Когда он говорит о ней, я кривлю губы, но мы все равно начинаем ходить по клубу и искать ее. Все лица словно в тумане, и чем больше я пытаюсь сосредоточиться на них, тем сложнее это становится. Лица накладываются на лица, повсюду голоса — в моей голове. Я замедляю нас, так что Джеймс прислоняет меня к стене.
— Жди здесь, — говорит он, — я сейчас вернусь.
Я смотрю, как он растворяется в толпе, потом прислоняюсь к стенке и закрываю глаза. Сладось красного напитка поблекла, оставив после себя металлический привкус.
— Гадость, — говорю я, жалея, что у меня нет бутылки воды.
— Это фенилэтиламин, — кто-то говорит рядом со мной, — среди прочего.
Я не особенно удивляюсь, увидев парня с пирсингом. Он поворачивается ко мне лицом, и вблизи я вижу, что его глаза еще темнее, но не такие уж и безжизненные.
— Предполагается, что наркотики введут нас в эйфорию, прогонят депрессию, — говорит он, — но по-настоящему они всего лишь сносят нам крышу.
— Я заметила, — говорю я, заинтересовавшись его лицом. Мне хочется дотронуться до одного из его колец, но потом я сжимаю кулак, чтобы отогнать эту мысль.
— А это законно, что они дают нам наркоту? — спрашиваю его.
— По закону мы даже не должны быть тут, так что мы просто не можем их сдать.
— Точно.
Хотя я и знаю, что сама не своя, мне нравится это чувство — беззаботная легкость. Печаль, с которй я пришла сюда, исчезла. Как будто мне больше никогда не будет грустно. Я чувствую себя неуязвимой. И мне интересно, происходит ли то же с этим парнем.
— Как тебя зовут? — спрашиваю я его.
— Просто зови меня Адам.
Ты так говоришь, как будто это не твое настоящее имя.
— Он кусает губу, чтобы скрыть усмешку.
— Нет. Знаешь, для того, кто выпил целый Bloodshot, ты достаточно умна.
— Или, может быть, ты просто общаешься с дураками.
Он смеется, подойдя ко мне поближе. Когда он вздыхает, я понимаю, что губы у него не окрашены в красный — в тот оттенок, в который окрасились губы Даллас (и мои тоже?) от напитка. Пил ли он его?
— Нам нужно убираться отсюда, — говорит Адам, показывая на дверь. — У меня есть машина, и дома очень уютно. Ты где остановилась?
Он говорит это в открытую, даже хотя просит меня уехать с ним. И, быть может, я бы просто отмахнулась от него, сказала бы, что Джеймс ему задницу надерет, но меня беспокоит то, что он не говорит мне своего настоящего имени. Я едва не спрашиваю его об этом, но тут появляется Джеймс, он выходит из толпы, а вслед за ним идет Даллас — держась за руки с парнем с сиреневыми волосами, в очень уж обтягивающих джинсах.
Джеймс подозрительно смотрит на меня и Адама.
— Этот разговор закончен, — бормочет он и отводит от стены. Я и не замечала, как она помогает мне стоять на ногах.
— Тебе не стоит разговаривать с незнакомцами, — тихо говорит Джеймс, глядя в сторону Адама.
Даллас наконец догоняет нас, отпустив своего спутника.
— Я еще не ухожу, — заявляет она. Я хочу возразить, но она широко улыбается и протягивает ключи, которые висят у нее на пальце.
— Но вы двое идите, — говорит она, — я поеду на другой машине.
Она кивает на парня рядом с ней.
— Это кажется чистейшим безумием, но прямо сейчас я не хочу спорить. Это место подавляет, завораживает… усыпляет. Джеймс берет у нее ключи, и мы идем к ее машине. Я слышу голос Адама.
— Доброй ночи, Слоан, — зовет он меня. Я оборачиваюсь и машу ему рукой, потому что он же не полный отморозок.
— И тебе.
Я следую за Джеймсом, беру его за руку, когда мы проталкиваемся через толпу, которая жаждет попасть внутрь. И только когда мы оказываемся на улице и нас овевает ночная прохлада, у меня по спине пробегают мурашки, и я оглядываюсь на здание. Потому что я понимаю… что не говорила Адаму, как меня зовут.
Глава 6
Когда мы заходим на склад, там тихо. Каждый шаг, который я делаю, звучит так громко. Каждый вздох. Дверь в комнату Лейси заперта, и пока мы идем по коридору, над нами гудят лампы. Едва мы заходим к нам в комнату, как Джеймс хватает меня за бедро, он отодвигает меня, но я хватаю его за рубашку, прижимаю к себе.
