и сколь многие страдания выпадут на долю тех, кому посчастливится выжить в этом испепеляющем аду.
И Лайс неизменно вздрагивал, словно от электрического разряда, встречаясь с устремленным на него взглядом девушки. Бронза не могла передать влажный блеск наполненных слезами глаз, но его память сама дорисовывала недостающие детали. Вот и сегодня…
С трудом проглотив застрявший в горле комок, Лайс подошел ближе и, опустившись на одно колено, положил принесенный букет к постаменту, постоянно усыпанному живыми цветами и уставленный зажженными свечками.
Отступив назад, он еще немного постоял, погруженный в собственные мысли и машинально поглаживая левое запястье, покрытое сморщенными шрамами, оставленными тем убийственным светом взрыва. В медцентре Интерната ему неоднократно предлагали провести комплекс восстановительных мероприятий, чтобы привести руку в нормальный вид, но Лайс неизменно отказывался. Свои увечья он воспринимал как напоминание о той жертве, что принесла Кьюси ради него и других, и подсознательно опасался, что, излечив их, он утратит остроту этого чувства долга, предав тем самым ее светлую память.
Развернувшись, Лайс зашагал к центральной лестнице интернатского крыла. В тот страшный день, сидя с остальными перепуганными учениками в темноте коллектора, обожженный, ослепленный и почти оглохший от грохота ударной волны и рушащихся вокруг зданий, он поклялся, что непременно станет Советником Сиарны, чтобы своим самоотверженным служением доказать, что смерть Кьюси не была напрасной.
И он не отступился, не сошел с выбранного пути, проведя в Интернате долгие и непростые шесть лет и показав себя одним из лучших учеников. Сегодня всех, кто вместе с ним сумел пройти эту дистанцию до конца, ожидал торжественный Выпускной Бал, и Лайсу, если он не хотел опоздать к его началу, следовало поторопиться. Он ускорил шаг.
В тот момент, когда он уже заносил ногу над первой ступенькой, воздух прорезал пронзительный вой сирен. Один, два… все. Значит сегодня угрозы нет, но бдительность сохранять все равно необходимо.
Лайс запрокинул голову, выискивая в темнеющем вечернем небе знакомое обгрызенное пятнышко. Луна Скорби – останки вырубленной в астероиде боевой платформы «Ганнибал» до сих пор кружили по орбите вокруг Клиссы, постоянно напоминая как о том горе, что принесло на планету вторжение Республики, так и той участи, что ожидала любого неразумного глупца, вздумавшего последовать по ее стопам.
После взрыва боеголовки, разнесшей «Ганнибал» на куски, его обломки рассыпались во все стороны, и некоторые из них время от времени задевали атмосферу, сгорая в ней огненными кометами. Более крупные фрагменты представляли уже вполне серьезную опасность, и оборонительные системы Клиссы неусыпно следили за ними, загодя предупреждая о возможном падении и даже сбивая те, что представляли угрозу для населенных районов.
Где-то в недрах раскуроченной военной махины до сих пор таились смертоносные торпеды и бомбы, которые то и дело взрывались, отрывая от каменной глыбы все новые и новые куски, заставляя клисситов настороженно считать сигналы сирен всякий раз, когда Луна Скорби проходила над их головами.
Проект поднятия орбиты разрушенной станции до сих пор находился в стадии подготовки и обсуждения, поскольку никому не хотелось соваться туда, где в любую секунду может еще что-нибудь рвануть. Снижение до опасно низкой высоты могло занять у «Ганнибала» еще не один десяток лет, а потому никто особо и не суетился. Быть может именно им, новоиспеченным выпускникам Интерната предстояло в дальнейшем разбираться с кружащей над головами проблемой. Но сначала – Выпускной Бал.
С тех пор, как под властью Клиссы оказались десятки миров Конфедерации, потребность в новых Служителях и Жрицах возросла многократно. Интернату пришлось спешно наращивать образовательные возможности и жилые площади, чтобы разместить и обучить всех желающих. С тех пор ежегодное число выпускников измерялось уже не десятками, а сотнями, хотя и этого оказывалось категорически недостаточно. Даже тех, кто не прошел Посвящение и не стал полноценным Советником или Жрицей, буквально отрывали с руками, поскольку новая Империя как никогда остро нуждалась в новых квалифицированных управленческих кадрах.
Аналогичные проблемы испытывал и Темный Протекторат, но они частично нивелировались развитой системой управления, выстроенной ранее Республикой. Очень многие ее члены вполне благополучно встроились в новую схему, сменив верность идеалам галактической демократии на послушное служение божественной воле Анрайса. Для подавляющего большинства присягнувших ему на верность по большому счету ничего и не изменилось. Они продолжали занимать все те же кабинеты, пользоваться прежними привилегиями, и татуировка на левой руке почти никак не повлияла на распорядок их жизни.
Тем не менее, подобно тому, как Лайс стремился отдать Сиарне свой долг, оставалось немало таких, кто пошел в услужение Анрайсу ради того, чтобы искупить ту вину, что взвалило на их плечи Поколение Глупцов – их отцы и деды, недооценившие могущество новых богов.
Все их усилия выливались в фанатичное поклонение и истовое усердие, довлевшие над людьми по обе стороны невидимого фронта, и представлялось крайне маловероятным, что подобное положение вещей сможет со временем рассосаться само собой. Рано или поздно, но противостояние было обречено выплеснуться в открытое столкновение, и момент истины неуклонно приближался по мере того, как сокращалось число планет, сохранявших относительную независимость.
Последние новости сообщали, что Финист – последний мир, все еще сопротивлявшийся наступлению новой эры, все же пал. И теперь оставалось лишь выяснить, в чьи именно руки.
Входные двери приветственно распахнулись перед Лайсом, приглашая его войти. Скупые на эмоции охранники приняли его куртку, и Лайс метеором взлетел на второй этаж. Он по-прежнему чувствовал себя стесненно и неловко во взятом напрокат парадном костюме, но его немного утешала мысль о том, что подавляющее большинство выпускников испытывали ровно те же самые чувства. Сшитые на заказ фраки на дороге не валяются, и лишь немногие из присутствующих на балу могли их себе позволить. Лайсу и так пришлось отстегнуть ателье изрядную сумму только за то, чтобы костюм не висел на нем бесформенным мешком и не порывался бы разойтись по швам при первом же неосторожном движении.
В любом случае, он не питал особых надежд произвести впечатление на юных выпускниц женского пансиона. Обученные всем тонкостям этикета, манипуляций и Танца, они не упускали возможности взглянуть сверху вниз на безусых кадетов. Естественные науки и тонкости современных технологий не шли ни в какое сравнение с искусством подчинения себе слабых духом смертных. И пусть перспектива дорасти до Жрицы светила далеко не всем из них, это ничуть не мешало демонстрировать окружающим свое превосходство при каждом удобном случае. Где-то очень глубоко в душе Лайс их просто ненавидел и, одновременно, не мог не признавать, что буквально жаждет покориться какой-нибудь из них.
Вот только Тихоня Лайс
