Оставаясь в тени, Леон добрался до края возвышения, выглядывая и изучая постройки. В одном из сараев, судя по звукам, была обустроена конюшня. В другом – курятник, хотя это австралиец определял уже по запаху, птицы давно спали. За сараями стояла телега, больше похожая на повозку рикши, а еще виднелась поленница, будка туалета и пристройка для инструментов.
Домик был неказист. Сложен из грубых камней, посаженных на глину и самодельный цемент, проконопачен соломой и мхом. Крышу устилали ветки, продетые в тонкий сухой дерн, из крохотной кирпичной трубы шел легкий дымок. Ни генератор, ни ветряная вышка, ни какие-либо другие следы цивилизации на глаза не попадались.
Уличный костер, в отличие от печи, не дымил вовсе, что откровенно заинтересовало Буньипа. Он бесшумно перебрался на другую сторону возвышения, внимательнее изучая языки пламени и человека, дремлющего перед ними.
Двора, как такового, у хутора не было. Его заменяла обнесенная плетнем утоптанная круглая площадка, на которой и развели открытый огонь.
Сначала австралиец подумал, что площадка предназначена для объезда лошадей. Но затем сопоставил размеры, заметил в центре высокий деревянный столб, украшенный резьбой, и все понял. Оценить увиденное помог и старик, которого с новой позиции австралийца стало заметно гораздо лучше.
Седой, морщинистый, узкоглазый, он носил грубую одежду из оленьих шкур и лисьего меха и такие же мокасины. Белые волосы были заплетены в косу, две косички поменьше спадали на виски аборигена. Завернувшись в одеяло, старик уставился в огонь, не двигаясь и, казалось, почти не дыша. Прошло не меньше двух минут, прежде чем он пошевелился, поднося к морщинистым губам длинную трубку, почти потухшую. Раскурил, выпустив клуб дыма и снова замер, глядя в огонь.
Буньип поежился.
Замерзнуть он не мог, что за глупость! Но по спине и плечам вдруг пробежал озноб, словно вокруг стоял не конец лета, а холодный ветреный декабрь. Вероятно, побочный эффект препаратов, на которых Брейгель живет уже третьи сутки…
И еще Леону вдруг в точности представилось, что неподвижный старик знает о его присутствии. Знает и ждет. Путеводный маяк в голове моргнул еще пару раз, затухая с чувством выполненного долга.
Сняв «дыродельчик» с предохранителя, Буньип спрятал оружие обратно за пояс и выбрался из укрытия. Постоял, позволяя заметить себя, но старик даже не поднял взгляда, продолжая изучать бедный, но такой яркий костер. Их отделяли друг от друга не больше двадцати ярдов – учитывая, что Буньип намеренно пошумел камнями, хозяин хибары обязательно должен был догадаться о присутствии гостя.
– Добрый вечер! – решив, что начать стоит по-русски, Буньип поздоровался, делая несколько шагов вперед.
Интуиция подсказывала ему, что старик живет тут один, словно отшельник из старинных легенд. Но бдительность терять не стоило, и боковым зрением Леон контролировал как сараюшки, так и два окна дома, выходящие на площадку с тотемом.
– Здравствуйте, дедушка! – повторил Брейгель, на этот раз на китайском. – Не пугайтесь, я тут.
Старик наконец пошевелился, повернувшись к ночному гостю так неловко, словно у него свело мышцы шеи. Посмотрел с прищуром, пошамкал губами. И вдруг проскрежетал нечто, что «балалайка» Буньипа переводила долго и неуверенно. Наречие, на котором говорил старик, не входило даже в самые расширенные лингвистические базы создателей софта…
– Лучше уж на русском, – наконец разобрал Леон, а электроника в его голове начала подстройку под непростую фонетику собеседника. – Твой китайский я понимаю еще хуже…
– Хорошо, дедушка, – по-русски ответил Буньип, торопливо изучая старика и выбирая, какую из масок ему сейчас примерить. – Дозволите у костра обогреться? Ветер холодный.
– А как я тебе запрещу, если ты без приглашения пришел? – кисло скривился отшельник, отчего морщины на его лице пришли в движение, рисуя узоры мудрости и увядания.
– Я присяду, можно?
Леон неуклюже приблизился, вопросительно указывая на место рядом с хозяином хутора. Если тот хотел воспринимать его как некультурного западного варвара, он не станет разочаровывать старость. Однако отшельник оказался не так прост, как показалось Буньипу.
– Не притворяйся, странник. Ты сумел войти в скрытую долину так тихо, что я не сразу тебя услышал. Поднялся по тропе, словно барс. Наблюдал за мной из темноты, подобно сове. А теперь делаешь вид, что споткнешься на пустом месте, если тебе не протянуть руку… – Он поднес к губам трубку, глубоко затянулся, затем ткнул в Леона длинным дымящимся мундштуком. – Садись, явившийся без приглашения.