Мы словно жаждем друг друга: его губы касаются моих губ, он прижимает меня спиной к двери, закрывая ее. Мы только один раз спали друг с другом — насколько я помню — и сейчас я отчаянно хочу его. Моя рука скользит ему под рубашку, и я снимаю ее через его голову, слышу, как рвется моя футболка, которую он сжал в кулаке. Ему не удается полностью снять ее, он рычит, и мы идем к кровати. Я толкаю его вниз и забираюсь на него, забыв обо всем остальном. Наши слои одежды начинают исчезать, и его горячая кожа соприкасается с моей. Я шепчу его имя, и он переворачивает меня на спину: он тяжелый, но его вес иделаьный. Он тянется к штанам, которые валяются рядом с кроватью, и тут я чувствую, что лежу на какой-то вещи. Я отодвигаюсь, думаю, что это бирка на простыне, но когда протягиваю руку, чтобы убрать ее, вижу, что это сложенный листок бумаги.
Джеймс достает из бумажника презерватив и потом замечает, что я что-то держу в руке. Он замирает.
— Что это? — спрашивает он хрипло.
— Не знаю, — говорю я. Внутри меня начинает нарастать паника, а Джеймс пододвигается ко мне, чтобы лучше разглядеть листок. Я начинаю разворачивать его и через простыню вижу, что там что-то написано ручкой — это записка. Идеальным почерком Лейси написано слово, которое ничего для меня не значит, и все же я резко ахаю.
Миллер
— Слоан?
Я роняю записку, а в миллионе миль от меня раздается голос Джеймса. На сердце у меня тяжело от горя, которого я не могу понять. Джеймс выхватывает у меня записку и читает ее. Отбрасывает ее в сторону и обнимает меня за плечи.
— От кого это? — спрашивает он.
Я начинаю трястить и смотрю на него испуганными глазами.
— От Лейси.
У меня в голове все звучит: Миллер. Мой Миллер. Но я не знаю, что это значит.
— Черт, — говорит Джеймс и вскакивает, чтобы взять с пола джинсы и одеть их. Он кидает ко мне его рубашку и выбегает за дверь, бежит босиком по коридору. Я натягиваю его рубашку и бегу за ним.
Зачем Лейси написала эту записку? И почему положила ее мне на кровать? О, Господи. Я бегу быстрее. Где Лейси?
Я догоняю Джеймса как раз тогда, когда он останавливается напротив двери Лейси и не стучит, а просто врывается внутрь. В комнате темно, и пока я вглядываюсь внутрь, но стоит в центре и машет рукой в вздухе, нащупывая цепочку, чтобы включить свет.
— Что происходит?
Я оборачиваюсь и вижу, что к нам идет Кас, на ходу доставая пружинный нож. Лицо у него опухло от сна, одежда измята, но он настороде, как будто всю ночь ждал обработчиков. И тут комнату заливает свет, и сердце у меня подскакивает от надежды. В комнате никого нет, кровать пуста. Лейси ушла.
Кас вбегает мимо меня в комнату, отодвигает занавески, как будто Лейси прячется за ними. Он резко поворачивается к Джеймсу.
— Где она? — спрашивает он, как будто обвиняет.
Джеймс выглядит разбитым, он в шоке.
— Не знаю.
Кас резко открывает ящики комода, чертыхается, когда видит, что они пусты. Я все еще стою в дверях. Последние остатки напитка из клуба самоубийц выветрились, оставив после себя неверие и панику. Кас достает телефон из кармана и, кружа по комнате, набирает номер. Джеймс стоит под качающейся лампочкой без абажура, голова у него опущена, грудь тяжело вздымается.
— Джеймс? — тихо говорю я. Он смотрит на меня, и я настолько поражена тем, как знакома мне эта картина, что не знаю, как и передать это. Глаза у Джеймса красные, на лице красные пятна, как будто он вот-вот заплачет. Я думаю, что Лейси болье нет, и потом с этой мыслью смешивается мысль о том, что и «Миллера» больше нет. Каким-то образом лицо Джеймса подтверждает это, как будто он проигрывает в голове мое воспоминание.
Джеймс кашляет, как будто хочет скрыть плач, и потом пересекает комнату, обнимает меня и крепко целует в лоб. Я касаюсь его руки и чувствую, как он напряжен.
— Даллас, — говорит Кас по телефону, — тебе нужно вернуться.
Мы с Джеймсом смотрим на Каса, а он ходит по комнате.
— Мне плевать. — говорит он в трубку, — Лейси ушла. Мы скомпрометированы.
Мы с Джеймсом обмениваемся взглядами, мея пронизывает страх.
— Уже еду, — Кас говорит Даллас и вешает трубку.
— Что происходит? — Джеймс спрашивает Каса.
— Собирайтесь, — Кас быстро идет к двери. — Мы уезжаем.
Он останавливается в дверях и смотрит на меня.
— Мне жаль твою подругу. Правда, жаль. Но возвращенец — это всегда угроза, а Лейси ушла. Когда Программа приедет за нами — только вопрос времени.
