Подскакал курьер. Он переговорил с лордом Чиндором, и тот пустил свою айю рысью, направляясь к Кордак’у и крича:
— Забирай своих мушкетеров и веди их через тыл к центру, и побыстрей! Джунгавцы применили неведомую штуку мощи страшной! Гонец сей путь тебе укажет.
Кордак’ построил роту в походную колонну и повел ее быстрым маршем на юг, огибая балхибские позиции с тыла. По пути им попадались скопления раненых, ожидавших, пока ими займутся работавшие в бешеном темпе немногочисленные армейские медики. Справа оставались отряды арбалетчиков и ландскнехтов, сильно поредевшие и измотанные — кожа у них была уже даже не зеленая, а серая от усталости и пыли, и пыльную корку тут и там прорезали змеящиеся струйки пота. Они стояли, опираясь на оружие, и тяжело дышали, или же присаживались прямо на трупы, которых тут имелось в достатке. Мохотрава была вытоптана и прибита к земле, и обильно полита пурпурно-коричневой кровью.
Ближе к центру балхибской армии снова клубилась пыль. Солдаты, занимавшие там оборону, толпились и выглядывали друг из-за друга, пытаясь разобрать, что происходило за пыльными облаками. Затем арбалетчики принялись куда-то стрелять.
— Сюда, — показал курьер, и рота во главе со знаменосцем-исидианином прошла через боевые порядки своих войск и заняла позиции на переднем крае. Внимание Феллона сразу же привлекла «неведомая штука».
Она была похожа на огромный деревянный ящик величиной с палатку. Ящик катился на шести больших колесах, которые, впрочем, только виднелись из-под толстых квонговых щитов, навешенных по бокам. На крыше ящика имелась надстройка с дырой, обращенной вперед, а за надстройкой торчала короткая труба. Сооружение ползло со скоростью медленно идущего пешехода и извергало из трубы клубы дыма и пара. Пуфф-пафф, пуфф-пафф.
— Господи, — сказал Феллон, — да ведь у них танк!
— Что ты сказал, мастер Антане? — спросил стоявший рядом Кордак’, и Феллон понял, что невольно перешел на английский.
— Просто помолился своим земным богам, — сказал он.
— Поторопись, нужно выровнять фронт.
— Приготовиться к стрельбе! — крикнул Кордак’.
Танк продолжал пыхтеть, медленно приближаясь. Он направлялся не прямо на роту Джуру, а немного южнее. Его квонговые щиты были густо истыканы стрелами, застрявшими в твердом дереве. Следом за танком, прячась за ним, наступала вражеская пехота. Еще южнее из пыли выполз еще один ящик.
Ближний танк издал громкое «чвонк!». Из дыры в надстройке вылетело железное ядро, врезавшееся в подразделение ланскнехтов. Там все смешалось, закричали люди, роняя пики на землю. Весь отряд снялся с позиций и обратился в беспорядочное бегство.
Затрещали мушкеты роты Джуру, полив боковой щит танка дождем из пуль. Однако, когда дым рассеялся, Феллон увидел, что боевая машина ничуть не пострадала. Заскрежетали шестерни, «штука» подала немного назад, одновременно разворачиваясь, и снова начала надвигаться. Довернув еще немного, танк оказался нацеленным точно на роту мушкетеров.
— Еще залп! — истошно заорал Кордак’.
Но тут последовало еще одно «чвонк!», и железное ядро полетело в роту Джуру. Оно ударило в грудь айю Кордак’а, опрокинув животное на спину и послав капитана в воздух, затем срикошетировало и угодило в голову исидианину, убив восьминогого знаменосца. Знамя упало.
Феллон сумел послать пулю в амбразуру танка и оглянулся, чтобы обнаружить, что рота переставала существовать у него на глазах, начиная разбегаться с криками: «Все потеряно!», «Нас предали!», «Спасайся, кто может!».
Последовало еще несколько неприцельных мушкетных выстрелов, и рота Джуру окончательно перестала быть боевой единицей. Танк снова повернул на балхибских ландскнехтов.
Чвонк! Повалились новые пики. И Феллон, убегая вместе со всеми, успел заметить появление третьего танка.
Потом он улепетывал вместе с перемешавшимися друг с другом мушкетерами, ландскнехтами и арбалетчиками, а им на пятки наступали орды захватчиков. Феллон спотыкался о трупы и видел, как по обе стороны от него в бегущую толпу врезались кваатские всадники, рубившие направо и налево своими кривыми саблями. Он бросил мушкет, поскольку у него практически кончились порох и пули, а с разгромом балхибской армии терялась всякая надежда на пополнение запасов. Кое-где балхибские кавалерийские отряды пытались задержать противника, нанося ему разрозненные контрудары, но пехота была разбита наголову и рассеяна.
