– Стой! – Гриффин, едва не потеряв равновесие, вцепился пальцами в запястье Спенсера. – Куда ты? – проследив направление его взгляда, доктор заметил красивую темноволосую женщину с великолепной фигурой.
Тёмно-вишнёвое платье из натуральной замши подчёркивало нереальное совершенство линий тела, а, когда незнакомка повернулась за бокалом шампанского, обрисовало контур великолепной груди. Льюис удивился стоимости и сложности комплекса операций и генной терапии, необходимой для поддержания такой телесной красоты. Либо – наноимплантации, что автоматически выводило их обладательницу в тысячу самых богатых людей этой планеты.
– Жди здесь, – Спенсер осторожно разжал пальцы доктора, и, словно по тонкой ниточке, направился прямо к женщине, которая сейчас удалялась в направлении помещений санитарно-гигиенического комплекса. – Я вернусь буквально через пару минут.
– Спенс! – Гриффин привстал со стула, уронив его. – Да куда же ты, дурень…
– У меня встреча с одной тайной, – загадочно ответил агент, ускоряя шаг.
– Да подожди ты, – зашипел Гриффин, пытаясь удержать агента, – мне тебе надо кое-что сказать. Я тут встретил одного человека…
Спенсер одним лёгким движением стряхнул с себя руку доктора, бросив что-то резкое через плечо, и удалился прочь, вслед за эффектной темноволосой женщиной.
– Спенсер, мать твою! – в отчаянии крикнул Льюис, но его спутник уже слился с толпой гостей. – Ну и пошёл ты, псина тупая, – зло сказал доктор, намереваясь уйти прочь. В этот момент кто-то мягко тронул его за рукав рубашки, обращая на себя внимание. Льюис развернулся, чтобы дать нелицеприятную отповедь очередному наглому журналисту или тупой поклоннице, но осёкся. На него спокойно смотрел тот самый блондин, которого он видел в толпе.
– Доктор Гриффин, прошу вас, нам надо поговорить, – обратился он к Льюису. И вот теперь он узнал его голос. Патрик Вуниш, инквизитор военного Корпуса субсектора Малидакана, возглавлявший операцию по задержанию Гриффина на одноимённой планете. Льюис осознал и то, что за наплечник был в руках Патрика.
В тот самый момент, когда Спенсер, закрытый в автохирурге, активировал звуковые и энергетические пушки на крыше клиники, Вуниш сумел уцелеть благодаря броне, счастливым обладателем которой являлся тогда только он из всего отряда злых и агрессивных военных патрульных.
Льюис хотел было отшить инквизитора, попытаться удрать, скрыться, но передумал. Идти ему было некуда, инструменты и приборы остались на «Александрийской Рулетке», Спенсер просто бросил его, променяв на какую-то миловидную тупую бабу.
– Хорошо, – легко пожал плечами Льюис. – Почему бы и нет? Раз уж вы так настаиваете, что даже сувениры с последней встречи храните.
Патрик не сдержал искренней улыбки.
– Может, это покажется странным, – сказал он, – но мне бы не хотелось, чтобы меня видели рядом с вами.
Гриффин удивлённо присвистнул. Они вышли через чёрный ход и остановились в тёмном переулке за рядами мусорных контейнеров. Ароматы тлена и безысходности сбивали с ног всякого, кто рискнул бы здесь оказаться, но ни Патрика, ни Льюиса это не волновало. Эти двое в своей жизни сталкивались и не с такими запахами. Вонь заживо разлагающегося тела или запахи испражнений, рвотных масс или застарелого пота трудно было переоценить или вычеркнуть из памяти и тому, и другому переговорщику.
– Мог бы просто арестовать, – пожал плечами Льюис, всё ещё кипящий от злости на Спенсера и его легкомысленность. – Или пристрелить.
Патрик отрицательно покачал головой и протянул доктору пачку хороших сигарет. Гриффин взял одну, чиркнул своей зажигалкой и закурил. Сигаретный дым отлично отбивал остальные запахи. Во всяком случае, делал их менее тошнотворными и резкими. Инквизитор тоже закурил, выпуская колечки густого терпкого дыма вишнёвого табака.
– Ты же не убивал Вандершанца, – утвердительно сказал Патрик, не глядя на Гриффина. – Да и транспорт не сбивали твои мнимые сообщники. Ты один. Один был, один и остаёшься, Льюис.
Гриффин скрипнул зубами. Слова инквизитора просто провоцировали его сказать очередную резкость или хотя бы сделать вид, что Льюису всё равно. Но недавний поступок Спенсера не давал доктору уверенности в своей правоте, и он промолчал, спокойно разглядывая Вуниша.
