— Третье. Результатом нашей изоляции и потери контроля над законным правительством явилось нынешнее положение вещей, когда оно готово развязать новую войну, еще худшую прежней.
— Считаете ли вы себя виновной и первопричиной всего вышеизложенного?
— Виновной — нет, хотя факты имели место. Что до первопричины, то в вашем документе просматривается классическая схема типа «не было гвоздя — кобыла захромала». На жеребца надо было ставить, господа, тогда бы и бега выиграли!
— Обходитесь впредь без вашего специфического юмора. И отвечайте по пунктам.
— Здесь суд или средневековый теологический диспут? Хорошо, пройдемся по пунктам. Касаемо первого: меня еще не использовали как официального представителя, а только взращивали для оной цели, обильно орошая всяческой информацией. Кстати, мое значение в государственном аппарате, и без того довольно скромное, стало со временем заметно умаляться. По второму пункту: официальная связь начала порываться, а теплые отношения — охлаждаться еще до моего окончательного ухода от дел, который разве что ускорил неизбежное, и то едва ли. По третьему: как я уже говорила, выпадение одного звена из цепи может породить такое грандиозное нарушение естественного хода вещей, как гражданская война, разве что…
— Создав эффект падающего камня, лавины, если тебе угодно, — внезапно прервала ее Диамис. — Сказано тебе — кончай этот гиньоль.
— Хорошо. Вношу серьезное предложение. Сведем все три статьи обвинения в одну — это логично, — я отвечу «да», и перейдем к следующему.
— А что следует? — удивился Сейхр.
— Неужели вам нечего более предъявить мне?
— Кажется, и этого довольно, — ответил за всех Карен.
— Тогда я попрошу разрешения выдать свое последнее слово. Это, кажется, совпадает с буквой закона? Я имею в виду, что если вынесение приговора отсрочено, это не значит, что и от меня требуется погодить.
Керг кивнул.
— Господа Совет! Предъявляя мне то одно, то другое обвинение, вы с необычайным старанием и деликатностью обходили первопричину моих криминальных поступков. Я — в полном сознании того, что делаю, или нет — отказалась от своего магистерства. Я послужила первопричиной военного конфликта. Хорошо! Но помните ли вы, что это покойный Даниль Ладо, Денгиль, первым попытался соединить две створки раковины, и если бы ему удалось это, не возникло бы и нынешнего противостояния государств. О, это у него не вышло, разумеется: он был преждевременен или, скажем так, шел в ногу, когда все другие — не в ногу. И он стал слишком много значить у себя в горах, чтобы вы могли его терпеть. Это всегда чревато бедой, особенно когда имеешь дело не со всем Черным Братством, а с его дикими охотниками, то есть — наиболее агрессивной частью. Когда Денгиль стал совершать наказуемое, его необходимо было остановить: сначала — так, как хотели вы, дав ему легенскую власть и убрав из гор, позже — так, как поневоле пришлось делать мне. Потому что, принявши верное решение, вы не сделали его окончательным. Зачем вы отдали его мне в руки? Как вы могли помыслить, что я смягчу приговор ради моего мужа — ведь именно то, что он часть меня, помешало мне просить о снисхождении.
В зале повисло тягостное молчание. Она продолжала:
— Теперь обвиняю я, и мне всё равно, имею ли я право на это или нет. Вас — в том, что юрисдикция Братства — шаг за шагом — привела к смерти моего любимого от моих рук. Себя — за то, что моя гордыня, мое стремление быть такой, какой меня создал Бог, потворствовали вам в этом. И за то, что осталась жить. Решая теперь мою судьбу, помните, что мы совиновники. Я кончила!
Теперь легкий шум прошел по всему кругу сидений. И тут со своего места поднялся Маллор. Он один, хотя и был одет в легенскую униформу, нимало не походил ни на даму, ни на монаха — разве что на удалого брата Тука: широкий в кости, размашистый в движениях. Запросто — как в таверне! — подошел к ней и пробасил:
— Керг! Это последнее волеизъязвление… тьфу, волеизъявление! — будет внесено в решение суда? Почему только в протокол? Не принято? Кем не принято, чушь бредячая! Уж в этом мы сами себе хозяева. Нас так артистически провезли мордой по луже, что любо-дорого. Слушай, дикая эркени. Не знаю, напишу ли я на твоем приговоре «да» или «нет», потому что его пока не существует в природе. Одно скажу. Хотя то, что выпало Денгилю, я бы тебе подарил куда с более легким сердцем, чем ему, всё равно — тебе як Бога кохам, пани. В том смысле, что агапо.
