на него зла.
«В конце концов дети должны быть свободны от проклятья отцов...» Но что если это уже проклятье детей?
Печаль, беспомощность и одиночество поначалу были верными компаньонами Алана, а затем стали с ним одним целым. Всю жизнь он бился головой о стену, пока не понял, что все его усилия тщетны. Он ни на что не сможет повлиять, и стараться не стоит. Остается только уйти в сторону при ближайшей возможности, жить самому по себе и оставить попытки изменить мир вокруг себя. Он никогда не жаждал одобрения общества, обладал тягой к познанию мира и чувствовал, что ему достаточно лишь себя одного... до тех пор, пока у него не появился друг. Тогда его жизнь наполнилась красками, которые он прежде и не смел вообразить. Он больше не мог смотреть на мир бесцветным взором и в глубине души осознавал, что ему уже не обрести покой, оставив дорогое сердцу позади. Друг всегда верил в него, может, стоит поверить и ему самому?
Алан поднял руку, посмотрел на ладонь и медленно сжал ее в кулак. Краем глаза он заметил по ту сторону дороги товарища, вышел из ступора и поспешил ему навстречу.
Глава 39. Природа человека.
Главный корпус Военной Академии возвышался над Основным районом подобно гигантской птице, расправившей крылья. Конусовидная структура переливалась стеклянным блеском и по обе стороны соединялась переходами со зданиями меньшей высоты. Весь комплекс состоял из двух десятков строений, где курсанты жили, познавали азы военной науки и тренировались.
Пять лет это место служило вторым домом и для Теоса, но сейчас у него не возникало желания туда вернуться. Глядя на разбитые окна корпусов Военной Академии, он знал, что уже не встретит там ни Марианну, ни Ника, ни других знакомых ему сокурсников.
Флаги Эллиада возле ворот опустили в знак национального траура по погибшим в войне, и теперь они едва колыхались в дуновениях хилого ветра. Удастся ли им когда-нибудь вновь гордо развеваться над землей?
Впрочем, царившие в столице разруха и уныние не могли перебить эйфоричного настроения, не покидавшего Теоса после встречи с Беллой. Впервые в жизни на его признание ответили взаимностью, родители были в порядке, а сам он — жив и здоров. Его наполняло чувство глубокой удовлетворенности, которое ободряющим теплом разливалось по жилам. Он с нетерпением ждал вечера, когда они с Беллой отправятся домой.
Теос увидел Алана. Парень с черными, как сажа, волосами перешел дорогу и остановился, протянув ему руку. Светлое лицо выражало сомнения, а в серых глазах читалось умственное напряжение.
— Алан, все хорошо? Встреча прошла как надо?
— Да, но ее обстоятельства не самые… радужные. В такое уж время мы сейчас живем, — парень с вороной шевелюрой грустно улыбнулся. — Приятно видеть, что хоть кто-то светится от радости. Эх, если бы только настроение передавалось через рукопожатие... Так, значит, с родителями все отлично?
— Все лучше, чем я мог себе представить. Причем, не только с родителями.
Теос кратко поведал товарищу о поездке к родителям и встрече с Беллой.
— Да уж, времени ты зря не терял. Поздравляю.
После короткой паузы Теос произнес:
— Что, пойдем? Нам нужно успеть зайти к опекуну Ника, Дениэлу, и к матери Марианны. Если, конечно, нас пустят в имение Чезанте, — Теос показал товарищу экран «Квадроса», на котором отобразился проложенный маршрут. — Это меньшее, что мы можем сделать для Марианны и Ника.
Они сделали несколько шагов, когда позади раздалось громкое карканье, заставившее их обернуться. На высоком сине-сером заборе Военной Академии сидела пара упитанных черных ворон, провожавшая их бездонным взглядом. Через полкилометра они повернули за угол, на улицу с элитной застройкой. На дорогу смотрели широкие витые балконы, а вдоль первого этажа тянулись веранды с опрокинутыми цветочными клумбами. На светлой стене дома выделялась надпись, сделанная красной краской: «Долой дикарей! Республика для цивилизованных людей!».
Алан прервал недолгое молчание:
— Ты намерен присоединиться к штабу генерала Топала?
— Незадолго до того, как встретиться с тобой, я отказался от предложения подполковника Райкета. И ни о чем не жалею, — с улыбкой произнес Теос. — А ты останешься служить адъютантом генерал-лейтенанта Бергмана?
— Я пока думаю над этим. Почему ты отказался? — глаза Алана блеснули.
— Для меня сейчас есть вещи важнее. Если я останусь здесь, то смогу действительно помогать людям, а не просиживать сутками в штабе, пусть и с хорошими перспективами на повышение. Тем более, дома меня ждут те, кем я дорожу больше всего. Не то чтобы я отказывался от своей мечты… Нет, я по-прежнему стремлюсь стать генералом и защищать народ Эллиада. Скорее, мечта теперь — не единственное, что у меня есть. Если рассматривать жизнь как пропасть, которую нужно перепрыгнуть, чтобы достичь мечты, то что же останется от самой жизни, когда преодолеешь эту пропасть?
Алан почесал затылок:
— Именно наши действия воплощают мечту в реальность. Поэтому пропасть, что отделяет нас от заветной цели, — это не пустота, а путь, сама жизнь.
Молодые офицеры миновали улицу за улицей, переулок за переулком, как две капли воды похожие друг на друга. Теос подозревал, не будь у них навигатора, они давно бы уже заблудились. Петляя по району, они наткнулись на девочку, сидевшую на газоне. Она положила на салфетку две сосиски, озираясь по сторонам. Из подвала дома вынырнул тощий рыжий кот и жадно накинулся на преподнесенный ему обед. В этот миг в разуме Теоса вспыхнул вопрос, которым он задавался с тех пор, как пересек границу Республики.
— Как ты думаешь, люди способны на истинную, бескорыстную доброту? Когда мы кормим голодное животное, когда спасаем жизнь умирающего человека или когда стремимся обеспечить процветание целой нации, разве на самом деле мы не жаждем одобрения и признания окружающих? Пусть даже где-то глубоко внутри, там, где мы сами полностью этого не осознаем...
— Я часто размышлял над этим вопросом, еще во времена учебы в школе-интернате. С точки зрения нашей биологии естественно стремиться к одобрению и признанию других членов общества. Вероятно, эволюционно альтруистическое поведение появилось, поскольку оно в какой-то степени было выгодно и для группы, и для индивида. Группа становилась более живучей и устойчивой, а отдельные ее члены, которые славились своей добротой и склонностью помогать другим, поднимались в иерархии и,
