Глава 5
Внутри клуба все застлано сигаретным дымом. Оштукатуренные стены больших помещений окрашены в темно-фиолетовый цвет, из-за ультрафиолетового и неонового освещения кажется, что густые тени создают эффект глубины. Мимо меня проходят люди, их болтовню заглушает музыка — тяжелая пульсация басов бьет по ушам, оглушает. Я полностью поглощена этим — я и забыла об этом, о чем-то темном внутри меня. О той части меня, которая привыкла грустить, и, быть может, все еще грустит.
Джеймс приобнимает меня за талию и указывает на свободный барный столик. Я сажусь, а он стоит рядом со мной, оглядывается по сторонам.
— По правде говоря, меня не привлекают такие развлечения, — говорит он. Похоже, он не чувствует ту печаль, что чувствую я. Его не привлекают такие вещи, и я снова вспоминаю наше утерянное прошлое и думаю, что о нем могут рассказать такие моменты, как этот. Быть может, Джеймсу никогда не было грустно. Может, это мне всегда было грустно. В какой-то момент я чувствую, что выпадаю из реальности и хватаюсь за рукав футболки Джеймса, чтобы удержаться, вернуться назад, в реальный мир.
Теперь мне нужно хорошенько спрятать свою неуверенность, потому что Джеймс целует меня в макушку головы, легонько проводит рукой по черным сетчатым чулкам и шепчет, что он скоро вернется. Я не хочу, чтобы он уходил, но ничего не говорю, и он исчезает. Здесь я чувствую себя уязвимой, обнаженной. Напротив меня, в кабинке, сидит парочка, они целуются, тесно прижавшись друг к другу, и не обращают внимания на остальных. Я отвожу глаза, но замечаю в толпе потерянные взгляды. Я читала листовки Программы, те, что моя мать оставляла у телефона. В Программе говорят, что зараженные обычно выказывают все признаки ненормального поведения, включая половую распущенность, гнев или депрессию. Может, добрым докторам и не приходило в голову, что влюбленные просто хотят друг друга, злятся или расстраиваются. Это не всегда болезнь.
И когда я думаю об этом, я замечаю парня, который стоит, опершись о стену, с пирсингом в губе и на брови. Он смотрит по сторонам, и его темные волосы наполовину закрывают лицо. Может, дело в том, как он стоит или в обстановке, но его отчаяние бросается в глаза.
Я вспоминаю, где я, и внезапно музыка становится слишком громкой, воздух слишком прокуренным. Я опираюсь локтями о стол и прячу лицо в ладони. Я едва справляюсь с тревогой, которая снова всколыхнулась во мне, когда чувствую, что рядом кто-то есть.
— Ну ты и зануда, Слоан, — говорит Даллас. В руках она держит чистый пластиковый стаканчик с ярко-красной жидкостью. Очевидно, в клубе опасаются давать своим членам стеклянную посуду. Даллас медленно отпивает из стаканчика, пробегает по мне взглядом и останавливается на красном шраме на моем запястье. Зрачки у нее как булавочные головки, и я думаю, под чем она — это просто алкоголь или наркотики.
— И сколько раз ты пыталась покончить с собой? — спрашивает она.
С моих губ слетает слабый стон: ее вопрос приносит боль, которую я не могу связать с определенным воспоминанием. Но я внезапно начинаю ненавидеть ее. Я отчетливо понимаю, что она делает, как она пытается спровоцировать меня.
— Ты отлично знаешь, что мне не вспомнить, — говорю я, — но уверяю тебя, сейчас я не собираюсь кончать с собой — если ты на это надеешься.
Даллас усмехается, снова отпивает из стаканчика.
— И зачем мне это, как думаешь?
Я смотрю в сторону Джеймса, который стоит у бара, протянув деньги бармену с татуировками и подозрительно глядя на красную жидкость в стаканчике. Даллас цокает языком.
— Да ну, Слоан, — говорит она, склонившись ко мне, и мы смотрим на моего парня, — если бы я хотела Джеймса — по-настоящему хотела — чтобы получить его, мне было бы не нужно, чтобы ты умерла.
Я готова выбить стаканчик из ее рук и сказать, чтобы она протрезвела до того, как я вышибу из нее дух, но к нам подходит Джеймс, ставит передо мной стаканчик. Он даже не замечает Даллас.
— Понятия не имею, что это, — говорит он, — но тут подают только этот напиток.
— Это называется Bloodshot (аналог «Кровавой Мэри» — прим. перев.), — говорит Даллас. — Ты от него начинаешь чувствовать.
Она ухмыляется, когда Джеймс смотрит на нее через плечо, ее губы испачканы в красной жидкости. Кончиками пальцев она гладит Джеймса по плечу, а он, не убирая руку, смотрит на нее, как будто она выжила из ума.
— Увидимся позже, — шепчет она ему и уходит, а другие парни в клубе — включая и того, что стоит у стены — провожают ее взглядами. Когда Даллас уходит, Джеймс садится.
— Что, блин, с ней не так? — спрашивает он, берет стаканчик и нюхает жидкость перед тем, как сделать осторожный глоток.
