Барон молча наблюдал, как я отпил очередной глоток коньяка и блаженно прикрыл веки. А затем неожиданно спросил с немалой долей подозрительности в голосе:
— Когда Тантоитан был здесь в последний раз, он выдал одну сентенцию по поводу его любви к коньяку. Я ещё потом долго смеялся… Ты случайно не помнишь дословно?
Снисходительно усмехнувшись на очередную попытку проверки, я процитировал:
— Моя любовь к коньяку не уменьшится, даже если я его буду запивать пивом!
— Хм! — Аристронг удовлетворённо кивнул, тоже отпил из своего бокала и стал рассуждать: — Но ты хоть представляешь, сколько камней полетит в твою сторону?
— Мне ведь тоже не привыкать!
— И ты будешь открыт для всех! На виду у сотен и тысяч чужих, непроверенных людей. Как ты обезопасишься от удара в спину?
— Не забывай: меня будут охранять! И как охранять! Самые лучшие люди: и твои, и мои. Помимо того меня будет охранять спецслужба империи. Ведь не позволят они так просто уничтожить одного из претендентов. И чем большую шумиху ты вокруг моего, то бишь визита своего сына, поднимешь, тем больше нам это будет на руку. Ты поймаешь в мутной воде крупную рыбку, а мне на первых порах повышенный ажиотаж создаст хорошую рекламу и выделит из многотысячного списка соискателей.
— Вообще то…, может и сработать! Приглашение я вчера получил… И только посмеялся… Но кто бы мог подумать, что так повернутся события?
— Поэтому срочно дай официальное подтверждение, зарезервируй один очень хороший отель в Старом Квартале и поднимай всю службу безопасности на ноги.
Барон ухмыльнулся:
— Они у меня и так мало спят! А номера в отеле надо резервировать строго определённые?
— Конечно! Разве я когда-то отказался от добавочной перестраховки?
— Ты? Да сотни раз!
— Да ладно! Когда это было…? С годами люди умнеют…
— Особенно когда их так пару раз подставят! И они после этого невероятным чудом останутся в живых! — беззлобно засмеялся барон и деловито встал из-за стола. — Но я то поумнел точно, и Зарина дала мне для этого нужное время. Как будем её ставить в известность?
— Раз ты согласен в основном вопросе, то насколько вводить её в курс дела — решай сам. Только в таком случае желательно, что бы она осталась здесь. До конца всей операции.
— Естественно! Ведь на самом деле объёкты охраны останутся на тех же местах.
— Хотя это будет немного странно, — напомнил я. — Ведь всё-таки твой сын, якобы, направляется на Оилтон….
— Выдумаем причину достойную, никто и не заподозрит. А уж как она будет рада предстоящему делу! У нас уже с пол года затишье.
— Заметно было, — хмыкнул я, — Как она на меня с парализатором налетела!
— И ведь сразу узнала! — восхитился барон. — А я вот никогда особо на походку и голос внимания не обращаю. Ладно, бегу. А потом уже вместе с Зариной будем разрабатывать детали. Подождёшь меня здесь? Или…
— Зачем мне мелькать возле тебя? Здесь намного вкусней пахнет. Да и уютнее, прохладнее…
— Только не упейся до моего возвращения! Тебе ещё много надо мне рассказывать!
— Разве я хоть раз напивался? — в моём голосе прозвучала прямо таки детская непогрешимость. На что барон обернулся уже в дверях и показал мне кулак.
— У меня до сих пор сердце кровью обливается, когда я вспоминаю развороченный тобой бочонок с десятью литрами коньяка. Который, кстати, перед его бессмысленной кончиной мы так и не попробовали!
Мои уши отчаянно покраснели, но слова оправдания всё-таки вырвались:
— Чистая случайность! К тому же мы его долго нюхали…, — я пошевелил ноздрями: — До сих пор его аромат висит в воздухе! Ощущаешь?
Аристронг махнул безнадёжно рукой и вышел. Но до меня явственно донеслось одно слово:
— Демагог!
Что бы скрасить своё ожидание, я не постеснялся сам себе налить чуть ли не все остатки из первого графина, и приступил к планомерному их поглощению. Попутно закусывая деликатесами и обсуждая с Булькой проблемы связанные с изменением походки, а в лучшем варианте ещё и голоса. Первую проблему мой товарищ обещал решить весьма просто. Нарастив, к примеру, на мои стопы нужное количество своей плоти, вызывая тем самым или косолапие или плоскостопие. Вдобавок имелась возможность наложить эластичные стяжки на коленные суставы и сделать из меня кривоногого кавалериста. Разошедшийся Булька даже выдвинул идею согнуть меня в пояснице, но от такого предложения я сразу отказался. Не хватало мне выглядеть пострадавшим от удара бревном или походить на ревматика скрученного подагрой.
