— Угощайтесь, люди!
Произносит он, отходя в сторону. Гробовая тишина. Все, без исключения, изумлённо смотрят на нарезанную ягодку, потом кто-то из девочек выдыхает:
— Боги… Это же молодильная ягода!!!
Хм… Очередная сказка, из серии про гарахов? Хотя действует клубничка именно так, как говорится в названии. Но тут все буквально вгрызаются в угощение, слизывают всё до капельки, облизывают пальцы. И счастливо улыбаются. Одна Юница никак не может дожевать свой ломтик. Но вот и она заканчивает с ним. Едва успеваем покончить с плодом, как возле нас останавливается всадник. Это Пётр. Спрыгивает с взмыленного коня, смотрит на ящики, потом охает, увидев сына, нависающего скалой даже надо мной.
— А… Э…
— Посылка от наших. Еда и лекарства. Ну и подарочек для наших заокеанских друзей. На этот раз большой и вкусный! А это — мой сын. Как ты можешь догадаться по его лицу. Он только прибыл оттуда…
Показываю на юг. Но Пётр встревожен:
— Сегодня они нас догонят. И… Им подошло подкрепление. На самодвигателях. Не знаю как, но они известили своё командование, и сегодня ночью нас догонят.
Скрип моих зубов раздаётся в полной тишине, нарушаемой только храпом усталой лошади Рарога. Бросаю взгляд на сына. Тот согласно кивает.
— К вечеру мы выйдем к небольшой роще. А если обойдёмся без обеда, то и раньше. Там просто отличное место для обороны. И есть вода. Поэтому — лошадей не жалейте. Меняйте чаще. Но только вперёд. Пусть грузят всё на ходу. Главное — не останавливаться. Там сядем в оборону, благо, есть чем. А там и помощь подойдёт.
Пётр опять косится на сына, но согласно кивает.
— Понятно. Отдам команду…
Мы вдвоём торопливо закидываем ящики в подкативший фургон слуг, а я с тревогой гляжу на показавшееся куда ближе, чем раньше, пылевое облако преследователей. Но вот последние телеги минуют нас, проходит арьергард, уже не пеший, а трясущийся в сёдлах заводных лошадей, и я лезу на пассажирское сиденье, кивнув сыну на водительское кресло.
— Э…
— Дай и мне отдохнуть, Вов. Я уже две недели кручу баранку.
— Да без вопросов… Просто я хотел с Хьямой поболтать немного…
— Не стоит сейчас. Ей стыдно, что она не мытая и от неё пахнет потом. Вот приведёт себя в порядок, и тогда — да.
Парень недовольно опускает голову, потом вдруг вскидывает:
— А далеко отсюда то место, про которое ты говорил?
— Рядом. Километров тридцать. Просто они же на лошадях…
Киваю вслед уходящему каравану.
— А у тех скорость, сам видишь.
— А беглецов обязательно сопровождать?
Смеюсь:
— Нет. Главное — встретиться на обеде и вечером.
— Тогда можно и придавить на гашетку…
Улыбается он в ответ. Всё верно. Пока беглецы пройдут расстояние до будущего лагеря, где мы станем держать оборону, дамы успеют вымыться десять раз… Двигатель рявкает, и мы отправляемся вдогонку за караваном. Ну а потом и обгоняем его, торопясь к старому городищу.
— Э, не забывай, что у тебя прицеп!
Сын послушно сбавляет скорость, и стрелка спидометра застывает на цифре 'семьдесят'. Гляжу в зеркало — фургон идёт ровно. Да и то — поверхность Степи ровная, словно асфальт. Да и Вовик уже освоился, как я вижу, с техникой. Держится расслабленно, как и положено опытному водителю. Внезапно чувствую, как меня тянут за ногу. Эт-то ещё что?! Наклоняюсь — на меня снизу, из-под сиденья, смотрят знакомые круглые глаза. В голове слышу голос:
— Ты шоколадку обещал.
Лезу в бардачок, куда сгружены обещанные подарки для гараха, достаю большую плитку. Спрашиваю, опять мысленно:
— Там будешь, или вылезешь?
Вздох в ответ:
— А орать не станут?
Философски отвечаю:
— Поорут, и перестанут.
— Логично.
Так же глубокомысленно отвечает он. Затем полностью выбирается из-по седлушки, подхватываю его на руки, водружаю на коленки. Вручаю очищенную от фольги плитку. Грызи.
— Мням-мням! Вкуснятинка!
Он урчит от удовольствия, лакомясь редким, да что там редким, просто невиданным в этих местах угощением. Между нашими сиденьями просовывается головка любопытной Юницы, она удивлённо восклицает на весь салон:
— Ой, какой интересный зверёк! Откуда, папа?
