Через минуту всё было кончено. За это время дырочка выросла до размеров огромной бесформенной бреши, в которой Мишутке даже удалось разглядеть позеленевшие от сырости черепа погибших фрицев, однако в образовавшуюся дыру немедленно хлынула вода, и «Пантера», едва всплыв, снова погрузилась на дно болота. Теперь уже навсегда.
«Вот видишь, — сказала Тяпа, — искреннее чувство всегда отыщет себе лазейку! И нет такого непонимания, в стене которого не могла бы пробить брешь Любовь!»
«Ага!» — смекнул Парасолька, которому наконец удалось покинуть банку из под полтавской сгущёнки в образе лесного клопа.
«Пригласить всё-таки Гитлера или тогда уже завтра?» — спросил себя Пиночет и посмотрел для очистки совести на часы. В принципе, рабочий день со всей очевидностью подходил к концу. Задержка на службе грозила внутрисемейным конфликтом, поскольку он мог не успеть купить тыквенных семечек для своей супруги, а его благоверная фрау Амалия терпеть не могла невыполненных обещаний. «Если мужчина не держит слово, — любила она повторять их сыну Фридриху, — он не мужчина, а какое-то неизвестное современной науке существо. Например, Чебурашка. А я, как ты знаешь, мой дорогой, — говорила она уже своему мужу наедине, — не сплю с Чебурашками! Конечно, большие нелепые уши тоже можно считать достоинством, но какой от них прок в постеле? Разве что, приложив их к моей вульве, можно услышать музыку сфер, но, видишь ли, милый, я не героиня Толстого, и от секса я привыкла получать удовольствие! Да и вообще, я предпочитаю слушать музыку, а не исполнять. Короче говоря, не можешь выполнить своего обещанья — не обещай!» «Действильно, лучше б не обещал! Кто за язык тянул?» — думал Пиночет, приподнимая рукав своего оранжевого мундира. До конца рабочего дня оставалось ещё полчаса. «Пожалуй, успею!» — решил он и нажал кнопку звонка.
Гитлер пришёл к нему в штатском.
— Интересное кино! — возмутился про себя Пиночет, а вслух спросил следующее, — В первую очередь, мне бы хотелось услышать, почему Вы уже переодели мундир? Да будет Вам известно, любезный, что до конца рабочего дня ещё двадцать четыре минуты!
— Прошу меня извинить, но ровно десять минут назад мне позвонила супруга и сообщила, что ровно в 15.00 по радио объявили учебный перевод времени. Вам об этом ничего неизвестно? — вежливо осведомился Гитлер.
— Мне-то как раз известно. Неизвестно мне только одно: как это так выходит, что мне это известно, а Директор Разведки узнаёт об этом от жены, да и то с опозданием. И ещё мне хотелось бы знать, во сколько мне обойдётся установка таких ворот, в каковые бы это недоразумение пролезло настолько свободно, чтобы не вызывать у меня, достаточно терпеливого человека, бешеного раздражения, а?
— Бэ… — подумал Директор Разведки, а вслух вторично принёс извинения. Пиночет взял ручку и, прикинув, видно ли Гитлеру, что конкретно он пишет, состроил сосредоточенное лицо и принялся рисовать похабщину. Минуты две он молча периодически вскидывал как бы в творческом озарении голову и, будто лизнув своей вдохновенной мыслью клитор незримой Музы, снова принимался ожесточённо царапать бумагу.
— Да будет вам известно, — начал он, продолжая изображать из себя человека, именно в данный момент крайне занятого решением судьбы мира, — что сейчас 16 часов 48 минут. Учебный перевод времени действительно был объявлен, но сроком лишь на один астрономический час — на то он и учебный! Поэтому-то сейчас именно 16 часов (он посмотрел на циферблат) 49 минут, как, впрочем, и час назад. Таким образом, Вы напрасно поторопились. Я Вас слушаю.
— Всё реализуется в рамках намеченного! — глупо улыбаясь, ответил Гитлер. — Чингачгук и его люди куплены. А в данный момент доктор Лебедев со всеми его покупочками пролетает Польшу в околоземном пространстве Краковского воеводства.
— Что с Фортуной?
— Агент Фортуна в образе пластмассового пупса, он же — «голыш», поступила в продажу в игрушечном отделе Марьинского Мосторга вчера, 8-го февраля 1979-го года. Завтра Ольга Лебедева купит её для своего сына Ивана после того, как он попросит её об этом в четвёртый раз. Вероятность — 94 %, уровень энтропии — 363 °.
Пиночет неожиданно расплылся в благожелательной улыбке и сказал:
— Когда ждёте её возвращения? Надо бы поощрить девочку. На вагину она вполне наработала. Не знаю, конечно, как насчёт каучука, но полиэтиленовую заслужила вполне. Как вы думаете, Гитлер?
