того, чтобы они прислуживали Нацлидеру?
И еще — им ведь придется отвечать за то, что они пришли сюда, на эту землю. За то, что они тут наделали. Нужно будет просить прощения. Конечно, со временем, все простится, многое забудется, но куда деть тысячи убитых людей? Тысячи людей, которые могли жить. И у каждого из них есть имя, фамилия, своя история.
Отвечать придется. И все виновные, как один, примутся говорить, что они не знали, что их заставляли, что они всего лишь выполняли приказ.
Телль тоже виновен. Он пришел сюда, он здесь, с оружием в руках. Ему тоже отвечать. И так будет честно.
Оторвавшись от окна, он спустился на этаж.
— Я же говорил: не все к нам хорошо относятся, — объяснял комбату запыхавшийся староста. — Не все за нас.
— За нас или за вас? — покосившись на него, спросил капитан.
— Разве мы не вместе? — не понял его староста.
— Нет. Не вместе, — отрезал капитан и пообещал: — Я найду решение.
С портфелем, в котором глухо звенели бутылки, он отправился к начальнику народной милиции.
***
Утром на главной площади городка к фонарному столбу привязали двух никому не известных ребят в разодранной, грязной, окровавленной военной форме. На их лицах не было живого места, у одного полностью заплыли глаза. Над ребятами повесили табличкой с надписью "мародеры" белый лист фанеры, когда-то служивший задней стенкой кухонного шкафа.
К привязанным, которых охранял годящийся им в отцы боец народной милиции, сразу подошли прохожие. Маленькая старуха с сумкой плюнула в того, кто мог видеть, а потом замахнулась на него своей палкой.
"Неужели это и есть решение командира?" — подумал Телль.
Тогда он будет стоять возле ребят до тех пор, пока их не заберут отсюда, и не позволит никому ничего сделать им.
Милиционер, довольный тем, что не один охраняет наказанных за мародерство, не умолкал. Он рассказывал Теллю, что отопление в городке дадут нескоро, а, может, не дадут совсем, что поэтому спальные мешки такие дорогие и их сразу разбирают, что школа неизвестно когда заработает, так как сперва там не скорректировали учебный план, а теперь холодно.
Телль почти не слушал милиционера. Он смотрел на привязанных ребят, думая об их родителях, которые любят их, ждут, переживают за них. Для которых они всегда дети. И сейчас их дети стоят у столба, избитые, с веревкой на шее. В батальоне Телля много ребят такого же возраста. Которых тоже ждут дома, которых так же любят. У его напарника Макса третьего осталась одна мать. Она старенькая, и он у нее поздний ребенок. Макс пишет ей каждый день. И, когда пишет, шепчет нежные, теплые слова: родная, любимая. У Саши дочка только начала ходить, он часто достает из кармана ее фото, смотрит, скучает. А второй Макс хотел жениться…
Зачем они сюда пришли? Сюда, где их ненавидят, где их могут убить, — оттуда, где их любили. Разве правильно то, что им придется стрелять в таких же, как они сами, ребят?
Как потом им смотреть в глаза своим матерям, своим женам, своим детям? Какими они вернутся домой? Да и — вернутся ли?
Те, кто остался дома, все равно их будут любить, ждать. Потому что любовь родного человека — не к солдату, пришедшему в чужую страну, а к сыну и папе, которого забрали на войну. Теллю хотелось позвать сюда всех, кто остался у этих ребят дома. Чтобы они пришли, взяли каждого из них за руку и увели домой.
Но такого никогда не случится. Ведь чувства матерей, жен, детей, ответная любовь этих ребят к ним — оно не имеет ничего общего с тем, что здесь.
— Не они это, — вырвала Телля из раздумий продавщица рыбы, внимательно рассматривавшая ребят у столба. — Зачем же вы их?
Продавщица взглянула на Телля так, словно это он отнял у нее на рынке товар, а потом привязал к столбу невиновных.
Около полудня на площадь пришли несколько добровольцев. Кивнув Папаше, они хотели приблизиться к привязанным, но Телль крикнул им отойти.
— Ты что, Папаша? — удивился один из пришедших. — Мы ничего им не сделаем.
Телль встал между привязанными к столбу и добровольцами. Те не отступали. Сзади из добровольцев кто-то бросил в пленников камешек.
— Я сказал отойти! — Телль решительно поднял автомат.
— Папаш, ты что, в своих стрелять будешь? — не верил главный из пришедших.
— Буду.
— Они же враги, — показал на пленников доброволец.
— Кому? — уверенно спросил Телль. — Их дома ждут так же, как нас.
— Знаешь что, Папаш? Иди ты!
Ругаясь, оглядываясь на Телля, недовольные добровольцы удалились.
— Что ты творишь? Кто тебя вообще здесь поставил? — подскочил милиционер, который в момент перепалки Телля с добровольцами куда-то исчез.
— Им пить надо, — взглянув на слепящее глаза солнце, сказал Телль про пленных милиционеру.
— Мне на это инструкций не давали, — сквозь зубы ответил тот.
— А сам как думаешь?
— Мало ли что я думаю!
Телль пожалел, что не захватил с собой фляжку. Неподалеку был магазин, и он отправился туда. Возвращаясь с бутылкой воды, Телль увидел, как милиционер не пускал к пленнику с заплывшими глазами женщину.
— Сынок! — кричала та. — Сыночек мой!
Солдат поднял на ее голос голову.
— Нельзя! — изо всех сил держал женщину милиционер.
— Это мой сын! — плакала женщина. — Зачем его привязали? Зачем его били?
— Они на рынке отнимали продукты.
— Ничего он не отнимал, он в армии был, его в армию забрали, — защищала мать своего мальчика.
Вырвавшись от милиционера, она бросилась к сыну.
— Саша, родной мой.
Женщина хотела прижаться к нему, но, боясь сделать больно, только легко гладила сына по ладони.
Телль тем временем отгонял любопытных прохожих.
— Не стойте тут, идите своей дорогой, — негромко просил он.
— Что же они с тобой сделали… — с горечью произнесла мать. — Тебе надо в больницу.
Она повернулась к совсем потерявшемуся милиционеру.
— Где у вас главный?
— Мам! — разбитые ссохшиеся губы солдата разорвались. — Не надо.
Говорить ему было тяжело, язык не слушался.
— За нас ждут выкуп. Или нас поменяют. Все хорошо будет, мам.
— Дайте ему попить, — Телль протянул женщине бутылку воды.
Мать намочила платок, приложила его к губам сына, а потом осторожно вытерла кровь с подбородка.
— Где ваш главный? — решительно спросила она милиционера.
— Где всегда, — как-то безразлично для происходящего ответил тот.
Женщина дотронулась до руки сына и побежала в здание народной милиции.
Телль смотрел за ней, пока она не скрылась из вида. Потом он хотел попить воды, но, спохватившись, шагнул во второму пленнику и поднес бутылку к его губам.
— Обойдусь, —
