Ощутив ее взгляд, Ярослав оглянулся.
— Честное слово, мне очень жаль причинять вам столько неудобств, но поверьте, это не надолго. Я сделаю своё дело и уйду.
— Какое дело? Вы что, серийный убийца?
Она знала, что нет. И знала, что это предположение заденет его.
— В каком-то смысле. Не бойтесь — лично вам ничего не грозит.
— Кроме рыцарского удара револьвером по голове?
— Только в случае крайней необходимости.
Тебе совестно того, что ты делаешь, голубчик, значит, ты не психопат. А с параноиком говорить можно, даже нужно. Параноик мыслит системно, и в этой системе можно нащупать дырку…
— Простите, я выскажу профессиональное мнение. По-моему, вы нуждаетесь в моей помощи.
Призрак, все это время скрытый стеной, материализовался в ванной и завис над крышкой унитаза в позе «сидя по-турецки».
— Я фигею с этой современной молодёжи! Тут перед ней, понимаешь, привидение выкаблучивается, из кожи лезет — а она про терапию талдычит. Точно все психиатры тронутые.
Инга вздохнула. Привидение там или нет, но истероиды — гораздо более трудные клиенты, чем параноики. У них реальность меняется по желанию левой ноги в любое удобное время суток. Эта красотка из перестроечного кино может все испортить.
— Вам не кажется, что вы увязли в стереотипах? Сначала удивляетесь, что я не падаю в обморок, потом на этом основании объявляете меня ненормальной — но согласитесь, как раз ваше состояние далеко от нормы.
— Ты намекаешь, что я типа психованная?
Намекаю? Да я открыто говорю, голубушка. Ну же, выйди из себя. Твоему сообщнику это ой как неприятно.
— Как вам сказать… обычно люди не зависают в воздухе и выглядят несколько плотнее. Но даже если опустить, что вы призрак, ваше состояние оставляет желать лучшего.
— Не крути, прямо говори: я психованная. Да?
— Я не совсем это имела в виду.
— А что? Что ты имела в виду?
Выход один на один с вратарем, удар по воротам…
— Судя по тому, как вы одеты и накрашены, при жизни вам тоже вряд ли хватало внимания.
И го-о-о-о-ол!
— Нормально я одета! Не хуже других! Да чтоб ты знала, в совке одеться по-человечески было целое дело. Это сейчас пошёл-купил, а мы всё доставали. Ради вонючих польских «банан» недели две-три левачишь, и не дай Бог зацапают! А сколько спекули за настоящую фирму лупили — столько в бутиках сейчас не берут! Или косметика — настоящая, «Ланком»… да ты таких мест не знаешь, откуда мы её доставали!
— Мама, хватит!
Ого. Значит, «мама»?!
— Что — «мама»? я уже тридцать семь лет твоя мама!
А теперь как бы смягчимся и возьмем курс на сближение…
— Знаете, мне тоже почти сорок. И я прекрасно помню, что такое дефицит, очереди и прочие прелести перестройки. Но неужели нельзя как-то идти в ногу со временем?
— Нет, милочка. Как помер — так и ходи. Польские «бананы» — это ещё цветочки. Есть тут один… голым от любовницы в окно выпрыгнул, когда муж вернулся, так теперь любовнице и является — отбивная а-натюрель. И ничего не исправишь.
— Так этот… аксессуар?.. — Инга кивнула на дыру на груди призрака, из которой торчал кол.
— А вот это, дорогуша, не твоё дело.
Ярослав, которому это всё надоело, решительно подошел к двери в ванную и уперся руками в дверные косяки.
— Хватит, — сказал он призраку. Повернулся к Инге. В его лице и позе не осталось ничего, указывающего на неловкость и стыд.
— Я пришёл, чтобы убить Сильвестра Сиднева, — сказал он. — Потому что Сильвестр Сиднев убил мою мать.
Вытянув руку вперед, призрачная женщина коснулась Ингиного лица…
Это было не видение и не сон. Больше всего это, наверное, было похоже на получение архивированного пакета информации, хотя Инга понятия не имела, что может чувствовать компьютер, получая пакет информации. Словом, воспоминания этой призрачной женщины вошли в ее память, как собственные. Как будто с ней это происходило — не сейчас, в реальном времени, вроде кинофлэшбэка, а когда-то давно, когда настоящая Инга была девочкой двенадцати лет. Она безошибочно опознала конец восьмидесятых: «Модерн Токинг» из магнитофончика «Шарп», советское шампанское и салат оливье с отвратительной колбасой, только в этих воспоминаниях ей было тридцать шесть, ее звали Ольга, она была медсестрой и матерью-одиночкой, и в Новый год дежурила вместе с холостым и привлекательным завотделением, и этим молодым-привлекательным был не кто иной, как Сиднев, выглядевший тогда, в эпоху перестройки, на те же «чуть за сорок», что и сейчас. И у медсестры Ольги были виды на своего завотделением, нет, не матримониальные — понятное дело, что «ягодка опять» с тринадцатилетним прицепом никому не нужна, а чисто так, покадриться, потому что совсем без мужика — неуютно как-то. И когда она слегка захмелела от «Северного сияния», то совсем не возражала против того, чтобы оказаться увлеченной в подсобку и зажатой там между стеллажами со всяким барахлом на груде запасных матрасов, а что руки у него холодные — так это просто давление низкое у человека.
