— Мерзавец, — прошипела она, поднимая на него глаза.
А за спиной учёного, на странном ящике, горела красная лампочка.
— Ну что… будете слушаться меня, фройляйн Кац? — улыбка совсем не была похожа на оскал. Она была ровная. Почти отеческая… если бы у Джины был отец.
— Пошёл ты, — Джина приподнялась на локтях и плюнула ему под ноги. И рухнула от новой вспышки боли.
— Значит… — холёные пальцы коснулись её подбородка, — денег и возможности выжить вам мало. Я могу предложить вам ещё что-то?
— Сними это с меня, — Джина протянула к нему руку с браслетом.
И услышала сухой смешок:
— Пока вы не совсем оправдали моё доверие…. Я сниму их, когда буду уверен, что того недавнего инцидента с базой Речных Крысят не повторится. А так я хотя бы знаю, что в любой момент могу призвать вас к порядку. Дисциплина всегда полезна, фройляйн Кац… — он повернул какой-то рычаг, нажал какую-то кнопку, ящик перестал гудеть, а лампочка погасла.
— А теперь вставайте и пойдёмте наверх.
И Джина пошла. С того дня она возненавидела Леонгарда еще больше. Но сделка была в силе. Они с братом будут вести охоту, пока он будет за это платить. А потом они уплывут.
Джина прикрыла глаза, вдыхая холодный воздух. Снова посмотрела на город, раскинувшийся внизу. Город, который не дал ей ничего. Всё, что у неё было, ей приходилось буквально вырывать у этого города из глотки. И она научилась даже получать удовольствие от этого.
Сколько Джина себя помнила, она боролась. Боролась с бабкой, которая, пока что-то ещё соображала, пыталась наряжать её в дурацкие платья. Боролась с одноклассниками, смеявшимися над ней — из-за того, что в классе она была самой низкорослой, самой худой и хуже всех одевалась. Боролась с учителями, ставившими ей в пример прилежных дур из хороших семей.
Да, она боролась со всеми. И только с Леоном… с Леоном она не боролась никогда.
Леон всегда был её невидимой тенью. Широкий, нескладный, с непроницаемым лицом… даже в детстве он не проявлял эмоций. Было ли это симптомом его какой-то недоразвитости или просто чертой характера, не знал никто. Кроме Джины. Уж она-то понимала, что её брат не был слабоумным идиотом. Леон мог и чувствовать, и думать — и делал это. Просто… молча. И чаще действовал, чем говорил.
Джина хорошо помнила, тот случай, когда одноклассники окружили её кольцом и начали насмехаться, — Леон молча врезался в эту толпу. Молча сломал руку тому, кто ударил Джину между лопаток так, что она упала. Молча выбил четыре или пять зубов тому, кто в неё плюнул. Молча отшвырнул к стене того, кто попытался задрать на ней платье. И так же молча взял сестру за руку и повёл домой — туда, где их отругала бабка. Как и обычно.
Всё это тянулось довольно долго, пока наконец одноклассники не поняли — к Кацам лучше не подходить. Леон был всегда рядом с Джиной. Сколько бы человек ни бросалось на него, он побеждал. Избитый в кровь, с переломанными рёбрами, падающий с ног — но побеждал. Он был малочувствителен к боли, и это его спасало. Его начали бояться. А вместе с ним стали бояться и Джину.
И она поняла, что, в общем-то, это здорово — когда при одном твоём появлении люди вжимаются в стену. Ведь не так легко одержать верх над человеком, который всё время молчит. А Леон молчал всегда, часто молчала и Джина.
Став старше она, конечно, научилась защищаться и словами — это оказалось не так трудно. Затем в школе её стали считать самой испорченной старшеклассницей и самым большим позором. И по-прежнему Джина очень любила своего братика. У неё были на это вполне определённые причины.
Мобильный телефон призывно задребезжал, и девушка взглянула на экран. Чарльз Леонгард. Что ему может быть нужно? Она нажала кнопку и тут же услышала бархатисто-стальной голос:
— Фройляйн Кац? Как ваше здоровье?
— Прекрасно, герр Леонгард, — ответила Кошка и начала прохаживаться вдоль края крыши.
— Вскоре мне снова понадобятся «крысята». Помните о сделке?
— Да, конечно. — Она посмотрела вниз. Несколько машин ползло по одной из боковых улиц. Кто-то в противоположной стороне играл на фортепиано что-то сентиментальное.
— Тогда дождитесь вашего брата и скажите ему об этом. Через неделю охоту нужно снова открыть.
— Хорошо.
— И никаких глупостей. Никаких громких нападений, щенки из Управления насторожились.
— Как скажете.
