Дети громко смеялись над неудачей телевизионной семьи, и я уже не понимал, что реально, а что нереально.
* * *
Цепи и наручники, разложенные вдоль стен спальни. Коллекция кнутов – вразброс в застекленном шкафчике.
Битл был привязан к кровати шестью крепкими веревками. Он лежал на спине, и цвета сочились из его кожи в лезвиях света. Казалось, уже половина его тела была теперь поражена живыми фракталами.
– Скриббл! Мой мальчик! – воскликнул он. – Рад тебя видеть живым и здоровым. Ты меня не развяжешь? А то хотелось бы прогуляться.
– Думаю, что не стоит.
Вирус уже подбирался к мозгу, так что он себя чувствовал супергероем.
– Это для твоего же блага, Би. Не хочу, чтобы ты прыгал с высотных зданий.
– Да! На меня это похоже. Блистающий Человек. Этот Барни действительно хорошо поработал. Слушай, а, может, он самый заправский фрик! Ты видел его жену, Скрибб?
– Видел.
– Вот сексуальная штучка! Помнишь?
– Что я должен помнить?
– Черт, детка, неужели ты все забыл? Как можно было забыть этот сон?! Может быть, ты весь засох? Я читал, так иногда бывает, когда ты не пользуешься этой штуковиной в полной мере.
– Ты знаешь, что происходит, Битл? – спросил я.
– Что происходит? Все происходит. Мир вокруг происходит. И я – главный игрок. И если ты не развяжешь веревки, Скриббл... я все равно взлечу, даже с ними. Я улетаю, детка! Ты просекаешь?
Да. Я все просекал.
– Я знаю финальный счет, малыш, – продолжил он, и его голос менялся, становился спокойным, серьезным. – Эта полицейская сука что-то в меня всадила. Я так думаю, что мне скоро пиздец. Но, черт, детка, мне так хорошо! Вот парадокс.
– Это все из-за этой херни, – сказал я, также спокойно. И его цвета вспыхнули ярким огнем, полыхнули мне прямо в лицо. Мои слезы были горячими. Они текли по щекам, испаряясь в ослепительном блеске.
– Я знаю, Скрибб. Но знаешь, что еще? Я чувствую, что обязательно выкарабкаюсь. Выкарабкаюсь и верну теневую девушку и инопланетянина. Я чувствую, что, когда все закончится, я стану сильнее. В огне. Ты понимаешь?
– Я скоро приду, Битл, – прошептал я. – Правда, скоро приду.
Он отрешенно кивнул, словно был где-то не здесь.
– Не потеряй Мэнди, – сказал он напоследок.
– Не потеряю.
Когда я сжал его руку, его пальцы были горячими. Его цвета сияли, перетекая в меня.
Но я все равно убирал руку, вбирая в себя этот жар.
Такое чувство, будто держишь в руке солнечный спектр.
* * *
Я смыл с себя грязь этих дней, вытерся насухо и долго-долго вглядывался в зеркало – в того человека, кем я стал за последнее время.
Я оттянул веко на левом глазу. Придвинулся ближе к зеркалу, прямо под свет лампы, и уставился себе прямо в глаза, ища разгадку.
– Нашел что-нибудь?
Мягкий медовый голос раздался за спиной. Я резко обернулся и едва не налетел на нее. Она была совсем рядом, и я снова почувствовал, как возвращаются воспоминания. Я пытался их задержать, объяснить... но у меня ничего не вышло. Я только сумел убедить себя, что это – воспоминания о том, чего не было.
– Мы тебе не нравимся? – спросила она.
– Ты мне нравишься, – я посмотрел ей в глаза, ожидая увидеть ответный блеск холодного металла. Но вместо этого встретил пристальный человеческий взгляд.
– Я не робо, – сказала она. – Ты что, не понял?
– Я понял.
– Эта Твинкль – очаровательный ребенок. Может быть, тебе надо найти хорошую женщину и, наконец, остепениться. С ребенком. На самом деле, это не так уж и плохо – так жить.
– Что это за история с Барни? – спросил я.
– Он хороший человек.
– Я знаю.
– Он отрезал себе один палец, когда был молодым – случайно, когда чистил овощи. Кафе заплатило за пересадку, ему поставили какой-то нано-пластик. Парень подсел. Так бывает. Тебе пересаживают пластик, и тебе хочется больше. Мне так Барни сказал. Хочется больше силы. Потому что она такая, какая есть. Сила. Сила, чтобы жить дальше; чтобы стоять на своем. Разве ты никогда не чувствуешь, что проще сдаться или уступить, Скриббл?
– Чувствовую. Иногда.
– Тогда вживи в себя робо. И все это пройдет. Так они говорят.
– Я сейчас в Вирте? Да? – спросил я.
– Нет. Это реал.
– А тебе можно верить? Ощущения похожи на Вирт.
– Это из-за того, что во мне.
– И что именно?
– А ты не чувствуешь?
– У меня очень странное ощущение...
– Да?
– Как будто я знал тебя раньше.
– В каком смысле?