Давка немного ослабла, когда более быстроногие вырвались вперед, а преследователи проредили ряды отступавших. Неожиданно сзади над головой Феллона раздалась кваатская речь. Он оглянулся и увидел рядом с собой одного из всадников в меховых шапках. Тот сидел на своей айе, кричал что-то и размахивал саблей. Феллон фразу не понял, но разобрал слова «Кваат» и «Балхиб» — по-видимому, лихой рубака не мог понять, за какую армию сражался Феллон, одетый не по форме.
— Да здравсвует Англия! — крикнул Феллон, поймал кваатца за сапог и дернул. Застигнутый врасплох наездник вывалился из седла, в которое тут же вскочил Энтони Феллон. Он развернул животное перпендикулярно направлению погони и послал айю галопом.
Через четыре дня, обогнув район боевых действий с севера, Феллон добрался до Занида. Гекланские ворота едва справлялись с потоком беженцев: как участников битвы при Хосе, так и сельских жителей, стремившихся укрыться за городскими стенами.
Охранявшие ворота стражники поинтересовались именем Феллона и потребовали, чтобы он доказал, что является истинным занидским патриотом — хоть и не-кришнаитского происхождения.
— Из роты Джуру, говоришь? — сказал один из них. — Слыхал я, что едва ль не в одиночку вы чуть сражение не выиграли, отбросив орды степняков, когда они фланг армии пытались завернуть, и только колесницы паровые адские врага вас с поля боя потеснили.
— Это куда более правдивое описание битвы, чем я ожидал услышать, — сказал Феллон.
— Да разве честности могли дождаться мы от варваров степных? И применив столь подлое оружье, лишь показали нам они, что не имеют представления о правилах цивилизованного боя.
Феллон не стал указывать, что если бы проиграли кваатцы, они с таким же основанием жаловались бы на ружья, которые применил противник, и проклинали бы его бесчестное коварство.
— А что еще известно? Балхибская армия существует?
Другой стражник пожал плечами в кришнаитской манере.
— Говорят, что Хабарьян сумел собрать остатки кавалерии своей и контрудар нанес под Малмаджем, но был убит при этом. Не знаешь ничего ты о местонахождении врага? С вчерашнего утра проходят в город люди, кои утверждают, что джунгавцы наседают им на пятки.
— Не знаю, — сказал Феллон. — Я ехал северной дорогой и их не видел. Так можно мне в город?
— Да — правда, нужно еще одну пустячную формальность соблюсти. Клянешься ли ты в верности Лорду-протектору Балхибскому, пандру могучему и благородному, Чиндору эр-Квинану?
— Э-е? Как ты сказал?
Стражник пояснил:
— Дела такие: как я уже сказал, пал Хабарьян при Малмадже. И лорд Чиндор примчался с поля боя и, весь в крови еще и в пыли, пошел докладывать его величеству доуру о тех несчастьях, что на нас свалились. И пока они наедине беседовали в тронном зале, Кир — в припадке меланхолии — свой выхватил кинжал и им сразил себя. Тогда Чиндор собрал тех членов кабинета, что живы были, и убедил их наделить его немедля властью чрезвычайной, на время кризиса. Клянешься ты, иль нет?
— О — да, конечно, — сказал Феллон. — Клянусь.
Про себя Феллон почти не сомневался в том, что сам Чиндор и ускорил отход Кира в мир иной, после чего силой заставил министров объявить себя диктатором.
Он проехал в ворота и, не теряя времени, поскакал по узким улочкам к собственному дому. Он опасался, как бы его домовладелец не вселил новых жильцов, поскольку Феллон запоздал с арендной платой. Но, к своей радости, он нашел свой домик таким же, каким его оставил.
Теперь он был намерен заполучить обрывок векселя, который остался у Квейса — захочет тот с ним расставаться, или нет. Затем можно было отправляться за последним обрывком к Кастамбангу, которому, если понадобится, можно будет рассказать какую-нибудь правдоподобную историю: скажем, что Квейс вручил ему бумагу, поскольку намеревался бежать из города.
Феллон торопливо умылся, сменил одежду и набил вещевой мешок тем своим имуществом, с которым было жаль расставаться. Еще через несколько минут он уже вышел на улицу, запер за собой дверь — в последний раз, если все сложилось бы так, как он рассчитывал — привязал мешок к седлу айи и вскочил на нее сам.
Привратник в таверне Ташина сказал, что — да, мастер Турандж был у себя, и пусть добрый господин пройдет прямо наверх. Феллон пересек двор — непривычно пустой — и поднялся на второй этаж.
