не заплакала. И Гриша сказал ей спокойно, аккуратно подбирая слова:
– Там только то, что мне необходимо знать для моей профессиональной деятельности. Ясно?
Лина кивнула: «ясно».
– Солнышко, – он потянулся к ней, взял ее ладони в свои, – не переживай ты так. Ничего со мной страшного не случится, ну? Код ведь вживляется в некодирующие части генома. Да, иногда случаются ошибки и, в общем, неприятности. Иногда затрагиваются какие-то регуляторные последовательности, сбивается секреция чего-нибудь, но в конечном итоге…
Он замер, улыбнулся, посмотрел в ее темные маленькие глаза:
– Но в конечном итоге все это не так уж и страшно. Это – так, цена поистине огромному, бесконечному и бесконечно важному знанию. Я ведь прежде всего работник науки, а не ЗАСЛОНа или кого угодно другого… В общем, все будет хорошо. Веришь мне?
Лина кивнула: «верю».
– Но ты все-таки не говори так. У тебя очень хорошая работа. Это как-то… неправильно.
Гриша пожал плечами: «может быть». Высвободил ее руки из своих, нежно хлопнул Лину по плечу, кивнул головой в сторону спальни: «пойдем?».
– Но мы же только что поели, – сказала Лина.
– Тогда можем в «плойку» поиграть. Конечно, дремучая древность и все же увлекательно, а?
Она улыбнулась в предвкушении, но:
– А как же твои глаза?..
Он отмахнулся:
– Да ничего не будет с моими глазами, не волнуйся ты так. Ну, идем?
– Идем.
Гриша вошел в комнату первым, щелкнул гирляндой: она тянулась по потолку и одной из стен. Дешевле чем люстра, да и «это очень стильно», как говорила Лина. Он выдернул шнур от монитора из процессора, подключил его к игровой приставке, щелкнул круглой кнопкой на ней. Та натужно загудела, но все же выдала на экран знакомую заставку и предупреждение о возможном эпитепто-триггере. Лина уже расстелила матрас-футон, достала геймпады из шкафа и стала переодеваться. Сняла фартук, плотные уличные колготки, форменное платье, накинула огромную шуршащую футболку. Она была похожа на дерево: мятый шар кроны, неровный ствол ног.
Гриша сел на матрас, и она упала рядом с ним, скрестила по-турецки ноги, положила голову ему на плечо. Она была красива, хотя уже не молода: когда-то ее кожа была ровной и из-за смуглости всегда казалась загорелой, а сейчас даже эта смуглость, казалось, выцвела. Побледнела. И тем четче и явственнее проступали желтые и совсем свежие синяки на ее бедрах.
– Может, ты найдешь какую-нибудь другую работу, а, Лин?
И этот разговор начинался не первый раз и, пожалуй, закончится ничем. И все-таки Гриша чувствовал, что должен его снова начать.
Она пожала плечами, взяла геймпад, тот отозвался легкой вибрацией.
– Зачем? У меня хорошая работа. Конечно, не без специфики, но она мне нравится.
И он тоже взял геймпад, и тот тоже ответил вибрацией.
– Ты официантка, Лин. Понимаешь… раньше это, может, было и не так заметно, но теперь почти отовсюду же исчезли живые официанты. Электронные справляются даже лучше, а такие как ты все больше некая «экзотика для извращенцев»… или для просто странноватых людей. Это уже не особо безопасно, знаешь ли, и эти синяки…
– Эти синяки, чтоб ты знал, случайность. Я очень легко травмируюсь из-за ничего, – спокойно ответила она. Нажала на кнопку по центру, несколько раз – на кнопку с крестом: «игрок идентифицирован». – И мне, повторюсь, нравится моя работа. Мне нравится общаться с людьми и… как сказать-то… я чувствую, что полезна. Я устаю, и я люблю эту усталость. Да и я же не в борделе работаю, это хорошее место, в общем… среди нас не я, а ты переживаешь по каким-то несуществующим поводам.
– Ладно, как скажешь, – у него не было ни настроения, ни желания с ней спорить. Наверное, так и впрямь лучше для нее.
Он тоже присоединился к игре, они выбрали персонажей: Лина, как всегда, играла за тряпичную девочку, а Гриша, тоже как всегда, играл за глиняного человечка. Игра была старой, они проходили ее много раз, и все-таки им не надоедало.
Вдруг Гриша вскочил на ноги, сказал:
– Подожди. Я забыл покормить Бенджамина.
Он рывком выдвинул ящик стола, тот, что был с просверленными в нем дырочками для воздуха, достал из него и поставил на стол клетку. Белая мышка в ней сидела смирно, смотрела на него. Он щелкнул по решетке пальцем, мышка с опозданием в три секунды дёрнула головой и отбежала на другой конец клетки: между ее шерстью мелькнули хирургические швы и что-то металлическое. Гриша облегченно выдохнул:
– Жив, мой Бенджамин.
Налил в автоматическую поилку воды, досыпал корма в и без того почти полную кормушку… И еще раз щелкнул по клетке, но с другой стороны: Бенджамин снова отбежал, остановился и установился на него.
Гриша сказал:
– Спокойной ночи, Бенджамин, – и убрал клетку снова в стол.
– Он очень долго для мыши у нас живет, – сказала Лина. – С ним все… нормально?
– Вполне.
Гриша снова опустился на матрас рядом с ней. Продолжил:
– Он и впрямь живет долго. Знаешь, эти пластины у него… ну, я о них уже рассказывал, кажется.
– Кажется. Ты говорил, что они обеспечивают локальное замедление времени, да?
– Вроде того. По крайней мере он пережил всех мышей из контрольной группы, хотя с точки зрения его сердца, печени, почек и кишечника он куда моложе их всех… Но давай уже играть, а?
– Давай, – согласилась Лина.
Они бежали через пыльные чердаки и залитые солнцем поляны, что-то ломали, что-то строили, отбивались от белок, оживших молотков и ос…
– Знаешь, – вдруг сказал Гриша. – Я думаю о том, чтобы и мне, ну… перестать стареть. Точнее, почти перестать.
– Что ты… – начала Лина, но он ее перебил:
– Я чувствую, что мне осталось недолго. Может, если бы все сложилось иначе, я мог бы прожить еще несколько десятков лет, но сейчас… вряд ли. У меня мало времени, да и я все равно думал, что к этому все и придет. Что думаешь?
Лина уставилась в экран, поводила своего персонажа влево, вправо, вперед…
– Я думаю, что меня пугают твои слова.
– Ясно.
Больше они к этой теме не возвращались. По крайней мере тем вечером.
И уже перед сном, когда Лина свернулась эмбрионом и прижала свои колени и лоб к его животу, она тихо сказала:
– Я люблю тебя.
– И я тебя, – ответил Гриша.
– О, я кого вижу, Geleisha! Выглядишь плохо.
– Много работы, – ответил Гриша, улыбнулся во все свои серо-синие зубы и вернулся к чертежу.
Ли-шуй кивнул и щёлкнул пальцем по пластиковой перегородке: перегородка помутнела и приглушила звуки. Он
