многие месяцы до, одним из них был Гриша. Он себя не узнавал: подправленные ретушью кожа и волосы, отбеленные зубы, доведенный до резкости взгляд…
«Хотел бы я быть таким Гришей,» – в который раз подумал он.
Но он был таким, каким был. Прошлого не вернуть.
– Я хотел бы быть вон там, как ты, – сказал Ли, указав своей сильной сухой рукой в сторону к экрана. – Но не каждой птице дарован высокий полет.
– Самокритично.
Гриша улыбнулся не размыкая губ: здесь, рядом с несуществующим, но лучшим собой, он стеснялся своей эмали и десен.
Глупо, конечно. Но как есть.
В конце рабочего дня, после очередных экспресс-испытаний, Григорий В. зашел на склад, перекинулся парой слов и сунул в карман два или три образца одной из версий квантово-туннельного композита [КТК] – нужной проницаемости и мощности, чтобы без особых затрат можно было обеспечить диффузно-резонансное увеличение массы. Он брал похожий, когда собирал локальный замедлитель для Бенджамина, но совсем другое дело – для себя…
Ему оставалось совсем немного.
Лифт снова не работал, так что Гриша пошел по лестнице. В воздухе взвесью плыла пыль, стояла духота, запах сигарет, бензина и каких-то отходов. Запахи менялись от пролета к пролету, но к верхним этажам, начиная с двадцать третьего, стали невыносимо густыми, от них у Гриши болела голова, его тошнило.
Такое распределение объяснялось просто: чем выше квартира, тем она дешевле. Но спасали балконы, на которых можно было глотнуть теплого и все-таки свежего уличного воздуха, отдышаться как следует и только потом – продолжать идти.
Наконец, ключ – магнитный замок – старая металлическая дверь – еще один ключ – еще один замок…
В-аренду-квартира встречала Гришу темнотой и тишью. Спокойствием. Он устало опустился на обтянутый искусственной кожей пуфик у входа:
– Привет, дом.
Нашарил в кармане куртки три мотка чего-то, напоминавшего упругую, тяжелую ленту: КТК. Они самые. Все еще с ним. Гриша аккуратно сжал их пальцами, провел ногтем по шершавому, в металлической защите краю…
От них было радостно и вместе с тем тревожно. Он стянул правый ботинок носком левого, а левый – рукой, бросил их в угол и прошел в комнату, босыми ногами собирая пыль. Остановился напротив кровати, резко выдохнул, уцепился за край и с натугой, краснея от усилий потянул ее на себя, сдвинул на треть метра… За изголовьем в стене была маленькая, заклеенная обоями дверь. Ее не было, когда они с Линой только заехали в эту квартиру, но еще тогда Гриша понял, что вот эта стенка – полая, из гипсокартона, а это можно как-то использовать. И он использовал: благо, руки у него росли из нужного места.
Он достал из кармана связку ключей, вставил один из них в маленький навесной замок, провернул его… Внутри были пакеты из полиэтилентерефталата, плотные и прозрачные, а внутри них, бережно укрытые пузырчатой пленкой, детальки, модели «локального замедлителя» разной степени успешности (на некоторых осталась мышиная кровь) и отдельно – порядка десятка неоконченных моделей побольше. Для него самого. Еще были паяльники, резцы, лупа на штативе…
Кустарно все это, конечно, но тем не менее.
Гриша достал пару пакетов, аккуратно, боком вышел из проема между кроватью и стеной, предплечьем отодвинул на задний край стола клавиатуру, стряхнул пыль…
– Осталось совсем немного, – сказал Гриша и закрыл глаза: он не знал ни одной молитвы, а потому мог теперь только молчать.
Вдохнул, выдохнул. Что ж.
Он спокойно и привычно достал клеенку, банку спирта, ватку, вытащил моток КТК из куртки, кинул саму куртку на спинку кресла, снял с груди и живота остальную одежду, слой за слоем, тоже кинул, достал ампулы местной и спинальной анастезии, шприцы, так знакомую ему упаковку иммунодепресанта и канцелярским ножом срезал верхнюю часть одного из пакетов. Каждый из ЛЗВ [локальных замедлителей времени] был почти окончен, оставался только самый верхний, подводящий энергию и замыкающий контур слой. Конечно, им мог быть только КТК…
Устройство ЛЗВ, или, как ее ласково называл Гриша, «лазавы», было нетривиально и все же сейчас казалось ему не таким уж и сложным, даже примитивным. Несколько слоев обводки собирают энергию из «атомных батареек», – когда-то Грише стоило немалых трудов и денег договориться об их «списании», – разгоняют носители заряда создающимся резонансным потоком, вся эта история происходит в толще контура, контур – коконом «обнимает» объект, целевой для гравитационно-временного искажения, потом – E=mc^2, как завещал дедушка Эйнштейн…
Так просто. Бинго. Это было сложно и не особо надежно в практической реализации, в конце концов, не один десяток и даже не одна сотня мышей умерла от Гришиных манипуляций, не пережив или скачки напряжений, или даже иммунный ответ… Но в конечном итоге Бенджамин выжил, ведь так?..
И вдруг он вспомнил: Бенджамин.
Гриша вытащил его клетку и его из клетки, взял на руки, нежно прижимая к своей впалой, в редких седых волосах груди… Мышка была привычно теплой, хотя и холоднее, чем предыдущие мыши: кровь все-таки текла медленнее. Гриша погладил маленькую, с умными глазами-бусинками голову Бенджамина, прижал его тельце к уху: сердце билось примерно каждую секунду. Раз и, два и, три и…
Примерно в десять раз ниже нормы. Этого было ужасно мало для нормальной мыши, но Бенджамин давно не был «нормальной» мышью. Он был мышью почти вечной. Конечно, в мышиных представлениях: ему отведено лет пять-десять, не больше… но ведь обычной мыши отведен всего год. Все-таки пять лет – приличный срок. Значительный срок. Гриша был согласен и на процентно меньшее: ему еще бы лет десять, может, пятьдесят или пару сотен.
Он вернул Бенджамина в клетку, посмотрел на часы: через десять часов должна была вернуться Лина. У нее сегодня ночная смена.
Гриша нажал кнопку «вкл» на процессоре, вбил пароль, вывел сборочный чертеж на экран, – он когда-то сделал его на этом же компьютере, – вынул из пакета маленькие, со спичечный коробок рабочие модули, разложил их на расстоянии в ладонь друг от друга и стал педантично проверять комплектацию и целостность частей, дезинфицировал…
Когда он закончил с интеграцией внешнего слоя КТК (тот встал в тонкие пазы по периметру модуля), до прихода Лины оставалось чуть меньше шести часов. А его охватило странное беспокойство, во рту пересохло, судорогой свело кисть…
Он укусил себя за руку. Судорога прошла.
«Нет поводов откладывать, сегодня или никогда,» – подумал Гриша, растер себе спину спиртом, открыл шприц и отломил наконечник ампулы.
Желудок.
Сердце.
Печень.
Мозг.
На первый раз этого хватит – так он
