сородичи не используют усовершенствования типа метамозга, не позволяют загружать себя в Тюрьмы «Дилемма», не убивают гоголов из гостганов, встроенных в руки, или лазерами с орбиты. Разве не так? Или они превращают себя в целые армии, а потом обрекают на смерть другие свои сущности? Пойми, ты давно переступила черту, мы оба это сделали, и обратной дороги нет.
– Жан ле Фламбер так не сказал бы, – говорит Миели.
– Возможно, я и не Жан ле Фламбер. – Вор обеими руками закрывает лицо. – Послушай, ставки очень высоки. Пеллегрини это необходимо. И это единственный выход для нас обоих. Это ещё не всё. Я кое-что увидел в Ларце, до того как ты его сломала. И если это правда, то сама Система окажется на грани гибели, когда Чен получит желаемое.
– Наверное, лучше было бы не дожить до этого, – отвечает Миели.
А потом рядом с вором появляется белая фигура Пеллегрини.
– Немедленно прекрати этот спор, Миели. Мы продолжаем следовать плану Жана. Ты забыла, что бывает, когда ты отказываешься мне повиноваться?
Она поднимает руку, и кольцо на пальце сверкает холодным светом.
Миели закрывает глаза.
Вот почему мне пришлось умирать тысячу раз. Чтобы оставаться здесь и ничего не бояться.
– Теперь я вижу, что вы оба собой представляете, – шепчет она. – Вы одинаковые. И никогда не изменитесь. Если вы изменитесь, то умрёте. И вы всегда будете бояться Человека Тьмы.
Миели чувствует, как Пеллегрини проникает в её разум, и ноги слабеют.
– Прости, «Перхонен», – произносит она.
А потом исполняет фрагмент песни, сотворившей корабль, последнюю ноту, мелодию гибели. Механизмы «Перхонен» подчиняются, и по всей Системе распространяется крик.
Жан ле Фламбер здесь.
Миели видит, как Пеллегрини освобождает вора от оков и пытается скрыться. А вор бледен и смотрит на неё со слезами на глазах.
Нападает Охотник. Лучи света пронзают «Перхонен». Существа-клинки повсюду. Один из них зависает перед Миели, его острое лезвие как последняя нота её песни.
И ты прости меня, Миели, говорит «Перхонен». Я всегда любила тебя сильнее, чем она.
Электромагнитное поле корабля подхватывает Миели. От ускорения перед глазами вспыхивает чёрный свет. А потом её целует Человек Тьмы.
Все ограничения сняты, но уже поздно. На этот раз Охотник действует быстро и жёстко. Я вижу, как исчезает Миели, и ощущаю странное облегчение. А потом все мои мысли заняты только тем, чтобы не сгореть заживо.
Вытащи нас отсюда и обретёшь свободу, шепчет Пеллегрини.
«Перхонен»!
Сгори, мерзавец.
Атмосфера. Охотник не может сопротивляться дикому коду.
И мы тоже не можем.
Давай воспользуемся хоть маленьким шансом. Пожалуйста.
Корабль запускает двигатели на антиматерии. Мы несёмся вниз, к голубому шару, окружённые роем охотников. Я вижу облака, моря и континенты, а белые искры разрывают меня, отсекая клетку за клеткой, атом за атомом…
28
Принц и зеркало
– И вот так я попался в последний раз, – подытоживает вор.
Он лежит навзничь на песке, а небо вира сна полно видений: Земля, объятая белым пламенем, вокруг неё разорванный Ковш, и губерния сверкает, словно огромный алмазный глаз.
– Охотник напал, и вот я здесь. – Он оглядывается на Матчека. – Знаешь, всё это я должен был рассказать другому Матчеку в аль-Джанна. А ты можешь сбросить эту дурацкую маску. Как бы ты ни старался выглядеть невинным, это не поможет заставить камень Каминари признать тебя.
– Невинность устраивает меня, – отвечает Матчек. – И это хорошее оправдание, чтобы просмотреть мой Каталог. А твоя история была великолепной попыткой проникнуть в мой разум. Только, к сожалению, у меня очень хорошая метасущность, которая всё время ищет любые признаки возвращения ле Фламбера.
