— Клавдия, надо испечь пирог, не просто пирог — самый лучший пирог, ведь скоро праздник, — сказала однажды утром Хлоя.
— Опять? Как у вас любят праздники. Что на этот раз?
— День рождения принца Лукаша. Все незамужние девушки в стране, принцессы и служанки, пекут пироги в день рождения принца, если принц не женат, и отправляют их во дворец. Ты ведь не замужем? — засмеялась. — Этому обычаю уже тысяча лет. Его отцу пекли пироги, его дедушке, его прадедушке, его прапрадедушке — хоть война в Менильене, хоть осень.
— И принц ест все эти пироги? Толстенькие, должно быть, у вас наследники престола.
— Нет, что ты. Какая ты смешная. Принц выбирает один на вид — и если ему понравится и его вкус, то он приглашает девушку во дворец, танцует с ней, ужинает, дает приданое. Ах, сколько ни колдовала, мой пирог ни разу не выбрали.
— А ты хотела бы?
— Конечно! Принц Лукаш такая душка.
— Ты же говоришь, он покойник почти.
— Перестань, Клавдия. Ты просто не видела его никогда.
— Не видела. А ты видела?
— Да. Мы были в городе, на ярмарке, и он тоже пришел; он простой и веселый; слез с коня и стрелял по яблокам из лука на приз.
— Выиграл?
— Конечно. Он же принц. Он попал во все яблоки, выиграл огромного игрушечного медвежонка и подарил его одной девочке…
— Не тебе?
— Не мне. Ух, как я рыдала!
— Представляю. Какой он? Какие у него глаза? Волосы? Рост? Улыбка?
— Не помню, — и Хлоя улыбнулась. — Если бы он был моим парнем, моей судьбой, я бы знала, а так — просто сияние. Понимаешь?
Клавдия кивнула, и они пошли на кухню вместе; никто им не мешал сегодня, все знали: девочки пекут пирог принцу, это святое. Лисбет приготовила обед, а они сидели каждая у своего теста, Хлоя что-то шептала — заклинания, догадалась Клавдия; сама же она знала, какие нужны, но не сказала, пусть будет, какой будет. «Ты уже все?» — заглянула Хлое через плечо; «нет, что-то не подходит» «ставь уже в печь; не обижайся» «я не обижаюсь, очень нужен мне ваш принц»; Хлоя поставила свой пирог, сладкий, с ягодами, ушла за вышиванием; а Клавдия достала медленно из выреза рубашки теплое-теплое кольцо — она носила его все это время как нательный крестик; теперь оно должно вернуться к хозяину. «Выздоравливай, Лукаш, — прошептала она и вмяла кольцо в начинку — грибы с мясом и зеленью, — я помню, какие у тебя глаза, — карие…»
Пироги отвез в город сам Анжей, вернулся с подарками: травы, ягоды, шоколад, атласные шнурки на корсет; за ужином выпили за здоровье принца Лукаша, Клавдия чуть-чуть пригубила, хотя вино у Эмбарж было дивное, медовое, сладкое, нежное и горячее, как некоторые сны; «наверняка это колдун-ворон, Корнелис, кто еще мог пожелать ему такого зла?»; «он сам», — хотела сказать Клавдия; а утром ранним, еще туман стелился по земле, в ворота постучали — громко, будто арестовывать пришли.
— Что случилось? — все столпились в столовой, за широким длинным столом, смотрели в окна; Анжей открыл ворота — въехал всадник на белом коне, сбруя из золота с зеленым и алым.
— Это из города, видишь, цвета короля, — и Хлоя вцепилась зубами в пальцы, глаза ее стали большими-пребольшими.
— Девушка, которая испекла пирог с грибами, девушка по имени Клавдия, — посланец короля был высоким, стройным, молодым, легкие доспехи, меч под плащом; «наверное, они друзья, — подумала Клавдия, — охотились вместе, а теперь он постоянно путешествует, ищет лекарство, что-нибудь, и вот — приехал за мной; такое можно доверить только лучшему другу…»
— Это я, — сказала она.
— Здравствуйте. Одевайтесь, мы едем к принцу, принц выбрал ваш пирог: попробовал — и он пришелся ему по душе.
— Принцу стало лучше?
Рыцарь взглянул хитро на Клавдию и улыбнулся, кивнул:
— Лучше.
Она пошла в свою комнату, одеваться; что же делать, придется говорить, конечно, так легко от Лукаша не отделаешься; в комнату постучали — Хлоя; «заходи, Хлоя»; та влетела, в ночной рубашке, кинулась ей на шею: «о, Клавдия, как тебе повезло, ты чужеземка, но принц выбрал тебя, как здорово! нет, не надевай это, я тебе принесу свое самое лучшее платье, у нас же с тобой один размер» «ну, я же не замуж иду, — отбивалась Клавдия, — я просто еду в гости — позавтракать там, или на что он еще способен» «нет, Клавдия, ну пожалуйста»; Хлоя убежала; и прибежала, кинула на кровать платье — простое, но при этом чудесное: нежно-голубое, до самого пола, с длинными рукавами, на корсете серебряная вышивка. Платье цвета неба — вспомнила Клавдия.
