Гарри смотрел на эти метаморфозы, выкатив глаза на лоб от удивления. Сначала сгусток приобрёл форму кегли, потом синий цвет резко начал таять, превращаясь в белый, а с боков образовавшейся «кегли» начали вылезать прозрачные перепончатые конечности, напоминающие крылья пчелы. Создавалось впечатление, что ему удалось увидеть процесс превращения гусеницы в бабочку, только происходило это вне кокона и в считанные секунды.
Уже через минуту, после того как Лайхам осветил синий шар своим фонариком, на троицу из воды поглядывало, моргая огромными, полными разума глазами новое существо. Существо, которое Лайхам назвал нетропсоником, было размером с трёхмесячного телёнка и внушало неподдельный страх. Больше всего нетропсоник напоминал выжившую после ядерной катастрофы пчелу-мутанта, приспособившеюся жить под водой. Только, в отличие от пчелы, морда у существа была всё-таки рыбьей, и других конечностей, кроме крыльев-плавников, у него не было. Но зато на белёсом теле проявились синие поперечные полосы, которые и вызывали непроизвольные ассоциации с медоносным насекомым. По этим полосам циклично пробегали отсветы зеленоватых пятен, похожие на отражения фар проезжающих мимо автомобилей.
Нетропсоник лениво плавал в просторном аквариуме, покачивая конусообразным плоским хвостом, из основания которого торчало длинное чёрное жало.
— На пчелу похожа, — резюмировал Гарри, отойдя на всякий случай подальше от стекла.
— Вы правы, Гарри, некоторые так её и называют — рыба-пчела, только, в отличие от пчёл, эта рыбка мёда не приносит.
— Верю, — охотно согласился инспектор.
— Никогда таких не видела, — заворожено произнесла Лирена, постукивая по стеклу тонким пальчиком, чтобы привлечь внимание диковинной рыбы.
— Ну и хорошо, — нервно хохотнул отец, глядя на своё чадо, — она довольно опасна. Её жало содержит специфический фермент, и при попадании в кровь человека он вызывает временное изменение сознания, сопровождающееся фантастическими видениями.
— Галлюциногенная рыбка, — весело заключил инспектор.
— Что, простите? — не расслышал Лайхам.
— Да нет, ничего. Думаю, в нашей реальности некоторые нашли бы ей хорошее применение.
— Между прочим, драконы используют фермент нетропсоника в своих целях. — Лайхам поправил очки. — Не знаю точно, с какой целью, но подозреваю, что им это нужно для проведения ритуала очищения.
Гарри и Лирена вопросительно посмотрели на него.
— Что за ритуал? — профессионально прищурился инспектор.
— Это… эм… — замялся Лайхам, — ритуал, без которого драконы, как я полагаю, не способны взаимодействовать с «книгой событий». Ведь на самом деле никому не известно, что такое в действительности «книга событий», есть предположение, что это всего лишь метафорическое описание некоего инструмента сознания, с помощью которого драконы влияют на наш мир. А фермент нетропсоника — это ключ, который позволяет сознанию дракона войти в некий транс и открыть «книгу событий».
— Но тогда почему человек не может сделать того же, употребив этот фермент? — услышав про драконов и книгу событий, Гарри всерьёз заинтересовался.
— Да, пап, почему? — поддержала инспектора Лирена.
— Понимаете, драконы обладают неким знанием, не доступным человеку. Впрочем, я не могу утверждать с абсолютной уверенностью, но мне неизвестно ни одного факта в истории, говорящего о том, что человек смог бы открыть «книгу событий» и уж тем более повлиять на неё. Все те, кто пробовал минклис, либо ничего не помнили потом, либо рассказывали бессвязные истории, в которых нет ни логики, ни смысла. Правда, ещё малые дозы минклиса используют в качестве ингредиента для некоторых коктейлей. Но большинство этого не одобряет.
— Минклис? — уточнил Гарри.
— Так называется фермент нетропсоника.
Инспектор достал свою записную книжку и аккуратно записал название рыбы и фермента. Тут он вспомнил необычное превращение рыбы из синих шаров.
— А что это за странный процесс? — спросил он.
— Какой? — не понял Лайхам.
— Метаморфозы с шарами, — пояснил он, кивнув на нетропсоника, который неподвижно застыл возле аквариумного стекла и, казалось, тоже внимательно слушал беседу.
— Невероятно, правда? — по мальчишески загорелся коррелятор, сверкнув глазами. — Эта удивительная рыба основное время пребывает в этом «распавшемся» состоянии, и, что самое удивительное, я выяснил, что шары, хотя правильнее называть их колласами, нетропсоника могут соединяться в любых последовательностях с любыми такими же шарами, но должно их быть непременно семь!