— Спасибо, Маллор-ини, — рассмеялась она. Отсалютовала собранию, сделала поворот направо кругом и ушла, на ходу поманив за собой конвойных, которые дожидались у входа.
Наружный засов снова вдвинули в косяк, чтобы войти — лязг механизма уже порядочно действовал ей не нервы. Впрочем, это была единственная докука за всю неделю. Молодой доман исправно поставлял ей полезные для здоровья деликатесы и напитки, приносил книги (не только на богоспасаемую тематику), таскал мягкую воду для мытья. Мылась она, естественно, в принесенной им же надувной ванне — и в целомудренном одиночестве. Специальная женщина укладывала феном ее волосы и долго возилась над ногтями (самой было нельзя, ножницы — режущий инструмент).
На этот раз доман принес платье.
— Велят переодеться.
— Опять?
Это был вроде бы легенский наряд. Такой же… нет, совсем не тот, что прежде. Нижняя одежда, вязаная, — не из черного, а из темно-красного шелка. Верхнее широкое платье сшито из тончайшей белой кожи. Башмачки на каблуке, мягкие, словно перчатки, — тоже. Пояса нет, как нет, разумеется и шпаги. Сие нечто означает, любопытно узнать — что именно.
Попудрилась, подвила концы волос на палец. Снова лязгнуло.
— Готовы? За вами пришли.
Это были ее конвойщики — и Хорт. Ее всегда поражало, с какой грацией легены носят свой орденский наряд с оружием, причем все, вплоть до интеллигентов и книжных червей в десятом поколении: будто поднимает, стройнит их.
И ведут ее не в зал заседаний, а дальше. Неужели — да! В зал Тергов. Народа в проходах куда больше обычного, прежнего — мужчины в защитном, девушки в лэнских рубахах и сарафанах, городских костюмах. Легены снова сидят, но на этот раз на возвышении у подножья Тергов и в полной парадной выкладке — такую она видела только раз, тоже во время суда: рясы, шпаги, черные мантии с такими глубокими капюшонами, что лицо остается в тени, если их надвинуть — но сейчас лица открыты и строги. А посередине — столик, на нем нечто алое, и меч, и пояс, и кольцо.
Ее, конечно же, поставили у ступеней, благо не усадили — не хватало снова голову задирать. Поднялся Сейхр. Ну разумеется, хотя он не законник, однако же главный знаток древнего церемониала.
— Высокочтимая госпожа Кардинена! Мы имеем все основания по-прежнему считать вас состоящей в Братстве. Решение наше записано, вы сможете его прочесть. Я же скажу кратко. Вы признаетесь ответственной и за то, в чем сами себя вините, и за то, что страна наша поставлена на грань кризиса. Ибо человек, подобный вам, в силах повернуть судьбу своей земли в сторону как неправды, так и истины, даже не сознавая это в полной мере. Следовательно, вы отвечаете перед нами как полноправный член Оддисены. По древнему закону нельзя сместить члена Братства с той ступени, которую он в нем занимает. Это означает, что мы, как и прежде, считаем вас магистром.
— Магистром? Неприкосновенным?
— Молчите! — крикнул Сейхр (а она и не ожидала от него такой властности). — Вот он, ваш знак защиты, перед нами — вы же сами от него отказались! И слушайте не перебивая, что мы предлагаем вам.
— Либо вы берете власть — всю власть магистра, ничем не ограниченную — с тем, чтобы исправить разрушенное и создать новое. Либо — с вами поступят как с любым членом Оддисены, который положил свой перстень со щитом. Выбирайте.
— Если бы этот клинок был Денгилевой Тергатой, мне и выбирать было бы не надо, — ответила она резко.
— Не торопись, — Диамис побарабанила пальцами о колено. — Успеешь налюбоваться, каково на том свете.
— Поторгуйтесь, — это ехида Карен со своего места.
— Ладно, поторгуюсь. И сколь долго мне позволено тянуть с решением?
— Пока мы здесь, в храме.
— О-о. Право, в этом наряде и при этом антураже нелегко сохранить трезвую голову. Тогда так. Я задаю всем вопросы — вы отвечаете. Идет?
— Будь по-вашему, — отозвался Карен.
— Хадиче, княгиня моя. Я так поняла, переговоры закончились соглашением?
— Да, но, что называется, черновым. Повезу условия домой. Однако обе стороны проявили много доброй воли, и окончательная договоренность, по-моему, неизбежна. Кстати, одно из условий — единый магистр для обеих ветвей Братства и обоих Советов, который их и объединит окончательно.
— Какова гарантия, что вы не станете понуждать меня к нежелательному для меня делу?
