Он поднял на руки Иччи и заковылял прочь, вверх по долине, тяжело припадая на изуродованную ногу и не оглядываясь. И никто не посмел поднять копья или сказать слово. Сур уносил Иччи к своему жилищу, чтобы, по обычаю предков, зарыть ее в землю вблизи своего очага, как это делают все люди Страны Лесов, когда умирает близкий или друг. Рядом, не отставая ни на шаг, бежали, льнули к ногам человека осиротевшие волчата. На чистом ослепительно белом снегу оставалась за ними глубокая неровная тропа. Она уходила к краю земли и была видна всем…
Виктор Мироглов
Голоса тишины
— Что надо человеку, чтобы жизнь его сделалась Вечным Праздником? — говорил негромко и важно Великий Заклинатель рода — Серый Гусь. — Человеку нужда еда… Когда живот его полон, он радуется солнцу, траве, ветру. В жилище из шкур было темно и душно. Люди Края Лесов сидели так тесно, что щеки их касались. Каждый из них недавно съел много мяса, и потому они были согласны со словами Заклинателя.
Белая куропатка летела над самой землей, и от частых, торопливых взмахов ее крыльев шевелились и сбрасывали с себя снег сухие стебли пушицы. Мизинец торопливо присел, готовясь метнуть в куропатку обожженную в костре короткую палку с утолщением на конце, но в тот же миг увидел, как черной молнией упал на птицу с неба Ворон, и… промахнулся.
Сердце юноши остановилось. Он помешал священной птице, отнял добычу и теперь… Сделалось так страшно, что на некоторое время Мизинец перестал и слышать, и, когда робко поднял голову, перед ним на плоском камне сидел тот самый Ворон и не мигая смотрел ему прямо в лицо. Клюв у Ворона был разбит, а крылья бессильно висели.
— Ты кто? — спросила птица голосом старого человека.
— Я охотник, — робко и тихо сказал юноша. — Совсем недавно я получил имя — Мизинец. Не наказывай меня, мудрый Ворон, за то, что я помешал твоей охоте. Я обещаю, что больше никогда не ступлю на тропу, где охотишься ты.
Глаза птицы ненадолго закрылись. Из разбитого клюва на камень медленно падали густые капли крови.
— Слушай меня, охотник Мизинец. Слушай и запоминай. Я, покровитель вашего рода, Великий Ворон, сделался больным и старым. Сегодня мой путь лежит в край огненных гор и белой воды, чтобы снова стать молодым и сильным. Живущие в лесах и тундре духи скоро узнают, что меня нет. И тогда они могут прийти к вам в стойбище. Песцы и лисицы по их велению разроют мясные ямы, а рыба в озерах и речных омутах подохнет. Люди начнут голодать, а черная болезнь сделает охотников слабыми, и они не смогут натягивать тетивы на своих луках, когда придут враги. Пусть сегодня же, раньше чем сядет солнце, мужчины насыплют вокруг стойбища высокий вал из снега и польют его водой из озера.
Сердце юноши сильно билось.
— Не покидай нас, Великий Ворон. Я принесу тебе желчь старого медведя! Ты сможешь залечить свои раны, и силы вернутся к тебе! — сказал он горячо.
— Желчь помогает только людям, — дыхание птицы стало тяжелым, и все чаще опускалась на глаза мутная пленка.
— Я улетаю, охотник Мизинец. Ты хорошо запомнил мои слова? Иди и перескажи их людям твоего рода.
Белый снег закружился перед глазами юноши, и, когда вихрь упал на землю и рассыпался, ни Ворона, ни камня, на котором он сидел, не было.
Мизинец хотел закричать, вернуть священную птицу, чтобы спросить, простила ли она его или нет, но кто-то больно толкнул в бок и потянул за руку.
— Проснись! Проснись!
Мизинец сбросил с себя оленью шкуру и вскочил на ноги. Перед ним стоял Птенец Куропатки. Маленькое лицо его, перемазанное сажей, было таинственным и важным.
— Ты принес хорошую весть? — серьезно, как подобает взрослому охотнику, спросил Мизинец, отчаянно прогоняя остатки сна.
Птенец Куропатки приблизил лицо к уху товарища.
— Толстяк трижды прокричал голосом ворона у большого огня.
И как ни старался Мизинец сохранить спокойствие, он все-таки не выдержал и даже подпрыгнул от удивления.
— Не говорит ли твой язык пустые слова?
— Птенец Куропатки — мужчина, — с достоинством сказал юноша и ударил себя растопыренной ладонью в грудь.
— Значит, это правда, что Толстяк нашел жилище Медведя?
— Тише! — Птенец Куропатки испуганно замахал руками. — Разве ты не знаешь, что нельзя вслух произносить его настоящее имя? Если он услышит, придет беда!
