— Человек… и — не человек. Я не могу понять, не могу почувствовать. Сейчас пока — не могу. Может быть, позже… — Аля выглядела растерянной.
В коридоре началась какая-то суета. В разных направлениях затопали ноги, слышались приглушенные голоса. Наконец все фоновые шумы легко перекрыл визг Клавдии Петровны:
— Пал Палыч! Доктор! У вас вызов!
Я виновато посмотрел на Алю. Она улыбнулась:
— Идите, доктор! Кому-то без вас плохо.
Неожиданно для самого себя, я поднес к губам ее руку и поцеловал.
И выскочил за дверь.
8 сентября, 16.15, Кобельки
Странно, но по улочкам Кобельков Кешка вел машину очень осторожно. Вспоминая его недавнее лихачество, я недоверчиво косился в сторону водителя. Боясь, что он вот-вот привычно вдавит педаль газа в пол, и «уазик» вновь горным козлом пойдет скакать по окрестностям.
Но ничего подобного не происходило. Машина спокойно, даже как-то торжественно, двигалась к цели.
Наконец я не вытерпел:
— Кеша, ты побыстрее немного можешь? Там ребенку плохо!
Иннокентий с достоинством взглянул на меня и пояснил:
— Палыч, это я за городом гоняю, а в городе — ни-ни! Тут же люди кругом!
Я согласно кивнул, окидывая взором пустые улицы. И верно, люди кругом!
Из окошка, ведущего в салон, высунулась Клавдия Петровна:
— Минут через пять будем на месте. Зара на отшибе живет, под дамбой.
— Кто? — переспросил я.
— Зара. Мать мальчика, к которому мы едем.
— Странное имя какое!
— Цыганка она, — пояснила фельдшерица. — Помните, я вам рассказывала про цыганского барона? Ну который кровать подарил?
— Помню, конечно.
— Та вот, у нас тут неподалеку, в степи прямо, тогда табор стоял. Зара в нем жила. А когда табор снялся и ушел, она тут, в Кобельках осталась. Беременная. Уж не знаю, почему она так решила, но осталась. Родила вскоре мальчишку, на работу в совхоз устроилась. Словом, прижилась как-то.
— А барон?
— А что барон? — удивилась Клавдия Петровна. — Барон тут ни при чем. Он просто тем табором командовал.
«Уазик» подпрыгнул на колдобине и, свернув к берегу озера, покатил вдоль него. Дорога резко пошла под уклон. С удивлением я обнаружил, что машина спускается ниже уровня воды. Причем намного.
— Сейчас дамба будет, — заметив мое удивление, пояснил Кеша. — Озеро-то искусственное. Лет тридцать назад речку запрудили, вот и получилось наше Белое.
Впереди и впрямь показалась дамба. У ее основания, вырываясь из-под немного приподнятых створов, бурлила вода. А от этого бурления начиналась небольшая речушка. Скорее даже ручей.
Подкатив к самой реке, наша машина свернула вправо и по узенькой грунтовой дороге запрыгала вдоль русла.
— Не страшно тут жить-то? А ну как плотину прорвет? Смоет же все к лешему! — поинтересовался я, обнаружив с десяток изб, прижавшихся вплотную к речушке.
Кешка пожал плечами:
— А кто их знает? Может, и страшно. Только все равно здесь строятся: речка под боком, озеро рядом, земля — сплошной чернозем. Здесь на огородах знаешь какие чудеса вырастают! Впору в книгу рекордов заносить. А наверху не земля — глина одна пополам с песком.
Проехав мимо «нижних» Кобельков, мы направились к небольшому одноэтажному домику, стоящему особняком. Тоже — на самом берегу.
— Ну вот, приехали. Тут Зарка и живет! — лихо затормозив у калитки, сообщил мне Кешка.
Вдвоем с фельдшерицей мы выгрузились из машины и направились к дому. Дверь на крыльце распахнулась, и нам навстречу устремилась растрепанная молодая женщина в яркой цветастой юбке и неожиданной футболке с олимпийским мишкой. Подбежав к нам, она вместо приветствия схватила меня за руку и молча потащила за собой.
— Добрый день, Зара! — я решил взять инициативу в свои руки. — Рассказывайте, что стряслось?
— Сыну плохо. Совсем плохо! — выдохнула цыганка. В ее голосе явственно слышалось отчаяние.
— С чего все началось? — взбегая по ступеням крыльца, я продолжал опрос.
— Он во дворе играл. Залез на забор, — она кивнула на невысокий заборчик, огораживающий участок. — Не удержался, упал. Боком ударился о камень.
— Каким боком?
— Правым. Сначала-то ничего: похныкал, конечно, да и побежал опять играть. А потом я обед приготовила, выхожу — а он лежит на земле… лицо синее, дышит тяжело, стонет. Я Мишку в дом занесла и сразу же за вами послала.
В моей голове начался интенсивный мыслительный процесс. Бессвязные воспоминания из области травматологии со щелканьем сменяли друг друга, но ничего подходящего случаю не находилось. Пока.
— Вот, доктор. Это — Мишка! — в комнате Зара указала на лежащего в постели малыша лет пяти.
Мишка слегка приоткрыл глаза, грустно, по-взрослому совсем, взглянул на меня и опять опустил веки. Дышал он тяжело и часто. Очень часто. Его лицо и в самом деле было синим.
— Помогите мне его раздеть! — попросил я цыганку.
Зара попыталась стянуть майку через голову, но малыш громко закричал от боли. Оттолкнув мать, к Мишке подскочила Клавдия Петровна и несколькими точными движениями разрезала майку ножницами. Оголилась худенькая детская грудь с торчащими ребрами.
Я присел на краешек постели и принялся внимательно осматривать правый бок бедняги. Ага, вот и огромный синяк от удара!
Очень осторожно я нажал на центр синяка. Под пальцами противно заскрипело, а малыш взвизгнул от боли.
— Все, Мишка, все! Ну, извини. Мне нужно было кое-что проверить! — успокаивающе бормотал я, лихорадочно пытаясь вспомнить, что полагается делать в таких случаях.
А случай оказался не из простых. Судя по всему, ударившись о камень, Мишка сломал ребро. Или ребра. Они своими острыми обломками повредили легкое. И теперь из разорванной легочной ткани в грудную полость малыша поступает воздух, поджимая поврежденное легкое и не давая тому возможности дышать.
Напряженный пневмоторакс, вот как это называется. Сейчас Мишка дышит только одним легким. Потому и синий, потому и одышка такая.
И что мне прикажете делать? Лечить парня нужно срочно: плохеет на глазах. Требуется вмешательство грудного хирурга, а где его взять-то в Кобельках?
— Доктор, ему хуже! — закричала Зара, дергая меня за рукав.
Осторожно освободившись от ее рук, я полез в дежурный чемоданчик, перебирая его содержимое и пытаясь собрать все нужное для неотложной манипуляции.
«Перевести напряженный пневмоторакс в открытый», — будто мантру повторял я про себя фразу из учебника по хирургии.
А это значит, что мне придется поставить в грудную полость Мишки специальный дренаж, чтобы отсасывать поступающий в нее воздух.
