но стоявшая между ними Раисмихална выбросила вперёд руку.
— Она просила роман с ней изобразить, чтобы мальчишка приревновал, — пояснила она.
— Замолчите! — угрожающе глянула на Раисмихалну Тэлли.
— А девство своё в качестве оплаты предлагала, — закончила та. — Я своими ушами слышала.
В воцарившейся тишине Тэлли не покраснела даже — позеленела.
— Какое право вы… — начала она шипящим шёпотом, но осеклась. — Я ненавижу вас! Вас всех, — она окинула колючим взглядом Хиддена, Сагу и остановилась на Раисмихалне, — а вас — в особенности!
— То есть дрянцо творишь ты, а ненавидишь потом меня? — невозмутимо хмыкнула Раисмихална. — Удобно, не поспоришь… Учись отвечать, девочка, раз уж обдристалась! Со всякого рано или поздно спросится.
— Тэлли, — едва слышно выдохнул Корнет, — неужели правда?
Но в поисках ответа почему-то перевёл взгляд на Хиддена и по его лицу всё понял.
— Это всё ради тебя! — жалобно протянула Тэлли, шагнув к Корнету. — Всё из-за тебя!
— Вот только не надо! — в сердцах повысил голос Корнет и поднялся на ноги — Хидден его уже не держал. — Вот только не надо делать меня виноватым ещё и в таких… гадостях! Я и так уже… — он окинул быстрым взглядом окровавленного Хиддена, безнадёжно махнул разбитой рукой и, глядя в пол, пошёл прочь.
— Да чтоб вы сдохли, Раисмихална, за ваш поганый язык! — со слезами в голосе прошептала Тэлли, проводив Корнета взглядом, и выбежала следом.
На следующий день Тэлли ждал в своём кабинете Профессор, и, едва переступив порог, она поняла: разговор будет неприятным. Профессор устал после долгого глубокого сканирования Вермута и, несмотря на то, что оно прошло успешно, был явно чем-то расстроен. Он пригласил её сесть, но Тэлли осталась стоять у дверей, и это ещё больше сгустило воцарившееся в кабинете напряжение. Профессор медленно прошёлся туда-сюда, заложив руки за спину.
— Вы знаете, да? — чуть слышно спросила Тэлли, не выдержав наэлектризованной тишины.
Профессор кивнул, избегая смотреть ей в глаза:
— Раисмихална рассказала.
— Кур-р-рва! — неслышно протянула Тэлли, почти не размыкая побелевших губ. — Кому ещё? — спросила уже громче.
— Никому. Только мне и доктору Стали, как старшим в Каланче.
— Вот ведь кур-р-рва!..
— Я очень разочарован, Тэлли! — Профессор наконец остановился и посмотрел ей в глаза. — Очень!
— Могли бы и не говорить, — непослушными губами ответила она, потупившись. — По вашему лицу и так понятно.
— Жаль, что понятно тебе стало только теперь. Подумай ты вчера, до того, как…
— Но вы же сами говорили, — с неожиданной дерзостью перебила его Тэлли, — что нужно во что бы то ни стало идти к своей цели и не позволять другим людям сбить тебя с пути!
Профессор открыл рот и на пару мгновений замер. Тэлли погасила ядовитый смешок: выглядел её обескураженный собеседник сейчас до крайности нелепо.
— Я говорил о настоящих целях, — с тихим шипением, словно закипающая вода, ответил Профессор. — О тех, ради достижения которых можно рискнуть, ради которых не жаль поступиться и собственными интересами, и чужими. Такие цели — глобальны, достигнув их, ты поменяешь многие жизни, и — если хочешь — изменишь мир! А любовные девчачьи капризы — чепуха, а не цели.
— Но достигнув своих целей, я изменю свою жизнь!