– Значит, вы знали, что я уже в ущелье? – опускаясь на скрещенные ноги в трех шагах от старика, поинтересовался Брейгель.
В его движения вернулись плавность и сила, которые от деда было совершенно не укрыть.
– Не тот вопрос, подсевший к моему огню… – Отшельник снова уставился в костер, и не думавший затухать. – Вопрос в том, что ты здесь делаешь?
– Кое-что ищу, – уклонился Буньип, движениями пальцев по ладони регулируя светочувствительность зрачков и безбоязненно взглянув на странные языки пламени. – А вы, дедушка, кто? Давно живете тут?
– Малтачак, – сказал старик, словно это все объясняло. И замолчал, позволяя слушать, как над краями ущелья подвывает ветер. – Тут еще мой прадед жил.
Буиньип взглянул на него с новым интересом.
Он и раньше слышал про чудаков, живущих вне цивилизованного мира, но лично находил гаджеты даже у амазонских индейцев или африканских масаев. А чтобы вот так, натуральным дикарем? Леон был готов побиться об заклад, что у деда нет ни «балалайки», ни «пилюли».
– Ты с большой машины, которая роет горы, – утвердительно кивнул старик, покусывая мундштук. – Что-то ищешь в горах. Один совсем, налегке. Идешь к чужому дому и огню, даже не зная, рады ли тебе.
– Я не хотел никого обидеть, уважаемый Малтачак. – Буньип покачал головой и вдруг поразился произошедшим переменам. – Но я на самом деле…
Голова стала легкой, как накачанный гелием силиконовый шар. Усталость в ногах прошла, словно от дозы лекарства, а мысли стали такими шумными, что их теперь мог бы услышать даже сидящий неподалеку старик.
Леон Брейгель никогда не считал себя мистиком.
Деля жизнь на черное и белое, он достиг вершин рационализаторства и шедеврально-безупречной логистики. Научился раскладывать по полкам и препарировать на объективные факты даже самые необычные события. Вот и сейчас, стараясь как можно реже вдыхать сладкий запах костра и трубочного табака, он предположил, что в огонь добавлен наркотик.
Выровнял дыхание, тремя глубокими выдохами прочистил легкие.
Однако следующая фраза старика снова выбила почву из-под ног Брейгеля, заставив покачнуться и рефлекторно нащупать рукоять «дыродельчика».
– Ищешь тюнгур Усюги Ороон… бубен ищешь… – негромко прошепелявил Малтачак, покачивая совершенно седой головой. – Ищешь Проводника в Верхний и Нижний миры, помощника настоящего кама. Ищешь Ключ и Врата.
Какое-то время Буньип молчал, потрясенный. Пытался сопоставить и вычислить, как дед пронюхал о цели его путешествия. Неужели он знает и про Бадосу? Пальцы не размыкались на рукояти, но пускать оружие в хонд Леон не спешил. Будто учуявший ловушку зверь, он нюхал воздух и прислушивался, пытаясь отыскать хоть малейшие признаки засады или скрип пружины схлопывающегося капкана…
– Как ты узнал, старик?
Вероятно, наркотик все же успел подействовать.
Леон мысленно выругался, проклиная себя за беспечность. Как можно доверяться человеку, в одиночку выживающему среди злых первобытных гор? Пока Малтачак отвернулся, поправляя накидку, Буньип помотал головой, стараясь упорядочить мысли. Не вышло.
– Нет больше почтения в твоих словах, – усмехнулся дед, будто не расслышав прозвучавшей в интонациях угрозы. – Твоя сюнези сказала мне, пришедший из ночи. Я – кам, как и мой отец, и его отцы много поколений назад. Я умею видеть то, что скрыто от других. И я лучше иного знаю, зачем тебе Врата повелителя Ульгеня. Нечасто человек пытается пробить себе дорогу, чтобы сравниться в силе с повелителями Верхнего Мира…
«Балалайка» Брейгеля торопливо подбирала переводы странных понятий. Кам. Шаман, человек с лишней костью, проводник человеческих душ и частый визитер в иные миры – так вот, значит, кем оказался старик, в одиночестве коротающий дни на заброшенном хуторе? С остальными терминами было сложнее, но многое понималось из контекста…
– Ты знаешь, где добыть бубен?
Буньип сделал осторожный шаг, будто не беседу вел, а передвигался по топкому болоту. Контроль над телом и разумом возвращался, но произошедшее этой ночью решительно не хотело укладываться в рамки привычной логики…
– Бубен?
Малтачак выпустил в ночное небо струю табачного дыма.
