказалось чуть теснее, чем хотелось бы) и передала Льду целой и невредимой. Что же не так? Верно, ведь были... помехи. (Хороший русский эвфемизм — как кусок марли над зияющей раной.) Этот бродячий волшебник, или кем там его считал Алистер, преследовал ее через всю Прагу. Гэбриел. Американец. Другой шпион.
Таня теперь следила за ним издали в большом зале французского посольства. Он беззаботно смеялся со своим молодым другом-шпионом. Уинтроп клялся, что он «искренний» и что если он не присоединится ко Льду, то, по крайней мере, постарается активно им не мешать. Но Лед то же самое говорил об этой Римз, а она спровоцировала немало «помех».
Тане не нравилось оставлять дела незавершенными. Невыясненные вопросы склонны всплывать позже и путать карты. Возможно, Андула пока в безопасности, но нельзя допускать, чтобы Гейб вмешивался в ее работу со следующим Носителем или решил связать свою судьбу с Пламенем.
Американец он или нет, из ЦРУ или нет. Мир магии слишком опасен, чтобы оставлять его открытым: ущерб может быть слишком велик. Ей требовалось донести это до Гейба.
***
— Слава богу, — произнес Гейб, осушая, по подсчетам Джоша, третий или четвертый бокал шампанского. — Я уж думал, что буду вечно чувствовать во рту вкус «Советского шампанского».
— Знаешь, для этого существует жидкость для полоскания рта, — заметил Джош.
Но Джош уже знал, что ответит Гейб. В коммунистической Чехословакии водка на вкус — как ополаскиватель для рта, и наоборот. Джош знал это не столько из-за странного ощущения дежавю, сколько потому, что был уверен: между ними уже происходил в точности такой разговор. В этом-то и проблема, подумал он, с этими посольскими вечеринками. Слишком уж узок круг безопасных тем для Джошуа Томса. Ему приходилось постоянно толочь воду в ступе, снова и снова.
Порой, однако, это не помогало. Вне зависимости от того, кто мог их услышать, Джошу приходилось менять свой стиль беседы ради общих целей. Например, когда он заметил, что Татьяна Морозова уже второй раз взглянула в их сторону. Как минимум второй.
— Ита-а-ак, — произнес Джош, растягивая гласную и перемещаясь на позицию между Таней и Гейбом. — Что там с этой русской дамочкой? С лекции?
У Гейба побелели костяшки пальцев, сжимавших ножку пустого бокала. Он поднес его к губам и попытался сделать глоток, но пить было нечего.
Гейб напуган? Смущен? Какие бы эмоции ни отразились на слишком уж безразличном лице Гейба, это была не та реакция, на которую надеялся Джош. Он пытался освободиться от сомнений, которыми Фрэнк опутал его, словно саваном. Если между Гейбом и агентом КГБ возникла связь... Мысли Джоша неудержимо крутились в голове. Неважно какая: секс, шпионаж, да будь то хоть общая любовь к хоккейной команде «Спартак». Для Гейба это кончится плохо.
Джош мечтал ошибиться. «Прошу, боже, пусть это будет моя ошибка».
— Которой? — спросил Гейб, опуская бокал. — Ледяной блондинкой или брюнеткой, которая выглядит так, будто готова тебя вырубить?
Джош вынудил себя улыбнулся. Гейб потакал ему — это ведь хороший знак? Если он и впрямь хотел скрыть свои отношения с кагэбэшницей, он бы избегал разговоров. Если только не понимал, что такое избегание подозрительно, и уравновешивал его.
— С блондинкой. Клянусь, она строит тебе глазки. — Джош ухмыльнулся пошире, стало полегче. — Может, ты ей подыграешь, позволишь ей думать, что это взаимно? Она ведь не такая уж дурнушка?
— Точно. — Гейб выдал хриплый смешок. — Спасибо, Томс, я не настолько отчаялся, чтобы принимать от тебя советы по поводу дам.
Джош тоже рассмеялся, ведь он хотел снова шутить с Гейбом. Он надеялся, что звук вышел не слишком истеричный.
Гейб обнял Джоша за плечи. Джош почувствовал запах: не алкоголя, это ожидаемо, но острый, слегка металлический, запах ржавчины — или крови. Джош не хотел даже думать об этом.
— Позволь-ка, я сделаю тебе подарок, Томс. Видишь того парня? — Гейб махнул в сторону прикрытой занавесом двери, ведшей в гостиную для мужчин, где стоял дым от сигар и распространялся аромат коньяка. — Немец в дешевом костюме.
— Может, для тебя он и дешевый. — Джош улыбнулся и потрогал ворс своего вельветового блейзера, который выглядел поношенным, несмотря на усилия владельца.
Гейб толкнул его локтем и прижал ближе.
— Он занимается бизнесом в Берлине, к востоку от стены. Умудряется договариваться и с ГДР, и со Штази так, что те смотрят на него сквозь пальцы.
— Похоже, интересный парень.
— И, — добавил Гейб, наклонившись вперед сильнее, чем если бы он был трезв, — я слышал, что больше всего на свете он любит болтать о старых заплесневелых немецких книгах.
— И кто теперь пытается разыгрывать из себя сваху? — Джош ткнул Гейба локтем в ребра. — Но, правда, я по уши занят новым другом, с которым ты меня познакомил. Ты уверен, что не хочешь сам пообщаться с этим парнем? Можешь неплохо развлечься.
«Можешь вернуть расположение Фрэнка», — добавил Джош про себя, надеясь, что Гейб не слишком пьян и сам понимает последствия.
— Пф, я обойдусь. У меня есть долгосрочные планы. На этом написано, что он твой.
Джош сделал шаг вперед, рука Гейба соскользнула с него. Затем он повернулся к Гейбу. Оглядел его: коллегу? друга? Может ли он по-прежнему называть его так, учитывая то тревожное напряжение, которое возникало между ними в эти дни, мешая им, этот третий лишний?
Гейб улыбался ему. Небрежно,
