Укушенный Морозом вскочил на ноги и быстро побежал к стойбищу. Мизинец бросился следом, но не обгонял старика, потому что так велел обычай. Укушенный Морозом сам должен был принести в стойбище радостную весть.
Когда выскочили на поляну, старик протяжно закричал:
— Олени пришли!!! Олени-и-и-и пришли-и-и-и!!!
Все, кто был в стойбище, собрались вокруг него, ожидая чего-то. Великий Заклинатель племени сел на груду оленьих шкур, закрыл лицо большими тяжелыми ладонями и надолго замолчал. Все стихло, все замерло вокруг. Укушенный Морозом заговорил шепотом, медленно, с ударением на каждом слове. Это было заклинание об удачной охоте.
— Дичь, земная вошь, длинноножка, долгоушка
с женской гривой, от меня не убегай!
Вот несу я кожу для подошв, вот несу я
сухой мох для моего огнива.
Подходи ко мне, не бойся, подходи!
— Гхы! Гхы! Гхы! — закричали стоящие вокруг. — Сегодня мы станем есть теплое мясо, нежные оленьи языки и глаза! Сегодня каждый до отказа набьет брюхо розовым мозгом из костей и станет валяться на мягких шкурах, еще теплых от крови! Духи, помогите нам!
Мужчины прыгали и размахивали над головой копьями, били себя кулаками в грудь, топтали траву. Женщины и дети, взявшись за руки, ходили вокруг костра.
Веселье стихло так же неожиданно, как и началось. Толпа женщин и ребятишек ушла в лес, обходя стороной долину. Мужчины, у которых не было своих байдар, проверив еще раз луки, отправились на сухие бугры, чтобы, спрятавшись там за грудой камней, стрелять пробегающих мимо оленей. Самые же опытные охотники, взяв с собой только копья, перетащили байдары под обрыв и затаились там до поры.
Снова сделалось тихо, и только пуночки, птицы весны, громко пели на склонах скалистых сопок.
Потом откуда-то издалека донеслись многоголосый волчий вой и человеческие голоса. Охота началась. Загонщики подали знак. Скоро те, кто затаился под обрывом в байдарах, услышали, как гудит от топота земля, как, словно сухие палки, стучат друг о друга оленьи рога и хрипло дышат испуганные бычки.
У воды бычки на миг остановились, закружились на месте, но иного пути не было. Слева и справа рядами стояли каменные люди, позади бежали загонщики, размахивая обрывками шкур, палками и выли волчьими голосами, от которых у оленей стыла кровь.
Когда большая часть стада уже поплыла, из своей засады, оттолкнувшись от берега, с криком вырвались охотники на байдарах. Голые по пояс бронзовые тела их блестели, и пот крупными каплями тек по скулам.
Байдары врезались в самую гущу стада. Не выпуская из одной руки весло, чудом не переворачиваясь в быстрых водоворотах, мужчины, сильно замахиваясь копьями, всаживали их животным между лопатками. Движения охотников были быстры. Их копья доставали оленей и слева и справа от байдарки. Скоро вода сделалась красной, как закат. И в этой воде, обезумевшие, крутились на месте, то поворачивая к берегу, то уплывая от него, бычки. Глаза охотников горели восторгом, а руки не знали усталости.
Мизинец, как и все, нанося удары животным, кричал. На миг он увидел: вдоль берега, вниз по течению реки, бежали женщины и дети. В руках у каждого был ремень. Коротко взмахивая ремнями, они бросали их на плывущих убитых оленей и, зацепив за рога или ногу, вытаскивали на берег.
Совсем короткой показалась юноше охота, а берег уже был завален оленьими тушами. Охотники повернули свои байдары.
И сразу их будто бы подменили. Глаза угасли, походка сделалась тяжелой. Охотники побрели к стойбищу. Пришло время женщин и подростков. Они взваливали на спины туши и таскали их к костру. Потом, весело перекликаясь и смеясь, начали разделывать убитых животных. Глаза женщин слезились от дыма, лица были в морщинах, хотя к большинству из них еще не пришла старость. Но работу свою они делали весело и легко. Так они привыкли жить. Духи должны были видеть радость на лицах людей.
Охотники грелись на солнышке. Изредка кто-нибудь из них вставал, подходил к туше оленя и, выковырнув обломком рога глаза животного, с наслаждением их съедал, потом возвращался на свое место, валился на землю и начинал дремать, сладко щурясь и радуясь удаче.
— Что дальше станем делать? — спросил Мизинец. Старик, сонно моргая, удивленно посмотрел на него.
— Дальше станем есть и веселиться.
— Еще будет охота?