— То есть? — не понял Гарри.
— То есть, если мы возьмём двух особей и дождёмся, когда они распадутся на коллассы, а потом разделим их таким образом, что в одном аквариуме у нас будет семь шаров-колласов, три из которых принадлежат особи А, а другие четыре особи Б, и простимулируем их соединение, на свет появится особь С, абсолютно новый, не существовавший ранее нетропсоник.
Гарри хлопнул ресницами. Действительно, это казалось очень странным.
— Да, — согласился он, — очень необычно.
— Смотрите! — закричала Лирена. — Что это с ним?
Фулмен и Дуайл резко устремили взгляды на аквариум, где Нетропсоник как-то странно свернулся не по-рыбьи калачиком и как будто бы потерял резкость. У Гарри возникло ощущение, что он смотрит на рыбу сквозь стёкла чужих очков.
Нетропсоник окончательно помутнел и вдруг как будто бы исчез на секунду, но не появился снова. В аквариуме опять, еле заметно подрагивая, висели семь синих шаров. Они появились неожиданно на расстоянии друг от друга, и теперь казалось, что никакой пчелоподобной рыбы тут только что не было. Гарри отвернулся от аквариума в поисках пепельницы. Его сигарета давно дотлела до самого фильтра и погасла.
— Да-а, — проговорил Гарри, — такого я ещё никогда не видел.
Он подошёл к противоположной стене, где стоял низкий журнальный столик, и, не обнаружив ничего, напоминающего пепельницу, положил окурок в пустующий цветочный горшок, который стоял рядом со столиком на стеклянном стеллаже.
Возле следующего аквариума троица пробыла не долго. Тут взгляду инспектора предстали странноватого вида ракообразные, похожие на земных крабов. Отличались они тем, что вместо клешнёй у них росли округлые конечности, похожие на миниатюрные гофрированные трубочки, которыми они ловко зарывали себя в грунт или отталкивались он него, взмывая неожиданно высоко вверх. Особого интереса у Гарри они не вызвали, и коррелятор повёл инспектора и дочь дальше.
К тому моменту, когда они дошли до последнего аквариума, у Гарри в голове была информация чуть ли не о всех самых диковинных существах, населяющих водную среду иной реальности.
Рыба-капитан — арбузоподобное существо, умеющее издавать звуки, похожие на игру саксофониста-недоучки, лакмупос — кит-отшельник, страдающий бессонницей из-за потери луны, морские суслики — рыбки с северного континента, покрытые белой блестящей шерстью, и много-много других подводных тварей. Всех их Гарри видел своими глазами, о всех выслушал короткий рассказ Барсукова-Лайхама, и все они его чем-то удивили.
В последнем аквариуме сидела с наглым видом огромная, размером с колесо легкового автомобиля жаба-синоптик.
— Жаба-синоптик? — чуть не засмеялся Гарри. Вид у жабы был весьма забавный. Она сидела в аквариуме, вода в котором едва превышала десять сантиметров от уровня дна. Сидела жаба на круглом камне. Но не так, как обычно сидят земноводные на камнях в мире, к которому Гарри привык. Жаба сидела совершенно по-человечески, широко расставив лапы в стороны, пятой точкой на камне. Верхние конечности жаба скрестила на груди и недовольно смотрела на троих людей за стеклом из-под полуприоткрытых век. Зоб её слегка подрагивал, и Фулмену показалось, что вот именно так и должна выглядеть настоящая жаба из сказки, ожидающая своего лучника-мазилу-принца.
— Да! — ответил Дуайл. — Жаба — синоптик, гордость моей коллекции! Очень редкий экземпляр.
— Какая смешная, — обрадовалась Лирена и, вытянув руку, приветливо пошевелила указательным и средним пальцами.
Жаба презрительно посмотрела на этот жест и направила взгляд в упор на Фулмена.
— Она что, предсказывает погоду? — спросил Гарри, слегка приподняв подбородок, ему вдруг показалось, что перед взглядом жабы он выглядит нашкодившим шалопаем.
— Да! — гордо ответил Лайхам, как будто бы это была его личная заслуга. — И при этом очень точно.
— Как это? — спросила Лирена.
— В зависимости от того, какая сейчас температура, она меняет окрас глаз, — ответил Лайхам.
В данный момент глаза у жабы были ярко-оранжевого цвета, зрачки расширены, и, казалось, жаба смотрит на инспектора, проникая в самые тёмные, сокрытые от всех уголки его души.