— Она чокнутая, — говорю я и выпиваю из стаканчика, чтобы отбросить сомнения и тревогу. Вначале вкус невероятно сладкий, и я корчу гримасу, проглотив ее. Я не верю Даллас. Она не могла бы получить Джеймса — даже если бы я была мертва. Джеймс тяжело вздыхает, рассматривает напиток.
— Крепкий, — говорит он, отодвигая его в сторону.
Я киваю и делаю еще один глоток. Горло и грудь мне обжигает — но мне это нравится. Мне нравится, как быстро напиток заставляет мое тело расслабиться, мысли спутаться. Я допиваю и смотрю по сторонам, а Джеймс пододвигается ко мне и шепчет в ухо, и его рука ложится мне на колено.
— По-моему, этот тип принял что-то покрепче, — говорит он и показывает на парня, за которым я наблюдала. Но я потеряла интерес к парню-самоубийце.
У меня кружится голова от удовольствия и, когда Джеймс гладит пальцами мою кожу, от желания. Он еще не успевает закончить фразу, а я оборачиваюсь и целую его, только на секунду сбив его с толку, а потом его пальцы зарываются мне в волосы, его язык оказывается у меня во рту. Мир вокруг нас блекнет, и остаемся только мы, между поцелуями мы бормочем признания в любви. Я так много чувствую и почти не думаю. Скоро я встаю со стула и мы танцуем, смешавшись с толпой, Джеймс прижат ко мне, а музыка строит стену вокруг нас.
Красные напитки. Печальные глаза. Я целую Джеймса, пробегаюсь пальцами в его волосах, и мне так хочется, чтобы мы оказались в другом месте. Так и есть. Джеймс ведет меня по темным лабиринтам коридоров и прижимает к холодной стене. Когда он кладет мое бедро себе на ногу, у меня перехватывает дыхание. Он целует меня в шею, в плечи.
— Джеймс, — я глубоко дышу, я почти растворилась в своих чувствах, когда меня ослепляет яркий свет.
— Эй! — кто-то громко кричит. Джеймс встает напротив меня, но оборачивается к свету, подняв руку, чтобы прикрыть глаза.
— Вам двоим тут нельзя быть, — говорит человек.
Я слишком долго сосредотачиваю взгляд и вижу, что мы находимся в какой-то задней комнате, среди ящиков и коробок. Я касаююсь ладонью голого цемента стены, а через приокрытую дверь светят лампы в клубе. Я не пьяна. Со мной происходит что-то еще, что-то лучше.
— Я думаю, они что-то добавили в напиток, — бормочу я, а Джеймс отходит от меня. Я пытаюсь поправить одежду, но едва не падаю на высоких каблуках, и Джеймсу приходится схватить меня за руку. Он еще разгорячен и только через секунду понимает, о чем я говорю.
— Уверена? — спрашивает он. В растерянности смотрит по сторонам, на меня, и потом тихо чертыхается.
— Ага, точно, — соглашается он. Я позволяю ему отвести меня к вышибале, который держит дверь открытой. Когда мы проходим мимо, он качает головой, больше обеспокоенно, чем сердито.
— Оставайтесь в клубе или топайте домой, — говорит он нам вслед. Джеймс усмехается и отвечает, что сделает все возможное.
Мы снова заходим в накуренное помещение, и Джеймс останавливается, чтобы оглядеться. Нас окружают тихие голоса и громкая музыка, и я снова растворяюсь в них. Я нахожусь в гиперреальности, где все правильно и ничто не может причинить боль. Мне это нравится.
— Ты в порядке? — спрашивает Джеймс, беспокойно нахмурившись. Я хочу прикоснуться к нему и кладу ладонь ему на щеку. Я думаю о том, как сильно я люблю его и перед тем, как сказать ему это, я встаю на цыпочки и целую его.
— Я хочу тебя, — бормочу я. Внезапно я понимаю, что нуждаюсь в нем, нуждаюсь в этой близости так, как никогда раньше. В силе наших объятий, в его губах, прижатых к моим —
— Слоан, — говорит Джеймс, отводя мои руки от себя. Он наклоняется, чтобы посмотреть мне в глаза и улыбается. — Хотя больше всего на свете я хочу снять с тебя этот нелепый наряд, я бы хотел сделать это наедине.
Он кивает подбородком на происходящее вокруг нас, и я вспоминаю, что мы на людях. Я потираю лоб, пытаюсь разобраться в ощущениях. Быстро моргаю и смотрю на Джеймса.
— Экстази? — спрашиваю я.
— Наверное. Но я не понимаю, зачем они добавляют его в напитки. В любом случае, надо убираться отсюда. Давай найдем Даллас.
Когда он говорит о ней, я кривлю губы, но мы все равно начинаем ходить по клубу и искать ее. Все лица словно в тумане, и чем больше я пытаюсь сосредоточиться на них, тем сложнее это становится. Лица накладываются на лица, повсюду голоса — в моей голове. Я замедляю нас, так что Джеймс прислоняет меня к стене.
