Наконец вмешался Рекс.
– Нужна помощь, сынок?
Мунчайлд смерила взглядом мужественную фигуру Рекса. Потом шагнула к нему и положила обе руки на его рубашку.
– Отполировать вам значок, шериф?
Пока Мунчайлд соблазняла Рекса, я воспользовался передышкой и улизнул от них обоих, протиснулся сквозь толпу ребятишек, а оказавшись отделен ими, наддал ходу вдоль широкой улицы, окаймленной разрисованными холстами.
Вонючка Мун все разрушила! Она и ее чертовы отравленные мемы! Почему она не оставила нас в покое в мире моего детства, зачем все испортила? Вот поэтому я жаждал убраться от нее как можно дальше. И плевать я хотел, если никогда больше не увижу ее.
Я припустился трусцой по улице. Ох, если бы на мне были мои кеды «PF Flyers» вместо этих чудных пластиковых кроссовок, я бы развил скорость! Но даже в этих колодках я очень быстро покинул Бумгород. На окраине рисунок на холстах закончился, холсты стали девственно белыми, словно обозначая границу реальности. В этой пустынной стране не было ни людей, ни построек. Но где-то впереди я что-то увидел...
На земле под ногами появились опилки. Очень скоро опилки уже покрывали всю землю. На стенах появились другие картины: клетки с нарисованными львами, высоко над головой гимнасты на трапециях, голые по пояс наездники и будки с игровыми автоматами. Я шел, уже предчувствуя, что сейчас куда-то попаду.
Впереди я увидел на дороге несколько цирковых куполов и низкие загородки, на которых сидят толпы детворы. Крики восторга и радости, долетавшие оттуда, подзадорили меня. Наверно, я еще успею посмотреть представление!
Запыхавшись и отдуваясь, я пробрался через толпу детей и затормозил в пыли посреди циркового манежа. Я уперся руками в колени и попытался отдышаться. А когда наконец поднял взгляд, то увидел перед собой его .
– Бозо! – радостно воскликнул я. – Клоун Бозо!
Бозо рассмеялся своим безумным смехом.
– Хик-хик-хик! Я – единственный и неповторимый! Готов поспорить на свои широкие штаны, что это я самый и есть!
– Ох, Бозо, я всегда знал, что ты единственный и неповторимый...
Бозо наморщил нос.
– Чую, не врешь. Пол, ведь ты хороший мальчик! Почему бы тебе не пойти и не сесть с остальными, чтобы мы могли начать представление?
Я направился к широкой загородке и нашел там себе свободное местечко, но сидеть пришлось так низко, что коленки у меня задрались почти к ушам. Будь я прежним старым упитанным Полом, то чувствовал бы себя неловко. Но тренировки в мире Шелдрейка прибавили мне гибкости, и я воспринимал все спокойно.
И веселье началось!
Труба заиграла мотив, под который могла бы крутиться взбесившаяся карусель. Несколько красивых девушек в блестящих брючках в обтяжку выкатили тележку, на которой была установлена машина, полосатая, как леденцовые фантики. Девушки раздали всем детям по большому липкому конусу сахарной ваты. Я пожалел, что в этом мире нет красок, иначе смог бы любоваться тем, какая она розовая. Потом появилось множество лилипутов. Они несли лотки, висящие у них на шеях, а на этих лотах лежали яблочные леденцы, с палочками, торчащими кверху, с плоскими макушками, утопленными в карамельной патоке. Потом вышли клоуны (само собой, подручные великого Бозо, блистающего в парике с торчащими волосами в милю длиной, в огромных башмаках и гриме как у сумасшедшего). Они тащили шаткие башни коробок «Крекеров Джека»! Ловко, действуя одновременно, клоуны-слуги ухитрились раздать свои бесчисленные коробки, и каждому ребенку досталась отдельная порция.
Сжав сладкую вату в одной руке, засунув леденец в рот, я вскрыл свою коробку с крекерами. Внутри обнаружился приз – книжка-раскладушка. Засунув фунтик с сахарной ватой под мышку, я стал переворачивать страницы книги. Там на фоне звездного неба великан прыгал с планеты на планету, словно это были камни, уложенные через реку. Класс!
Мордочки у всех детей, включая и меня, уже были перемазаны. Мы бросались друг в друга «Крекерами Джека», а музыка совсем обезумела! Когда веселье готово было перейти все границы, Бозо махнул рукой, и музыка смолкла.
– Всем весело? – спросил он.
Мы без слов орали в ответ, пока не заболело горло.
– Отлично! Теперь проведем маленький конкурс, а победителю достанется приз. Кто хочет участвовать?
Все до единой липкие ручонки взлетели вверх – и моя тоже. Бозо начал выбирать участников.