– Вряд ли человек, способный на перечисленные обвинения, станет беспокоиться о том, выживут ли какие-то там люди из группы захвата. Ты бы не стал пытаться убедить меня отвести моих людей тогда, у клиники, если бы являлся просто маньяком, съехавшим с катушек. Подумаешь, одной жертвой больше, одной меньше…
– Ты сейчас ко мне так подмазаться пытаешься? – холодно усмехнулся Льюис, глубоко затягиваясь вишневым табаком. – Можешь даже не пытаться. На лесть не ведусь уже давно.
– С тех пор, как покинул Корпорацию? – с едва уловимым нажимом произнёс Патрик. Льюис согласно кивнул, и только потом осознал, что подчинился, расслабился и впустил в мысли этого странного инквизитора. Гриффин попытался собраться, выстроить новую стену непроницаемости и безразличия, на которых строилась его неуязвимая защита, но передумал.
«А на кой хрен? – спросил он сам себя. – Если меня ради первой же попавшейся бабы кинули, чем я лучше должен быть?»
– Ладно, что тебе надо, инквизитор? Арест, как я понял, не предполагается, убийство у помойки тоже. Не покурить же ты меня за школу позвал, пока мамка не видит.
Льюис смотрел на невысокого худощавого инквизитора и обдумывал, хватит ли у него самого сил справиться с этим человеком в случае чего-то непредвиденного. С одной стороны, Гриффин был в той же весовой категории, что и Вуниш, только выше его на полголовы, что, в общем-то, было несущественным. С другой стороны, вряд ли Патрик был весь такой тонкий и ломкий, раз уж до сих пор состоял на службе Корпуса в должности инквизитора.
Вуниш молча вытащил из внутреннего кармана медальон со стилизованной буквой «I» и спросил:
– Знаешь человека по имени Кловис?
Гриффин отступил на шаг, побледнел и начал озираться по сторонам. Зрачки доктора расширились, взгляд стал странным, будто Льюис смотрел внутрь себя, в свою память. Покачивающийся на цепочке медальон едва уловимо поблёскивал, отражая свет далёких звёзд, как метроном, успокаивая и настраивая на…
Льюис вцепился в свою голову руками, едва не вырвав клок волос, и сдавленно застонал, сгибаясь пополам.
– Убери… – прохрипел он, – убери это…
Патрик непонимающе взглянул на Льюиса, но медальон спрятал. Гриффин резко отвернулся, бросаясь в сторону и скрываясь за одним из контейнеров. Патрик хотел последовать за ним, но услышал характерные звуки опорожнения желудка и остался на месте, закурив вторую сигарету.
Через пару минут Гриффин вернулся. Всклокоченный, бледный и злой, как чёрт.
– Я не знал, – спокойно объяснил инквизитор. И Гриффин, открывший рот для отповеди в его сторону, медленно кивнул. Он понял, что Патрик действительно не знал, какой эффект произведёт его, казалось бы, игрушечная бляха на доктора.
– Закурить дай, – ворчливо попросил доктор. Вуниш молча протянул ему пачку сигарет.
– А что случилось? – решился спросить Патрик. Доктор тяжело вздохнул, пару раз глубоко затянулся табаком, отправил щелчком пальцев недокуренную сигарету прочь и сказал:
– Да так, вспомнил кое-что… ты мне расскажешь, чего позвал или так и будем тут мусором дышать?
Патрик рассказал всё, до чего додумался накануне. Льюис никак не проявлял своей реакции, ни подтверждая, ни опровергая слов Вуниша, а над некоторыми выводами, вроде того, что Корпорация могла бы и раньше его побеспокоить, казалось, серьёзно задумался.
Спенсер двигался, то ускоряя, то замедляя шаг, за женщиной в тёмно-вишнёвой замше. Что творилось в его голове в этот момент, было сложно передать. Воспоминания теснились и прыгали, подобно стае сбесившихся котолаков, и агент безуспешно пытался успокоиться. Всплывали подробности инцидента в той Параллели, где он прожил так долго, что даже сделал попытку завязать какие-то отношения. «Любовь ли это была? Возможно, что и любовь… – думал Спенсер, ощущая, как в его ногах вспыхивают отголоски той боли, что терзала его месяцами. К счастью, психосоматику ему сейчас удалось подавить сразу. – Гнилая, простая, искорёженная любовь изгоя и местной наивной дурочки».
На самом деле – и агент понимал это – уничижительные слова, прозвучавшие в его сознании, принадлежали Спенсеру тогдашнему. Сейчас, растеряв большую часть своей вальяжности и ощущения собственной значимости, агент понимал: очень часто в прошлом он совершал ошибки. Причём, не понимая неправильности своих решений, и не делая выводов из них. Тот же случай с Тайной… Сейчас он бы поступил по-другому. И чувства, которые в тот момент управляли им, в настоящее время казались… неправильными, что ли. Ведь можно было…