– Нежелание Каминари тебя признать, вероятно, нанесло немалый урон твоему эго, – говорит вор. – У зоку есть свои странности, но они многого добились в области экстраполяции желаний. Подсчитывают, как твои желания могут отразиться на всех зоку. Полагаю, ни один из твоих гоголов не сталкивался с подобными критериями.
– Посмотрим, – отзывается Матчек.
К ним усталой походкой приближается пожилая женщина. Её постаревшее лицо покрыто морщинами, но в глазах светится гордость.
– Матчек, злорадство тебе не к лицу, – замечает она и осторожно усаживается на песок. – Ты так осторожен: вир внутри вира, внутри вира. Тем не менее существа, которых называют Аун, могут доставить тебе проблемы.
– Когда дело доходит до Ауна, у меня имеются определённые преимущества, – заявляет Матчек.
Он хмурится. Что бы он ни говорил вору, состояние молодой-старый ему ненавистно: он должен быть готов в любой момент отдать приказы прочим своим сущностям, заполняющим губернию. В конце концов, он же Прайм…
– Есть объяснение тому, что техника Соборности уязвима перед Ауном, – говорит он. – Дело в историях. Сянь-ку этого так и не поняли. Аун внедряет их в мозги гоголов. Мысли – их природная среда обитания.
– Как ты об этом узнал? – спрашивает вор.
– Я же сам их создал. По крайней мере, освободил. Но они никогда не проявляли должной благодарности. Как Драконы, у которых нет ни самосознания, ни морали. Как вам нравится идея запустить их на Землю, чтобы они поглотили ранние творения?
Матчек смеётся. Его другие сущности показывают изображения с Земли. Ощущение такое, словно он только что пнул муравейник: удовольствие, смешанное с чувством вины, но оттого ещё более острое.
Жозефина с ужасом поворачивается к нему:
– Ты послал на землю Драконов. Они уничтожат всё. Ничего не останется.
– Они доставят мне мою прежнюю сущность. Прочих, если им хочется, могут оставить себе.
Вор просеивает песок сквозь пальцы.
– Знаешь, Матчек, мне любопытно: что же именно превратило тебя в такого мерзавца? В Париже ты мне так и не ответил.
– Ты всё ещё пытаешься добраться до моего Кода Основателя, Жан? – усмехается Матчек. – Могу тебя заверить, это будет нелегко.
– Нет, мне в самом деле интересно. Я рассказал тебе историю. Может, и ты нас немного развлечёшь? Миели, кажется, очень понравился прежний ты. Я хотел бы знать, что произошло потом.
– Смерть, – отвечает Матчек. – Меня разозлила смерть.
Он приказывает своему виру воплотить слова в реальность. Почему нет? У него в запасе всё время мира.
ИСТОРИЯ О МАЛЕНЬКОМ МАТЧЕКЕ И СМЕРТИ
Мать решает взять двадцатиминутный перерыв как раз в тот момент, когда Матчек пытается сфабриковать ногу для своего воображаемого друга.
Ему нравится играть в садике на крыше. Верхушки высоких зданий за стеклянными стенами напоминают о лесе. Иногда ему разрешают погулять в парке под охраной дронов, но это совсем другое. Сад на крыше – лучшее место для игр с друзьями. Когда они соглашаются поиграть.
Кракену из света не нравится, как выглядит прозрачная конечность, вышедшая из-под загнутого клюва фабрикатора, и он выражает своё недовольство, злобно отплясывая в воздухе и размахивая мерцающими щупальцами, словно ветряная мельница.
– Прекрати! – сердито кричит на него Матчек. – Или у тебя совсем не будет тела.
Кракен с неодобрением смотрит на него чернильными точками глаз. Он самый старший из друзей Матчека, и, конечно, справедливо, что он первым должен получить тело. Но своей очереди дожидаются и другие: Принцесса-трубочист, Зелёный Солдат