— Возвращение запланировано на завтра, 11-е мая, но… есть некоторые проблемы. Я думаю, Вам уже доложили.
— Что такое? Ну не любите ж Муму!
— Дело в том, что ночью в кабинете у Эйлера, где Фортуну ожидало её настоящее тело, случился… пожар.
Пиночет на мгновение побледнел, но немедленно овладел собой. В конце концов, любая из катаклизменных неожиданностей стимулирует деловитую озабоченность, что, в свою очередь, развивает мышление.
— Какие приняты меры?
— В настоящий момент ведутся интенсивные поиски донора тела. Ведь её собственное сгорело дотла. Мы провели 34 доверительные беседы с нашими самыми красивыми молодыми сотрудницами, но пока ни с одной из них по-хорошему договориться не удаётся. Всех гипотетических доноров смущает одно: утрата собственной души, что в том случае действительно неизбежно.
— Гм-гм, — пожевал свой язык Пиночет, — вот видите, Гитлер, у Вас проблемы в волейбол друг другом играют, а Вы уже домой собрались, мундир переодели. А ведь надо спешить — спешить проявлять рвение к работе, исправлять свои ошибки, пока они не переросли в крупные карьерные неприятности.
— Я делаю всё, что в моих силах, товарищ Пиночет, — начал оправдываться Гитлер, — и к вечеру мы эту проблему решим! В конце концов, душой добровольного донора можно одухотворить и Центральный парк или, к примеру, водопровод.
— Мне нравится ход Ваших мыслей. Распоряжение же моё таково: поскольку в отчётный период Фортуна проявила себя человеком беззаветно преданным нашему общему делу, пришло время её поощрить, тем более, учитывая последние обстоятельства. Короче говоря, её новое тело должно быть уже с вагиной! Это приказ!
— Но у нашем управлении нет никого до тридцати лет и с вагиной, — развёл руками Гитлер.
— Значит надо исключить возрастной критерий из списка необходимых параметров. В конце концов, подумайте сами, что лучше — стерильная молодость или грязная зрелость? Впрочем, извините меня. Ведь откуда Вам ещё знать? Кстати, я думаю, что после взятия Марьиной Рощи мы можем вернуться к разговору о вагинофикации вашей супруги.
Гитлер скромно и потуплено улыбнулся, тем самым выражая свою благодарность.
— В качестве донора тела я рекомендую Вам, Гитлер, э-э… фрау Марту! Конечно, её тело постарше того, что принадлежало Фортуне прежде; конечно, соски могли бы торчать позадорнее, но в целом, она весьма симпатичная девочка, а ножки у неё будут даже и постройнее. Как Вы считаете?
Не то, чтоб Гитлера смутил этот вопрос, но кивнул он в некотором покраснении внешних щёк.
— В принципе, в качестве компенсации Вы можете предложить ей стать душою моих штанов. И вообще, поручите-ка переговоры Эйлеру. В конце концов, это его проблема. Он ведь у нас чародей — так пусть и очарует её! Донесите, кстати, до его понимания, что если он не договорится с фрау Мартой, договариваться об этом ему придётся уже с собственной женой. Уж не знаю, помогут ли ему его сверхъестественные способности, но, в противном случае, мы его расстреляем. А теперь идите!
И Гитлер ушёл. Пиночет поковырял немного ногтем правого указательного пальца в верхних зубах, затем свернул из своей похабщины самолётик, запустил его прямо в центр огромной, во всю стену, карты Ящика с Игрушками Вани Лебедева, потом встал, вышел из-за стола, подобрал самолётик, порвал, выбросил и засобирался домой.
Массивные электронные часы с едко-зелёными циферками, висящие под портретом товарища Барби, как и час назад, показывали 16.55 — затем 16.56, 57, 58. В 16. 59 Пиночет погасил свет, вышел из кабинета и запер дверь. Он успевал.
Ровно через тридцать четыре минуты он уже стоял у порога собственного дома с семечками наперевес.
— Здравствуй, дорогая! — сказал он и победоносно протянул своей фрау кулёк.
— Ой! Принёс?! Ты мой самый лучший, самый умный, самый сильный и самый мужественный! — воскликнула Амалия и трогательно распушила реснички. — А они тыквенные? — в шутку нахмурилась она.
— Это самые тыквенные в мире семечки тыквы, которые когда-либо вызревали… м-м-м… в ней! — уверил жену Пиночет.
«В принципе, беспокоит меня лишь одно, — начал писать Мишутка, всё-таки убеждённый Тяпою в том, что ему стоит попробовать стать писателем — почему если в метро мы встречаемся с кем-то взглядами, но не отводим глаза первыми — это со стопроцентной вероятностью означает, что на нас посмотрят снова?»