— Умница, — она почувствовала, как губы мужчины скривились в улыбке. — И особенно внимательно вам стоит искать одного мальчика. Я не знаю его имени. Но могу описать внешность. Долговязый. Светловолосый. Голубые глаза и веснушки. На правом запястье рядом с татуировкой шрам. Его привезти отдельно.
Джина замерла. Потом плотоядно усмехнулась и облизнула губы:
— Поняла. И если вдруг вам интересно… я могу назвать вам его имя.
— Неужели? С удовольствием узнаю его.
— Алан Валберг.
— Чудесно.
Леонгард повесил трубку. Джина рассмеялась. Когда-то из-за этого мальчишки она потеряла глаз. А теперь ему предстоит потерять многое другое…
[Восточная Жeлeзнодорожная Колeя. 09:59]
— Доброе утро, принцесса!
Скай вышел из вагона и помахал мне рукой. Я вздёрнула подбородок:
— Прекрати меня так звать.
Лётчик усмехнулся и приблизился ко мне. Остальные ещё не проснулись, и в морозной тишине мы были вдвоём. Да, утро было очень прохладное. Но я привыкла к холодам, а Ская, видимо, грела его отороченная мехом лётная куртка. Которую он немедленно накинул мне на плечи, оставшись в чёрном свитере с высоким горлом.
— Прекрати, — я попыталась стряхнуть куртку с плеч, но, не давая мне этого сделать, он крепко обнял меня и начал дышать в ухо: — какой же ты странный. Я тебе говорила меня не трогать, я этого не люблю.
Он отстранился без малейшей обиды:
— Как скажешь, принцесса.
В куртке и правда было тепло, и я больше не пыталась её скинуть. Прошлась немного по замёрзшей траве и обернулась. Скай внимательно за мной наблюдал. И в очередной раз я задала себе довольно странный вопрос. Интересно, как он меня воспринимал? Просто как маленькую девочку, которую нужно греть и оберегать? Или как что-то более серьёзное? Я совсем не понимала, что значат его жесты и сейчас, наверно, повела себя очень глупо. Нужно будет обязательно спросить у Сильвы, что делать, когда тебе отдают куртку и обнимают. И почему от этого так приятно.
— Ты обещала показать мне город. Помнишь? — он оборвал мои размышления.
— А ты нормально себя чувствуешь?
— Прекрасно, — он широко улыбнулся. — Если ты не заметила, принцесса, я ношу тебе дрова и картошку.
Я невольно засмеялась и тут же снова задумалась. Вообще-то нам нужно купить продуктов и — на всякий случай — лекарств, ведь зима скоро наступит, а значит, все начнут простужаться. Но… для того, чтобы осуществить все планы, не хватало всего лишь одной важной вещи…
— Я отправлю парочку наших «на дело» или пойду сама, и тогда…
Светлые брови удивлённо приподнялись:
— Что значит «на дело»?
— Ну… — я замялась. Почему-то мне было впервые стыдно говорить об этом. — Позаимствовать чей-нибудь кошелёк, ведь…
— Так вы воруете? — спросил он, теперь уже хмурясь.
В раздражении я дёрнула плечами:
— Случается иногда! А ты думал, мы выращиваем деньги в каком-нибудь вагоне? Или что они падают на нас с неба? Если ты не заметил, и если тебе это противно…
Он в несколько шагов оказался рядом и сдернул куртку с моих плеч. От неожиданности я застыла на месте, борясь с желанием его ударить. Как он смел меня осуждать? Меня, у которой давно уже не было никакого выбора — воровать или не воровать, быть лидером или не быть. Да что он вообще о нас знал, он…
— Вот, возьми.
Пока я пыталась справиться с обуревающими меня эмоциями, он успел отстегнуть часть подкладки куртки и теперь, вынув что-то оттуда, протянул это мне. Пачка зелёных бумажных денег. Скай потёр лоб:
— Не помню, откуда они у меня, я случайно обнаружил их несколько дней назад. Тогда они еще были мокрыми… но, наверно, сейчас ничего…
Я знала эти деньги, видела их раньше. Они назывались долларами и ходили там, в остальном мире. Но и у нас была пара мест, где их можно было поменять — ведь до сих пор находились дураки, которые каким-то образом и по каким-то непонятным причинам приезжали сюда жить. Даже зная, что уже не уедут обратно.
— Я тебя прошу, Вэрди… не надо ничего красть. Это опасно. А тут у меня не одна такая пачка.
Я упрямо молчала.
— И… надень обратно.
Куртка снова легла мне на плечи. Я подняла глаза. Скай улыбался. И мне было стыдно. Так легко решить, что из-за воровства он меня презирает, да ещё и расстроиться из-за этого? Определённо, я глупею. Интересно, почему? Может быть, о таком можно тоже узнать у Сильвы? Ведь я в этом совсем ничего не понимаю. А может быть…