Поверх платья она надела свой плащ; рыцарь посадил ее сзади: «вы ездили раньше на коне?» Она помотала головой; «тогда держитесь крепко за меня, не стесняйтесь, вцепитесь прямо, я переживу; просто принц велел доставить вас как можно быстрее; вы были знакомы раньше?» Она опять замотала головой; «ну что ж, — сказал рыцарь, — наверное, вы здорово печете пироги»; и они полетели. Клавдия ничего не помнила из этой скачки — только плащ рыцаря, его плечи, волосы; от него пахло чем-то родным: травами, медом; потом она устала и обняла его покрепче, как он и предлагал, заснула; и удивлялась после — как она держалась, спящая; но держалась; он разбудил ее бережно: «просыпайтесь, мы приехали»; «уже?» — она открыла глаза; они были во дворе настоящего замка — настоящего, огромного, из белых камней, невероятной красоты; не замок, а горы, полные снега. «Белый город, — сказал рыцарь, — вам нравится?» «о да», — прошептала она; где-то наверху развевался золотой флаг, и даже неба не было видно из-за количества башен. Рыцарь взял ее за руку, и они пошли по бесконечным белым лестницам; пришли в круглую башню, в круглую гостиную: ковер из белого меха, огромный камин, размером со шкаф с сокровищами, и все стены в книгах, красных, черных, коричневых; «наверх, — показал рукой рыцарь, — он ждет вас». И она пошла, медленно, по винтовой лесенке; «что-то она мне напоминает, — сказала она себе, — всюду башни»; и остановилась на пороге маленькой круглой белой комнаты; на полу лежал такой же, как внизу, в гостиной, ковер из белого меха, ноги утопали в нем по щиколотку; камин здесь был меньше, и в нем пылал жаркий огонь; а посредине стояла огромная кровать, белая, с витыми колоннами из перламутра и серебра; и белые занавеси кругом, из белого бархата и газа; среди белых подушек, одеял, кружев лежал маленький человек, совсем мальчик; «Тутти, — подумала она, — кто это»; а потом поняла: это Лукаш; как же он изменился…
— Здравствуй, Клавдия, — сказал он, повернул голову; голос его был призраком прежнего — глубокого, низкого, сейчас он звучал как хрусталь с трещиной — еле слышно.
— Здравствуй, Лукаш, — он показал прозрачной рукой на кресло рядом — низкое, уютное, тоже белое, полное подушечек. Она приблизилась и села. Как он похудел, одни глаза остались, огромные, темные, два незамерзших озера в снежном парке.
— Ты все-таки пришла.
— Да, я подумала, что нужно вернуть тебе кольцо. Ты же не можешь без него стать королем.
— Не могу.
— Ну вот. Я вернула. Становись королем.
— Зачем?
— Защищать свои земли, свой народ.
— А, ну да… — складка легла между бровей, тонкая, будто штрих на японской картинке. — Необычный способ ты выбрала. Я чуть не подавился.
— Ну, извини. В моем мире такую штуку с кольцом проделала принцесса в одной сказке… Там принц тоже подавился, но не умер. Ты ведь не умер?
— Я изо всех сил стараюсь, но нет, не умер, как видишь. Красивое платье. Твое?
— Нет. Мне его одолжила подруга, дочка хозяев, у которых я работаю.
— Ты работаешь? Кем?
— Служанкой.
— С ума сойти. И все это ради меня?
— Да.
Он замолчал, смял одеяло, попытался сесть, не смог, Клавдия подхватила его — он был тонкий и горячий, оттолкнул ее, потом смягчился.
— Нам сейчас принесут завтрак, хочешь есть? Наверное, тебя разбудили… Нравится моя башня?
— Да, очень уютно. Я, правда, думала, что у тебя все стены в картинах сражений, охоты, оружие висит…
— Это моя детская комната. Внизу — библиотека, там мы занимались с Мариусом, а есть еще лестница наверх — там, скрытая, в стене; надо нажать на камень за твоей спиной; она ведет в обсерваторию: там я наблюдал за звездами… — и не выдержал, крикнул почти: — Почему ты пришла?! Ты сказала, что ненавидишь меня!
— Я тоже так думала, даже хотела прибить пару раз, а потом… ты ведь умер у меня на руках. Я никогда не видела смерть. Я поняла, что ты был, настоящий, не сон, не сумасшедший, и стала думать: как же такое бывает? как ты решился пройти сквозь миры к незнакомой девушке? и как ты там: вернулся? Ты ведь принц, ты должен вернуться, ты важен для людей, которых я не знаю; а вдруг ты умер совсем… Не знаю, что это — испуг или совесть, я поняла, что поступила нехорошо, грубо, мне теперь нужно знать, что с тобой все в порядке, — такая дурацкая ответственность, исправить все, не навязываться: вот, мол, я передумала; нет, я буду безумно рада, если ты полюбишь другую и станешь счастливым; я почувствую облегчение: вот, у Лукаша все хорошо; я думала о тебе каждый день, и у меня все сердце изболелось; а теперь ты выздоровеешь, я знаю, я чувствую, моему сердце легче; теперь я могу вернуться; а если не вернусь — ничего, проживу тихо на хуторе жизнь и буду знать: в ней все было, в ней был ты…
