— Смотри. — Антон поднял было руки, словно собирался рисовать в воздухе, изображать невиданные фигуры, но тяжело вздохнул и снова опустил голову на руль. — Я не знаю, как это объяснить тебе.
— Всё равно, как, — не выдержала она.
— Город не хочет тебя отпускать. Ты ему понравилась. — Он неловко улыбнулся, пытаясь хоть немного разрядить атмосферу. Вете и самой сказалось, что между ними вот-вот начнут проскакивать молнии. — Точнее, он признал тебя своей. Теперь вряд ли отпустит.
— Что мне сделать? — закричала Вета. — Что? Я…
Она застонала, не в силах больше говорить на эту тему. Рука сама собой потянулась к дверце. Та легко открылась, щёлкнул замок. Вета ступила на размякшую от дождя землю. Чавкнула грязь под каблуком.
— Лучше не надо, — тихо — и чуть слышно из-за шума дождя — сказал ей вслед Антон.
— Лучше не надо что? — Одной ногой она уже стояла на земле, и дождь снова поливал холодом спину. Долго или не очень, она дойдёт до Полянска.
Или где-нибудь здесь утонет.
— Лучше не надо, — повторил он, потянулся к Вете, но не достал. Сжал пальцы на мягкой обивке сиденья и склонился к ней. — Он тебя не отпустит уже. Живую. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Рука бессильно соскользнула с дверцы. С волос на грудь капала вода, только начавшая подсыхать блузка опять прилипала к телу. Вета опустилась на сиденье, глядя на носки своих туфель. Один был весь в грязи.
— Что мне теперь делать? — спросила она срывающимся шёпотом.
Антон протянул руку, чтобы убрать мокрые волосы ей за плечи и увидеть лицо. Его ладонь, неожиданно горячая, легла ей на плечо.
«Тушь давно потекла», — некстати подумала Вета и провела по щекам, но чёрных следов на ладонях не осталось. Дождь смыл и тушь, и слёзы, и все следы.
— Всё будет хорошо, — хрипловато, как будто простужено, пообещал Антон. — Поехали домой?
Не переодеваясь, она завернулась в одеяло и отвернулась к стене. Мокрые волосы лежали на подушке, капала на голый пол вода.
— Может, хочешь чаю? — спросил Антон, вернувшись в комнату с пустой чашкой — как будто с доказательством, мол, смотри, я больше ничего от тебя не потребую.
Вета ничего не ответила.
— Простынешь, — наиграно-сердито пригрозил он, не зная, что бы ещё сказать.
Она молчала, и Антон, потоптавшись ещё немного, ушёл на кухню. Дождь постепенно исходил на нет, хоть по-прежнему бил в стёкла, но уже не зло, а так, словно стучал: «Пустите». Он всё равно поставил на плиту чайник и сел ждать, не находя себе никакого другого занятия.
Отчаянно хотелось курить, но заставить себя вставать, чтобы открыть форточку, он не мог. Он мял в пальцах брошенную на обеденный стол конфетную обёртку и вздыхал. Было безнадежно душно, так душно, что виски давно намокли от липкого пота. Серым призраком проступал город через мутное стекло и дождевую воду.
Антон услышал, как в комнате скрипнула кровать. Тихонько — видимо, Вета повернулась на другой бок, и может быть, теперь она смотрела в окно на этот же самый мутно-серый город. Он бросил фантик на стол и уже хотел было подняться, чтобы пойти к ней в комнату, но не вышло.
Закипел чайник и вместе с ним отчаянно затрезвонил телефон. На ходу вывернув ручку плиты, Антон выбрался в прихожую и зажал телефонную трубку между ухом и плечом, одновременно зачем-то пытаясь прикрыть дверь в комнату.
Он ошибся — Вета лежала, по-прежнему лицом к стене. В щель между не до конца закрытой дверью и косяком он наблюдал за Ветой — та шевельнулась, поднимая подушку под грудь.
— Да?
Трубка отозвалась потрескиванием.
— Алло? — раздражённо повторил Антон, собираясь уже вернуть трубку на рычаг, но на том конце провода послышалось тихое покашливание.
— Слышишь? Слышишь? — Кто бы ни пытался с ним поговорить, он сильно охрип и едва выводил слова.
— Кто это? — не понял Антон.
— Своих уже не узнаёшь, — в трубке едва слышно засмеялись, потом закашлялись опять. — Я знаю, кто убийца. Подъедешь?
Антон мельком глянул в щель не до конца закрытой двери. Вета лежала, закрыв глаза и даже не сбрасывая с лица влажные пряди волос. В прошлый их визит к Марту ей там не слишком-то понравилось. Но и оставить её одну дома Антону тоже что-то мешало.
— Это не подождёт?
— Издеваешься что ли? — голос Марта изошёл на свист.
— Не пойти бы тебе… — зло выдохнул Антон, чуть отдаляя трубку от лица. В эту минуту ему не хватало только сломать голову над убийствами и прочими отголосками работы. — Ладно, приеду. Но позже.
Он бросил трубку на рычаг и прислушался: дождь утих до еле слышного царапанья в стёкла. Ещё немного и от него останутся только лужи, лаково блестящие в свете уличных фонарей.
Антон пошёл в комнату и присел на край кровати. Он совсем не знал, что говорить, но Вета начала первая.
— Мне нужно будет написать докладную директору? — спросила она глухо от того, что лежала, почти уткнувшись лицом в подушку. — Ну. Они же прогуляли урок.
Он склонился, потом ещё немного, и лёг рядом — и взял её за руку. Вышло, что почти обнял. Вета не отстранилась. Может, у неё не было сил. Её плечо, не прикрытое одеялом, было холодным, как дождь. Антон прикоснулся к нему губами, без тени флирта. Так мама проверяет у малыша температуру — негорячий ли лоб.
— Можно и к директору, — сообразил он не сразу. — Или к завучу. Она обязана разбираться с такими вещами.
— Как бы она со мной не разобралась после такого, — невесело усмехнулась Вета.
— Оставайся сегодня, — попросил Антон, ловя её руку.
Она моргнула и отвела, наконец, взгляд от единственной точки на стене. Губы дрогнули, но Вета ничего не ответила — только выдохнула.
Дождь вымочил город, сразу же окунув его в промозглую гулкую осень, и на асфальте стало так много жёлтых кленовых листьев, что они покрыли улицы коврами. Вета наступала на листья, как будто давила их, сосредоточенно и насуплено смотрела себе под ноги.
Давно наступил комендантский час, но она не боялась патрулей — шагала по улицам, хорошо освещённым желтушными фонарями, и смотрела себе под ноги. Ветер тыкался в ладони, как провинившийся пёс холодным носом. От него по спине ползли мурашки. Расстёгнутый плащ трепетал полами.
Прежняя истерика и страх уходили, и, кажется, она снова позволила Петербургу вползти внутрь себя и повсюду протянуть тонкие ложноножки спокойствия и тумана.
«Ты же обещала любить меня», — сказал ей закрытый город.
— Помню, — отозвалась Вета и почувствовала, как от слов замерзают губы. Улыбнулась, а закричать не смогла бы, даже если бы Мать-Птица явилась сейчас перед ней — призрачная фигура и широком белом платье. Бесформенная, только издали похожая на женщину, развёдшую руки в стороны. А на самом деле широкие рукава скрывали крылья.