И только когда он зажал ей рот сильной рукой и скальпелем надрезал шею — пришел ужас, но было уже слишком поздно…
Инга не приходила в себя, потому что и не выходила из себя. Она пережила все это именно как воспоминания, весьма яркие — но не отменяющие восприятие реальности. Частью сознания она продолжала наблюдать за своими визитерами, матерью и сыном, пришедшими убивать ее клиента.
Она ни на секунду не усомнилась в истинности воспоминания, полученного от Ольги. И все же в ней росло отторжение. Рациональная картина мира не желала меняться так просто.
— То есть, вы совершенно серьезно утверждаете, что вампиры существуют?
— Вы бы поседели, узнав, кто ещё существует, — сказал Ярослав, и Инга почему-то сразу ему поверила.
— В моём нынешнем положении глупо отрицать существование сверхъестественного, — сказала она. — Но, реальны вампиры или нет, а вы ведёте себя как обычный убийца.
Ольга взвилась под потолок. Буквально.
— А что ж нам — в суд подавать? Ну-ка, ну-ка, чего там в уголовном кодексе за высасывание полагается?
Ярослав опять поморщился.
— Мама, не шуми. Он сейчас явится.
— Я-то молчу, — Ольга прищурила глаза, так густо накрашенные, что казалось, призрачная тушь должна осыпаться с ресниц, как слишком обильный снег с ветвей. — А вот она будет молчать? Сомневаюсь.
Инга во время короткого разговора пробовала наручники на прочность, так что для сомнений у призрака были все основания.
Ярослав посмотрел на свою пленницу серьезно, оценивающе. Потом вынул из тулбокса рулон широкой изоленты на тканевой основе.
Инга попыталась сопротивляться, уже без всяких рациональных соображений — просто потому что в ней поднимался глубинный, отчаянный животный протест. Давно уже она не чувствовала себя такой униженной и оплеванной, очень давно. И хотя рациональная часть ее понимала, что этот человек по каким-то своим причинам не хочет причинить ей боль, маленькая девочка Ид внутри нее билась и кричала, что уже причинил, уже сковал наручниками и усадил в ванну в неудобной позе, и ноги затекают и руки болят!
Спокойно, сказала Инга маленькой девочке. Если мы согнемся сейчас, мы можем не выпрямиться уже никогда, но кричать и вырываться — только напрашиваться на удар по голове, о котором мечтает призрачная баба. Мы схитрим. Мы отступим. До того момента, когда нужно будет проявить себя.
Но ведь эти люди, они же в чем-то правы, — возразила маминым голосом серьезная тетя Суперэго. Ты знаешь, что они не солгали: твой клиент действительно вампир и действительно убил эту женщину. Разве можно защищать вампира?
Он мой пациент, огрызнулась Инга на суперэго. Он в первую очередь пациент, а потом уже все остальное. Я вела убийц, психопатов и чиновников. Я врач, а не судья. И мой долг — не дать убить пациента. Особенно пациента с ремиссией. Я же поняла наконец, от какой зависимости он избавляется…
Это была жестокая, но очень короткая борьба. Когда Ярослав приблизился с пластырем, Инга нашла в себе силы сказать:
— Вы уверены, что не хотите обсудить со специалистом вашу детскую травму?
— Сантехники — народ простой, — отозвался тот. — Нам психотерапию заменяет водка.
И залепил Инге рот от уха до уха.
Ожидание оказалось тягостным, но коротким. Мелодично позвонил домофон, Ярослав посмотрел в экран и, нехорошо улыбнувшись, нажал кнопку, открывающую подъезд. Затем шагнул к дверному проему, кол наизготовку. Ольга зажестикулировала, изображая пальцами пистолетную пальбу, но Ярослав покачал головой и показал на ухо. Призрак закатил глаза. Ольге явно было все равно, поднимут ли они шум.
Инга пригляделась к полочке с косметикой, закрепленной напротив. Поза начисто исключала возможность подняться, но можно попытаться ногой сбить полочку и предупредить Сиднева.