— А вдруг после смерти ничего нет, и от человека остается только кучка разлагающейся плоти, пожираемой червями, — сказал Бугров. — Вы же можете дать людям возможность разобраться, понять стоит им умирать или нет.
— Вы действительно хотите, чтобы я поверил в способность людей, отобранных вашими специалистами, осуществлять научные исследования, — усмехнулся Александр.
— Александр Михайлович, вы можете и сами войти в сильный коллектив ученых нашего института. Работая в коллективе можно добиться гораздо большего. Ведь, как известно, время одиночек в науке прошло уже очень давно, еще даже до вашего рождения, — сделал неожиданное предложение Баскилович, понимая, что в коллективе его института вряд ли может прижиться такой человек, как Игнатов.
— И кому известна эта глупость? Возьмите любое настоящее открытие или изобретение, и как следует, встряхните, и вы увидите, как с них свалятся все ваши коллективы, и останется всего один человек, который высказал основополагающую идею. Ведь эту самую основополагающую идею невозможно высказать хором. А то, что время одиночек в науке прошло, придумали бездари и тупицы, чтобы им легче было присваивать чужие идеи, — снова усмехнулся Александр.
— Как, вы действительно считаете, что развитие и разработка идеи совсем не важны? Ведь бывают такие идеи, разработка которых для одного человека в принципе невозможна, — с наигранным удивлением в голосе спросил Баскилович.
— Конечно, нет. Хотя в этом смысле ваш коллектив важен точно так же, как и добросовестная уборщица, без которой весь коллектив рискует погибнуть под кучей мусора и собственного говна.
— Я, конечно, понимаю, что у Александра Михайловича время не ограничено, и он может себе позволить философствовать тут вечно, но мы себе такого, к сожалению, позволить не можем, так как рискуем просто скончаться за этими разговорами от старости, — вмешался в диалог Баскиловича и Александра Смирнов. — Надеюсь, вы настоящий гражданин и патриот своей страны? И не откажете в укреплении оборонной мощи нашего государства.
— А какое отношение к оборонной мощи может иметь мое изобретение? — искренне удивился Александр.
— Самое непосредственное. При помощи вашего изобретения мы продлим жизнь руководителям нашего государства, руководителям крупных предприятий, работающих на нужды армии, наиболее боеспособным и преданным офицерам и солдатам, а также лояльным инженерам и рабочим — оружейникам, — воодушевленно заговорил Смирнов. — Разве все это не создаст преимущества в военной сфере по сравнению с другими странами? Вы только представьте себе главнокомандующего или солдата, имеющего опыт военной службы в сто — двести лет.
— Какой кошмар. Вы только представьте себе жизнь в обществе с вечным президентом да, и надо полагать, с такими же вечными остальными начальниками в окружении подавляющего количества преданных им подчиненных? Меня же нормальные люди просто проклянут, — неподдельно ужаснулся Александр, чудовищной, по его мнению, идее Смирнова.
— Ужасно это или нет, но вы обязаны передать свое изобретение государству, — настаивал Смирнов.
— Почему это я обязан? Я, что врач? Клятву давал лечить людей и продлевать им жизнь?
— А я это вам говору вовсе не как врачу. Александр Михайлович, вы же офицер запаса. Хоть в армии и не служили, но во время обучения на военной кафедре института все же присягу приняли. Так, что как минимум вы обязаны защищать жизни своих командиров и участвовать в повышении обороноспособности страны.
— Той страны, которой я давал присягу уже не существует и очень давно. Вообще странно, что вы про нее вспомнили. Видимо действительно сильно вас подперло.
— Ну и что, что нет. Наше государство является законным правопреемником, — не унимался Смирнов.
— Вообще-то все это не имеет значение, так как никаких обязательств у меня нет ни перед государством, ни теперь вообще перед кем либо из ныне живущих.
— Александр Михайлович, как же такое может быть? Мы же только что установили, что присяга была, а значит, есть и обязательства.
— Геннадий Викторович, конечно, может. Когда у человека возникает обязательство? Только тогда, когда он его принимает добровольно или добровольно совершает некие действия, которые приводят к возникновению обязательств. Так вот, когда я принимал вашу присягу, у меня никто не спросил, а хочу ли я, ее вообще принимать? Более того, отказ от ее приема означал бы фактически отказ от службы в армии, за что полагалось бы меня посадить в тюрьму. Так, что принял я ее под принуждением, а значит, как любят говорить юристы, она ничтожна.