— Хорошо! Хорошо! — поспешно согласился Мизинец. — Я стану звать его Страшный.
Птенец Куропатки облегченно вздохнул.
— Так будет лучше… Бежим посмотрим, как мужчины готовятся к охоте.
Они выбрались из жилища. Яркий свет красного солнца ударил в лицо. До самого края земли лежали розовые снега. В стороне, откуда обычно прилетают белые Духи Метели, курился чадный туман, похожий на дым большого костра, в котором горят сырые деревья, — там было холодное море. А в стороне, откуда весной приходят олени, совсем близко от стойбища, вставал заснеженный лес. Пушистые и прямые, как волчьи хвосты, поднимались над тремя жилищами из жердей и оленьих шкур столбы дыма.
Птенец Куропатки заспешил, подтолкнул Мизинца в спину.
— Идем скорее к Толстяку.
— Подожди, — степенно сказал юноша, пряча прямые и жесткие волосы под меховой колпак, сшитый из шкурок евражки[8]. — Разве ты забыл, что мы мужчины и охотники? Разве ты забыл, что нам уже дали имена?
— Я забыл… — виновато сознался Птенец Куропатки. Из-за ближнего шатра выскочила огромная собака по кличке Острозубый, но, не добежав совсем немного до юношей, резко остановилась. Из-под мохнатых лап во все стороны брызнул снег. Острозубый уже спокойно и важно подошел к ним и, оскалив белые клыки, посмотрел каждому в глаза. Это была их собака, потому что ни с кем другим она не хотела ходить на охоту. В стойбище вообще было мало собак. Род оставлял их ровно столько, сколько мог прокормить.
— Видишь, даже Острозубый знает, что прыгать и вертеть от радости хвостом недостойно настоящего охотника, — сказал Мизинец, вороша ладонью заиндевевшую шерсть на загривке пса.
Мизинцу нравилось напоминать себе и другим, что теперь он и Птенец Куропатки — охотники, что они прошли все испытания и стали равноправными членами рода.
Ни тот, ни другой не помнили своих отцов и матерей. Злой дух голода забрал их в то время, когда оба мальчика только научились отличать день от ночи и тепло костра от холода пурги. В этот год совсем мало оленей пришло к местам осенних переправ, потому что среди лета духи Холодного моря пригнали в тундру большой ветер и мороз, от которого птицы, задремавшие совсем ненадолго на озерах, вмерзали в лед. Старики рассказывали, что и те олени, которым удалось спастись, были настолько слабы, что от громкого крика падали на колени и сердца их разрывались на части.
Именно в тот год Общей беды много детей, стариков и молодых охотников ушло к Верхним людям. Гордые и сильные просили у сородичей смерти сами, слабые умирали тяжело и долго, мучая себя и других. Из всех детей рода выжили тогда только Мизинец и Птенец Куропатки. Как это случилось — никто не мог объяснить. Все говорили: «Так захотели духи». И в этом была великая правда той земли, на которой жил род. Здесь рождались по воле Духов, жили, как хотели они, и умирали, когда за ними приходили Духи. Добрые и злые Духи прятались в каждом камне, в каждом дереве, в каждой пригоршне воды, в каждой травинке.
Люди рода честно, как и прежде, делились с мальчиками тем, что удавалось добыть, — мясом и кореньями, давали теплое место для сна рядом с собой и учили всему, что умели сами. И это тоже был закон земли, на которой они жили, — суровой земли Тундры и Леса.
Семнадцать раз земля укрывалась снегом, и столько же раз прилетали красноголовые журавли и приносили на своих крыльях теплое солнце. И настало время, когда, посоветовавшись меж собой, мужчины рода сказали юношам: «Мы даем вам имена. Станьте охотниками. Пусть будет обильной ваша добыча».
Утоптанный снег звонко заскрипел под ногами юношей. Путь их был недолог. Шатер, в котором жил Толстяк, стоял рядом. Они откинули край шкуры и на коленях вползли в жилище.
У маленького яркого костра сидели Толстяк и его друг Оленье Сало. Оба были заняты работой и не посмотрели на юношей. Те медленно приблизились к костру и присели на корточки. Спрашивать ничего не полагалось. Да и зачем? То, чем занимались охотники, лучше всяких слов говорило, что произошло в стойбище и что будет дальше.
Оленье Сало, низкий ростом, но широкий в плечах, положив между ног большой и плоский камень, другим, зажатым в ладони, скалывал с плитки песчаника тонкие пластинки. Мизинец засмотрелся на то, как красиво работал охотник, как прямо на глазах превращалась серая плитка в широкий, с острыми краями наконечник копья. Он и сам мог сделать наконечник, но никогда у него не получалось столь быстро и хорошо. Недаром Оленье Сало имел самое лучшее копье в стойбище, а стрелы его летели дальше всех. Дух удачи водил его на охоту.