— Зачем? Разве у нас мало мяса? Олени весны худы, шкуры их не вылиняли до конца и не годятся на одежду. Мы станем есть и спать до той поры, пока не пойдет из Внутреннего моря в Великую реку красная рыба. Тогда мы бросим это стойбище и отправимся туда, где рыба зарывает свою икру в желтый песок.
— Я хочу ходить. Я не хочу спать.
— Ну что ж, — подумав, недовольно сказал старик. — Поищи в племени таких же, как и ты, которым не сидится на месте. Если найдешь, иди туда, куда тебе хочется.
— Я хочу видеть людей другого племени.
— Их нетрудно найти. Ближе всего от нас живут Береговые люди. Их земля лежит у Холодного моря. Надо переплыть Великую реку и все время идти следами оленей. Там, где они кончаются, вы увидите большую воду и встретите Береговых людей. Но лучше отправляться в путь тогда, когда наступит зима. Она несет пургу и мороз, но зима не враг наш, а великий друг. Она делает мосты на реках, и тверже камня становятся болота. Тогда наденете лыжи.
Старику очень не хотелось, чтобы Мизинец уходил.
— Нет. Зимой я пойду в страну Плосколицых.
— Ну что же, — вздохнул старик. — Ищи себе товарищей, проверь себя в близкой дороге. Быть может, тогда ты передумаешь идти в долгий поход.
Найти спутников оказалось трудно. Еды было вдоволь, наступало лето — время сытой, ленивой жизни, и никому не хотелось тащиться по тундре по оттаявшим болотам, переходить вброд реки с холодной быстрой водой. Согласился идти только Головач. Он тоже хотел посмотреть другие земли и других людей. Долго не поддавался уговорам Птенец Куропатки. Не хотел он уходить от Мелкозубой, хотя и манила его дорога.
Он думал один день и еще ночь. Утром сказал, пряча глаза:
— Мелкозубая не хочет…
— Разве ты не мужчина, что спрашиваешь совета у женщины? — рассердился Мизинец.
— Ты говоришь обидные слова, но она не хочет…
Головач презрительно оттопырил толстую губу, припухшие веки совсем прикрыли и без того узкие глаза, и он ехидно засмеялся:
— Ты слышал, Мизинец? Он скоро будет спрашивать у Мелкозубой разрешения ходить на охоту. Он наденет женскую одежду и начнет таскать хворост для костра и выделывать шкуры.
Птенец Куропатки обиделся. Скуластое смуглое лицо его потемнело.
— Я не стану женщиной. Я, пожалуй, пойду с вами…
— Это разговор мужчины, — сказал Мизинец. — Нас трое, и поэтому нам ничего не страшно. Если встретится враг — мы убьем его, если не будет еды — выследим оленя. Чем больше волчья стая, тем добычливее она.
— Верно. Верно, — согласились Птенец Куропатки и Головач.
— Странные эти Береговые люди. Зачем они не верят тому, что видят их глаза, а верят словам? — сказал Птенец Куропатки.
— Злые они… — отозвался Головач. Мизинец усмехнулся и посмотрел на море. На открытой воде лениво и бестолково кружили льдины.
На следующий день друзья переправлялись через Великую реку. Провожал их только Укушенный Морозом. Он сидел на корточках у воды, перебирал корявыми пальцами круглые цветные камешки, и глаза его слезились. Старик сказал:
— Долго не ходите. Если найдете племя Береговых людей, и если жив их Заклинатель — Маленький Остров, то скажите ему, что Укушенный Морозом помнит его. Еще договоритесь с ним о встрече для Мены. Скажите — мы принесем шкурки пыжиков и годовалых бычков для шитья одежды, камус для обуви и шкуры росомахи для опушки зимних шапок. Нам же нужны крепкие ремни, шкуры тюленей. Праздник Мены можно устроить на льду Синего озера, что под Красной горой, в пору Кусающих морозов. Я же стану просить духов, чтобы они помогали вам в пути.
— Мы выполним твое поручение, — сказал Мизинец и потерся носом о нос старика.
Остальные сделали так же.
На другом берегу они спрятали байдары в прибрежных кустах, еще раз проверили копья, ножи и луки. Неведомая земля лежала впереди. Никто из друзей ни разу не бывал здесь. Земля никому не принадлежала. Здесь могли охотиться и люди Лесов, и Береговое племя, но первые редко заходили в тундру, вторые слишком любили Холодное море, чтобы далеко уходить от него.
Друзья поднялись на гряду увалов. Она тянулась в ту сторону, куда им предстояло идти, и, придерживаясь края зарослей кедрового стланика, чтобы в любую минуту в нем можно было затаиться, они, ступая след в след, пошли к морю. Путь предстоял не близкий. Один раз должна была родиться и умереть луна, прежде чем они придут к Береговым людям.