— Мы можем обратиться к юристам, и они объяснят вам, Александр Михайлович, что вы заблуждаетесь насчет ничтожности вашей присяги, — уже вопреки своим желаниям начал злиться Смирнов.
— Не сомневаюсь. Ведь это же ваши и вашего государства юристы, — усмехнулся Александр. — И потом объективно обосновать свою точку зрения по этому вопросу ни ваши юристы, ни я не сможем. А тогда почему я должен соглашаться с их точкой зрения?
— Значит, вы не любите свою страну и не поддерживаете законно установленную власть? — с почти ужасом и удивлением спросил Смирнов.
— Разумеется. Ведь я же не извращенец мазохист, чтобы любить плетку и человека, ею орудующего, и получать удовольствие от подобных процедур.
— Если вам так все здесь не нравиться, тогда взяли бы и выехали в другую страну.
— А зачем? Ведь в других странах все то же самое. Я родился на этой территории и в этом сообществе людей, а, значит, имею полное право проживать именно здесь. Причем независимо от того, нравлюсь я кому-то или нет. Ведь я же не требую отъезда тех граждан, которые мне не нравятся. Почему в отношении меня у кого-то должно быть больше прав?
— По праву большинства, — ответил Смирнов. — Неужели вы, столько прожив на свете, так этого и не узнали?
— Ой, Геннадий Викторович, не смешите меня. Это, кого вы называете большинством? Надо полагать тех, кто устраивает революции и всякие перевороты? Так вот, я не могу вспомнить ни одну революцию, в которой непосредственно в момент смены власти приняло активное участие хотя бы около одного процента населения.
— Хорошо, пусть не большинство. Пусть по праву людей осуществляющих так называемые властные полномочия. У вас-то властных полномочий нет. И потом вы же сами признаете, что все человеческие сообщества устроены примерно одинаково. Других нет, и возможно никогда не будет. И я не понимаю, почему вы не хотите придерживаться общепринятых правил совместного проживания в человеческих сообществах?
— Просто в настоящее время я это могу себе позволить. Ведь соблюдение правил обеспечивается вовсе не обязательствами, а насилием по отношению к тем, кто их не соблюдает.
— Ну, вот, вы, оказывается, и сами все очень хорошо понимаете. Или вы думаете, что вы неприкасаемый и силу к вам применять не будут? — зловеще ухмыльнулся Смирнов.
— Попытаться силой вынудить меня отдать вам мое изобретение вы, конечно, можете. Вот только эффективность ваших трудов, скорее всего, будет незначительной.
— С чего вы это взяли? — Смирнов жестко посмотрел на Александра. — Мы умеем обрабатывать людей. Проверять никому не рекомендую.
— Ну и, что вы можете мне сделать? Близких, кем бы я дорожил у меня нет. Пригрозите убить меня лично? Так я и сам давно уже хочу умереть.
— Если бы хотели умереть, так давно бы прекратили себя омолаживать и умерли бы, как большинство обычных людей, от старости.
— А я и не омолаживаю, — грустно вздохнул Александр. — Да видно, что-то в моем организме изменилось и теперь я не старею и не умираю.
— И давно вы прекратили себя омолаживать? — оживился Баскилович.
— Уже лет сто, не меньше.
— А в чем заключается процедура омоложения? Мы бы могли помочь вам разобраться, — с плохо скрытой надеждой в голосе спросил Баскилович.
— Исаак Абрамович, неужели вы действительно рассчитываете на то, что я вот так вот просто возьму и разболтаю вам суть моего изобретения? — снисходительно улыбнулся Баскиловичу Александр.
— Ну, мертвым вы нас совсем интересовать не будете. Кроме убийства существуют ведь и другие средства воздействия, — снова вступил в диалог Смирнов, понявший, что уловка Баскиловича не сработала.
— Пытать будете? Да? А вы не боитесь, что я вам вместо метода омоложения подсуну метод очень медленного убийства? И вы своими собственными руками уничтожите всех своих горячо любимых руководителей и преданных им солдат, — издевательски понизил голос почти до шепота Александр.
При этих словах Александра трое его гостей многозначительно переглянулись, и после небольшой паузы Смирнов сказал:
— Обойдемся без пыток.
— Другие методы в виде посадки в тюрьму и тому подобного вряд ли вас устроят. Ведь у вас нет времени. Вы не можете ждать. И кроме этого вы боитесь огласки. Боитесь, что о моем существовании узнают простые люди и заграницей.