– Ну...это трудно вот так объяснить.
– Ты знаешь, что Барни мне изменяет?
– Неужели?
– Это нормально. Я тоже ему изменяю.
– И ты?
Я отстранился от нее.
– У него задвиг на теневых девушек. Может быть, потому что он робо. Он любит эту текучую мягкость – против его твердости. Мягкий дым, твердый пластик. Получается хорошо. И, разумеется, теневые девушки его тоже любят. Только робо или пес может сделать счастливой теневую девушку.
Я подумал о Бриджит и о Битле. И вспомнил, как видел Бриджит, как она танцевала с каким-то мужчиной в «Сливи Тув». Кто это был, интересно?
– Ты нашел что-нибудь? – спросила она.
– Что?
– У себя в глазах.
– Нет. Ничего.
– Дай-ка я посмотрю, – сказала она и шагнула ко мне, слишком близко. Она протянула руку и погладила меня по лицу. Люсинда смотрела мне прямо в глаза. А это значит, что мне тоже пришлось смотреть ей прямо в глаза. Они были зеленые, словно яблоки в залитой солнцем оранжерее, какие-то отстраненные. Для меня это был перебор.
– Да не трясись ты. Дай мне посмотреть, – настаивала она.
Люсинда смотрела мне в глаза, а у меня уже встало, причем встало конкретно. Но то, что я видел в ее глазах, было в десять раз хуже.
– Нет. Ничего, – сказала она. – У тебя голубые глаза, красивые голубые глаза. Как летний день, но без намека на солнце. Это странно. Я могла бы поклясться...
– Что во мне есть Вирт?
– Да. По ощущениям вроде бы правильно, но без желтого.
– Зато желтое есть у тебя в глазах.
Я разглядел среди зелени эти крошечные пятнышки. Они вспыхивали, как осколки золота.
– Ты уже был здесь раньше, да? – спросила она.
– Я не знаю, я не могу это объяснить.
– Давай я тебе кое-что покажу.
– Люсинда...
– Что-то не так, малыш?
– Я...
– Что?
– Я не должен этого делать...
Я должен искать Брид и Существо. И Дездемону...
Люсинда взяла меня за руки и ласково повела куда-то.
* * *
Задняя спальня была вся задрапирована в пурпур. Кровать в виде каменной плиты и статуя Девы Марии. Из глаз Марии сочилась кровь, стекая по белому алебастру щек.
У меня голова пошла кругом, и мне стало весьма затруднительно адекватно воспринимать окружающую обстановку.
– Я в Вирте! – пробормотал я. – Я знаю, что в Вирте!
– Нет, – сказала Люсинда. – Ты просто думаешь, что ты в Вирте.
– Но это же Католическая Ебля? Вирт Интерактивной Мадонны?
– Да, все правильно. Неужели ты раньше не понял? Ты же видел гостиную.
– Это было в начале девяностых, да?
– Да.
– Капкан Ностальгии?
– Ну, наконец-то, ты въехал. И комната, где спит Битл? С путами и кнутами?
– Это, должно быть, Госпожа Извравирта. Я все это пробовал!
– Смотри внимательно.
И тут я начал врубаться. У меня вдруг возникло стойкое ощущение, что меня дурачат. Я повнимательнее пригляделся к спальне Католической Ебли. Кровь больше не выглядела реальной. Я обмакнул в нее пальцы, понюхал...
– Это краска?
Люсинда засмеялась.
– Барни сам оформлял эти комнаты. Они – точные копии перьев-бестселлеров. Это забавно, да? И Барни, мне кажется, оторвался на этом по полной программе.
– Он что, не может употреблять Вирт?
– Ну, да. Барни совершенно безперьевой.
– Я так и думал. Этот взгляд...
– Знаешь, это не так уж и плохо. То, что он не потребляет Вирт... он поэтому такой настоящий. Реальный. И такой сильный. В таком, старомодном смысле. Так что вовсе не удивительно, что теневые девушки любят его в постели. Я вот тоже его люблю. И эти комнаты... ну, здесь он славно кончает.
Но я вспомнил взгляд Барни... печаль у него в глазах... это ощущение оторванности от сна. Но не в том смысле, в котором я это понимал. Ему нравилась эта оторванность. Сон был слабым, а Барни – сильным. Теперь мне действительно стало понятно: Барни – безперьевой. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы закрыться от этих воспоминаний.
– У тебя в глазах – Вирт, Люсинда. Кто ты?
– Я – звезда. Да, во мне – Вирт. Я соединяю явь со сном. Там меня называют Синдерс.
Синдерс О"Джунипер.
Теперь я увидел себя в ее объятиях. Мы с ней столько раз занимались любовью в перьях – в бесчисленных мягких и розовых Порновиртах.
– Я – Вирт-актриса, – сказала она. – Это моя работа.
Почему-то мне было больно видеть ее в реале.
– Я знаю, в тебе тоже есть Вирт, – сказала она. – Несмотря на голубые глаза. Возможно, ты еще не готов. Я почувствовала это сразу, с первого взгляда. И чувствую это сейчас.