Дамы, привлечённые её возгласом, тоже привстают со своих сидений, заглядывают мне через плечо, секунду, другую рассматривают сидящего у меня на коленях гараха, грызущего удерживаемую передними лапами плитку шоколада, затем исчезают, и я слышу истошный визг. Вова от неожиданности пригибается, а я оборачиваюсь и спокойно жду, пока те затихнут. Минута. Другая. Ничего себе, у них лёгкие, Наконец наступает тишина. Круглые от ужаса глаза, белые лица… Внезапно зверь со вздохом откладывает плитку, затем встаёт, балансируя на ходу, кладёт передние лапы мне на плечи, и говорит нормальным человеческим языком:
— Ну, гарах. Ну и чего? Вы невкусные. Я вас есть не буду. Только не орите, пожалуйста. Уши болят.
Мы с сыном не выдерживаем, и смеёмся. На весь салон. А ушастый поворачивается к Юнице, с недоумением смотрящую на маму и Хьяму:
— А тебе я меня чесать за ушами не дам! А то ты совсем затискаешь! Я тебе не кукла.
Дочка обиженно высовывает язык:
— Ну и не надо! Подумаешь!
Гордо отворачивается… Зверь опять принимается за лакомство. Как раз, когда заканчивает, мы подъезжаем к городищу. Едва останавливаемся, он выпрыгивает на улицу, протягивает мне лапу:
— Удачи вам.
Потом добавляет:
— Эх, придётся новую нору искать…
— А с нами не хочешь?
Отрицательно мотает ушами. Это жест у него так потешен, что даже немного пришедшие в себя женщины не выдержав, улыбаются.
— Позже. Пусть к нам привыкнут сначала. Да и со своими мне переговорить надо…
— Хорошо. Если что — как обычно…
Он подаёт мне лапу, которую я жму нашим человеческим жестом. Мгновение, и гарах исчезает в высокой здесь траве. Вовка тоже вылез, помахал ему вслед. Потом задумчиво добавил:
— Он ко мне пришёл где-то за час перед вами. Поговорили. Конечно, сначала я в шоке был. Но потому нормально.
…А я то голову ломал — что это он так спокоен?.. Киваю, затем оборачиваюсь к женщинам, сидящим в салоне:
— Штанишки не намочили от страха? Марш мыться!
Показываю на озеро. Затем добавляю:
— И девчонок из прицепа с собой берите. Обещаю, подсматривать не будем…
Те опасливо вылезают, с любопытством осматривают внутренность городища. А что тут глядеть? Земляной, довольно высокий, в три человеческих роста, вал, окружающий пространство метров в сто в диаметре, с проходом в одном месте. Через него мы и заехали внутрь. Пруд в центре, окружённый густым кустарником. Там нора гараха. Но сейчас она пуста. Всё. Тут мы будем драться, пока нам ни придут на помощь.
— Пошли, осмотримся.
Взбираемся на гребень — видно далеко. Бинокль послушно приближает чернеющую вдалеке точку. Это наши. Замечательно. Внизу слышится плеск. Сын хочет обернуться, но я удерживаю его от опрометчивого поступка:
— Они этого и ждут, провокаторши. Так что спускаемся.
Начинаем спуск по гребню вала. Он, кстати, довольно крут. Так что атакующим будет нелегко…
— Пап, а что у тебя есть?
Понимаю, о чём он спрашивает. Перечисляю вооружение. Сын хмурится:
— Маловато для серьёзного дела.
— У остальных — винтовки. Ручные бомбы. Револьверы. И драться они будут до последнего. Поверь. В плен не сдадутся.
Парень смотрит на часы:
— Интересно, долго они там будут плескаться?
Пожимаю плечами:
— Да минимум час.
Предупреждая его недовольство, добавляю:
— С просушкой волос, разумеется…
Присаживаемся у въезда в городище, я грызу сладкую травинку, сорванную тут же:
— Расскажи, что там у нас творится? Дом как?
Сын расцветает:
— О! Тебя сюрприз ждёт! Ты же теперь один живёшь…
— Это как?
Не понимаю я.
— Да я себе тоже отдельное жилище поставил. Так что тебе с мачехой мешать не буду. Радуйся, молодожён!
Толкает меня в бок. Я отвечаю тем же:
— Сам такой!
Потом грустнею:
— А знаешь, я Аоре так и не говорил, что хочу её в жёны взять…
— М… Пожалуй, батя, это зря. Она, по-моему, сама в тебя по уши втрескалась.
— Ну, тебя! Скажешь, тоже! Почти и не видел её, а несёшь такое!
Он пожимает плечами:
— Не знаю.
Откидывается на локти, поскольку солнце уже припекает довольно чувствительно:
— Кажется, почему то.
— Крестись, если кажется.
Замолкаем, спокойно глядя на бескрайнюю Степь.
— Земля здесь… Всю планету накормить можно. Давай, рассказывай. Что там у нас делается? Год никаких новостей.
И сын начинает меня знакомить с положением дел в нашей колонии…