— И как тебе эти изменения? Ещё раз повторяю, — Профессор взял Тэлли за плечи, и его строгий взгляд вбуравился в её зрачки, — это капризы, а не цели! А капризы до добра не доводят. И мне очень жаль, что ты этого не понимаешь. Я считал, что ты умнее, Тэлли! Я думал, ты в состоянии отличить блажь от действительно большого дела. Я ошибся в тебе. — Профессор уронил руки и горестно склонил голову. — Мне очень жаль.
Он повернулся к Тэлли спиной и отошёл к окну, уставившись в клубящийся за стеклом туман, явно давая понять, что разговор окончен. Тэлли поджала губы и зло толкнула дверь.
В коридоре было пусто и душно. Она шла в лаборантскую, глубоко дыша, пытаясь успокоиться, но чувствовала, как нервно подрагивают пальцы, и эта мерзкая дрожь поднималась всё выше, расползалась по всему телу. В груди клокотала раскалённая злость.
— А ведь всё эта старая курва! — прошипела Тэлли, подходя к лестнице. — А ты меня не защитил! — Она ударила ладонью по перилам, и те едва слышно загудели. — Ничего не сделал, когда все они потешались надо мной вчера, когда эта карга рассказывала всё Профессору, когда он сейчас стыдил меня, будто имеет хоть какое-то представление о моих чувствах! — Тэлли ударила по перилам ещё раз. — Где ты был?! — Она вздохнула и, опустив голову, пошла вниз. — Я в тебе разочарована! Ты очень сильно меня подвёл…
— Чего ты там бубнишь? — проворчала Раисмихална, вывернув навстречу Тэлли.
Под мышкой она держала картонную коробку с какими-то бумагами, другой рукой цеплялась за перила и, прихрамывая, тяжело поднималась по ступеням. Остановившись перед Тэлли, почти на самом верху лестницы, выжидательно склонила голову набок: Тэлли тоже стояла у перил и не уступала ей дорогу. Раисмихална окинула её наигранно-осуждающим взглядом, вздохнула, собираясь её обойти, но, сделав шаг в сторону, остановилась и снисходительно протянула:
— Ла-адно тебе, чего пригорюнилась? Ну было — и было, что теперь? Назад не откатишь, а впредь умнее станешь и такой околесицы сглупа не натворишь — опыт есть.
Тэлли поджала задрожавшие губы, остекленело глядя на Раисмихалну сверху вниз.
— Да не реви ты, дурёха! Ничего непоправимого не случилось.
— Не случилось? — прошептала Тэлли, с трудом разлепив бледные губы.
— Ну, подумаешь, у мальчишек там пара синяков. На то они и мальчишки, — пожала плечами Раисмихална. — Главное — правда восстановлена. Остальное — заживёт.
— Да меня теперь по вашей милости все ненавидят! — сорвавшимся на фальцет голосом выкрикнула Тэлли. — Вы мне жизнь испортили и довольны!
— Ну, мать, это ты загну-ула! — взмахнула свободной рукой Раисмихална и поудобнее перехватила тяжёлую накренившуюся коробку. — Бывает, человека на повороте занесёт, и он в столб врежется. Негодует, расстраивается, столб этот несчастный костерит: машина помята, планы сорваны. А не этот бы столб, который так неласково его затормозил, так летел бы, как миленький, с обрыва, и свернул бы себе шею. Так вот, я как тот столб у тебя на пути. Потом ещё и спасибо скажешь, если не совсем дура.
Тэлли потемнела заплаканным лицом.
— Единственное, что я вам скажу, овца вы старая, — начала она полушёпотом, но закончила фразу уже криком: — Никогда больше не смейте вставать на моём пути! — и со всей силой и яростью толкнула Раисмихалну в грудь.
Сквозь подрагивающую перед глазами молочную пелену Тэлли видела, как рот Раисмихалны ме-е-едленно пополз уголками вниз, а подкрашенные коричневым карандашом брови — наоборот, вверх. Как неловко та взмахнула руками, словно подстреленная кряква в попытке подняться на крыло.