Вот по поводу голоса, возникло много сомнений. Риптон совершенно не знал строение гортани, лорингофонных связок и самой сути возникновения звуков в горле человека. К своему стыду я тоже не смог основательно просветить его в этом вопросе. Поэтому мы решили отложить вопрос с изменением голоса на ближайшее будущее. Ведь после тщательного изучения анатомии интересующей нас части тела, а то и после консультации со специалистами, нам будет гораздо легче настроить мои голосовые связки определённым образом.
А что б даром не терять времени, мы тут же принялись экспериментировать с моей походкой. Единственно, чего нам не доставало, так это большого зеркала. Но и без него я чувствовал большие изменения. То я ковылял, как старикашка, то ходил на цыпочках как балерина, а то хромал как инвалид всех войн и сражений. Что естественно привело меня к мысли: а смогу ли я, в таком виде, пользоваться прежним арсеналом приёмов в полной мере? Ведь порой не так поставленная стопа запросто может привести к травме! А в поединке это иногда однозначно смерти.
Булька тут же меня стал убеждать в моей полной работоспособности. Обещая, в крайнем случае, убрать моментально все свои наслоения и стяжки по первой же моей команде. Подобные заверения меня вполне устроили, но и поэкспериментировать я никогда не отказывался. А уж поддерживать себя в надлежащей форме я никогда не ленился. Поэтому принялся проверять свою прыгучесть с разными конфигурациями стопы и различными стяжками на коленных суставах.
В итоге, через полтора часа, вернувшийся вместе с Зариной барон Аристронг, застал меня синхронно штурмующим отрезок каменной стены между двумя самыми большими бочками с коньяком. И, даже не удосужившись закрыть за собой дверь, заорал с самого порога:
— Перестань немедленно!!! — а после того, как дверные замки защёлкнулись, продолжил более спокойным голосом: — А ведь просил! Как человека! Так ведь нет: обязательно надо проявить свою обезьянью натуру!
— Не бойся: всё цело! — не замедлил я с ответом. — И нечего принюхиваться, это запахи из наших бокалов!
Мы снова уселись за стол, и барон возмущённо хмыкнул, видя два пустых графина. Но из третьего всё-таки налил. Мне и себе.
— А начальника охраны, почему обижаешь? — подколол я.
Зарина уселась от меня на противоположном конце стола, в самом уголке, и не спускала с меня напряжённого взгляда. Оглянувшись на неё, барон улыбнулся:
— Бросила пить!
— И давно?
— Тебе лучше знать! Или забыл?
— Да не забыл. Встретил я её в довольно нетрезвом виде… А вот с тех пор она и не пьет спиртного…
Ледяной взгляд Зарины немного потеплел, но голос строгости не утратил:
— Может ты ещё вспомнишь свои первые слова, ко мне обращённые?
Я замер, мысленно возвращаясь в те давние годы. Святые электроны! Как давно это было! Вечность! Но память моя и тут не подвела. Усмехнувшись, я придал своему голосу игривые интонации и спросил:
— Девушка! Вы не подскажете: где здесь можно достать патроны?
Лицо начальника охраны расслабилось, а из груди вырвался непроизвольный вздох. Тут же её острый язычок облизал пересохшие губы. Понимая, что она не остановится на одной проверке, я предложил:
— Зарина, я тебе чуть позже покажу свою настоящую внешность и дам тебе время на любые вопросы. А сейчас прими мои изменения как должное и займёмся решением первостепенных задач.
— Естественно! — поддакнул Зел Аристронг и пододвинул к женщине тарелку с копченой рыбой и лесными орешками. — По ходу разговора можешь перекусить. А то мечешься с самого утра, словно взъерошенный воробей, и поесть, как всегда не успела.
Зарина пренебрежительно дёрнула плечиком, но к рыбе приложилась с удовольствием. Что навеяло мне новые воспоминания:
— Не помню ни одного случая, когда бы она отказалась от такой рыбы! Однажды и есть уже не могла, так стала за пазуху прятать. А спать через несколько часов пришлось в одной палатке. И вода у нас лишь во флягах была для питья. Вот тогда то я и понял, что это значит: поспать в хижине рыбака.
После моего рассказа Зарина впервые улыбнулась, и без всякого смущения спросила:
— Почему же ты терпел и не выгнал меня из палатки?
— Так ведь между нами лежала Патрисия, отключившаяся от усталости. Поэтому я боялся даже пошевелиться. Не хотел её беспокоить…