– Ты, вот ты и ты...
Меня выбрали. Меня выбрали! Симпатичные цирковые дамы забрали у меня мое угощение и выдали влажную салфетку, чтобы я утерся. Я торопливо привел себя в порядок и метнулся на середину арены.
Как раз прикатили игровую будку. Вперед были нацелены четыре игрушечных ружья. Внутри находились барельефные лица клоунов с открытыми ртами. Со лба у каждого из них свисал сдутый воздушный шарик.
– Итак, ребята! Вы знаете, что делать! Занимайте места!
Я присел на корточки рядом с ружьем (другие остались стоять) и пригляделся ко рту своего клоуна. Веснушчатый мальчишка рядом всадил локоть мне в бок. Я показал ему язык и сосредоточился на цели.
– Целься, готовься – пли!
Из дул брызнула вода, и шарики начали наполняться.
Я выигрывал, выигрывал!
Потом кто-то дал мне пинка под зад! Дернул за штаны вверх, и те врезались мне в пах! Струя из моего ружья ушла в сторону, и шарик того мальчишки, который пихнул меня до начала соревнования, внезапно стал больше других!
Ох! Я страшно разозлился! Мне захотелось плакать и одновременно двинуть кого-нибудь. Я обернулся, чтобы увидеть своего мучителя.
Это была гнилая старуха Мунчайлд!
114
Бравурная музыка из ореховой галереи
– Исуси-мисуси, Муни! Ты что, сдурела! – заорал я. – Видишь, из-за тебя я проиграл!
Бозо уже вручал приз победителю: сверкающий велосипед Рэйли, с пластиковыми висюльками, болтающимися на ручках, с механическим звонком и фонарем на батарейках.
Мунчайлд облизнула губы, словно они у нее потрескались.
– Ох, мне ужасно жаль, Пол. Позволь, я все исправлю...
После чего засунула руку мне в штаны и принялась щупать в моих трусах!
– Катись отсюда ко всем чертям!
Я вывернулся от нее, покраснев до корней волос.
– На нас же смотрят, ради бога...
– Пусть смотрят, – ответила Мунчайлд. – От этого только слаще...
Я попытался урезонить ее:
– Послушай, Мун, я всегда считал, что ты ученая девушка, типа мистера Пибоди. Почему бы тебе не присесть где-нибудь в уголке с карандашом и бумагой и не заняться геометрией... ну или чем-нибудь еще?
Мун принялась обеими руками поглаживать мой накачанный бицепс.
– Если у тебя есть карандаш, мой милый, то у меня есть точилка...
Я стряхнул ее руки. Потом что-то привлекло мое внимание. Это был наш сын, Диггер. За то короткое время, что минуло с тех пор, как мы покинули мир Шелдрейка, у него отросли волосы и закурчавилась борода. Он стал здорово похож на Иисуса Уоррена Столлмана. А тот факт, что он проповедовал детям, которые окружили его и таскали за одежду, только прибавлял ему иконописности.
Теперь и Бозо заметил, что конкурент пытается выбить его шоу из намеченной колеи. Он рявкнул на Диггера:
– Эй, приятель, что за дела? То, что ты увидел балаган под навесом, совсем не означает, что надо немедленно спасать находящиеся в нем души!
Мунчайлд разрывалась между скандалом с Диггером и желанием приставать ко мне. В конце концов порыв встать на защиту сына победил. Она подошла к Бозо и наступила на его огромный башмак, так что тому пришлось обратить на нее внимание.
– Эх, мистер Клоун! Я так хотела с вами познакомиться! Мне всегда казалось, что мужчины с лысинами из резиновых шапочек – самые сексуальные!
– Эй, сестричка, отцепись...
Святые угодники! Парень с тем же успехом мог попробовать перестать невинно шутить на арене.
Я бросился прочь.
Когда шапито скрылся из виду, я остановился и с опаской присел возле пустой холщовой стены. Потом закрыл глаза и попытался прикинуть, куда отправиться дальше.
– Что случилось, Пол? Тебя все достало?
Я открыл глаза. Это был Худи-Дуди. Он был один, ковбоя Боба рядом не было.
Ниточки Худи, как я успел заметить, уходили вверх, вверх, далеко вверх, куда-то прямо к вершине холщового экрана.
– Что ж, Худи, в общем – да...
– Может быть, веселая песенка развеет твою печаль? Мне это всегда помогало!
– Хорошо, давай попробуем...
Глаза Худи закрылись, и он поднял руку к подбородку, видимо что-то обдумывая. Потом сказал:
– Как насчет вот этой мелодии? – Марионетка стала напевать себе под нос что-то знакомое. – Это одна из моих любимых песен!
