«Человек?», — про себя повторила Вета и впервые засомневалась.
Тонкие нервные губы Лилии кривились. Она безостановочно кивала мамам первоклашек, ни на секунду не став от этого болванчиком.
— Зайдите ко мне срочно, — сказала Лилия, кинув на неё всего полвзгляда, и даже не кивнула.
Кончики пальцев мгновенно похолодели. Вета поднялась на второй этаж, посражалась с замком и вошла в пыльное царство чучел и старых тетрадок. Манекен так и стоял, отвернувшись в угол. Хойя приветственно колыхнула резными листьями. Захотелось бросить на ближайшую парту контрольные и просто сесть на пол.
Ничего здесь не изменилось. Ничего.
За окном что-то глухо и громко упало, захохотали детские голоса, но Вета не вздрогнула. Медленно она подошла к манекену, развернула его лицом к себе, примирительно похлопала по холодному облупившемуся плечу. Безглазый череп испытывающе уставился на неё. Его сердце было исполосовано царапинами.
От движений Веты заколыхались тонкие узкие листочки растения, пристроенного на шкафу. Она уже и так поняла, что ничего не изменилось.
Но и по-старому тоже ничего не будет.
Потом пришли девятиклассники. Непривычно тихие они расселись по местам, зашуршали учебниками и встали, когда прозвенел звонок — без напоминания. Вета попросила открыть окно, и снова парень с последней парты едва не сбросил на пол мешающий горшок.
Она начала, как всегда, спрашивать домашние задания, отличница с первой парты потянула руку — она приготовила реферат, и тут содрогнулась дверь.
— Я же сказала зайти ко мне! Срочно, — не стесняясь учеников, выпалила Лилия, и у Веты всё внутри дрогнуло, как та дверь. Она забыла зайти. — Срочно!
Уголок цветастой шали мелькнул в дверном проёме, она ушла, стуча каблуками по только что вымытому и оттого омерзительно воняющему деревянному паркету. Вета слушала этот стук, а девятиклассники смотрели на неё. Особенно внимательно — отличница с первой парты. Неужели они уже знали о смерти Игоря?
— Посидите тихо, — попросила она их, проводя кончиками пальцев по горлу: там собрался безобразный вязкий ком, который мешал дышать и говорить.
В коридорах школы было пусто, как и положено коридорам школы, только из приоткрытых дверей начальных классов неслись голоса. Учителя говорили — дети повторяли хором. Вете захотелось удлинить путь, чтобы хоть немного отсрочить появление перед Лилией, и, повинуясь детскому желанию, она спустилась на первый этаж. Вместо того чтобы напрямую выйти к кабинету завуча, пошла в обход.
В холле уже всё стихло, и бабушка-вахтёрша читала. Дверь кабинета директора открылась почти перед лицом у Веты. В коридор вышел неприметный человек в сером костюме, невидящим взглядом скользнул по Вете и зашагал к выходу. Следом за ним выскочил директор — красный и взволнованный.
Уже подходя к концу коридора, через вечно открытые застеклённые двери она услышала голос директора:
— Сделаем всё, как было сказано. Я лично буду контролировать.
— Уверен, что так и будет. — Человек в сером обернулся, слабо улыбаясь.
Вета нехотя задержала на нём взгляд, хоть в человеке не было ровным счётом ничего особенного: ни роста, ни горы мышц, даже выражение лица у него было обычное — обывательское до зубного скрежета. Она бы ни за что не заметила его в толпе.
Вета минула лестничный пролёт, и дорожка из свежевымытого паркета вывела её к учительской, а заодно и к кабинету Лилии, дверь в который сейчас была плотно прикрыта. Вета поздоровалась с учительницей английского, которая задумчиво замерла посредине коридора, и стукнулась в ненавистную дверь — отступать было некуда, сзади спину ей сверлили любопытные девятиклассники.
Вета кожей чувствовала, как они шепчутся в кабинете биологии. Перегибаются через парты, тянутся друг к другу и шепчутся без остановки.
Из-за двери никто не ответил, и Вета дёрнула её на себя.
Лилия сидела на своём месте, не двигаясь. В руках, сведённых под подбородком, притаился остро отточенный карандаш, но перед ней больше не было расписания, и вообще ничего не было, девственно чистый лакированный стол. И его поверхность Лилия и сверлила глазами, словно читала там тайнопись.
— Садитесь, — приказала Лилия, когда Вета уже подумывала развернуться и уйти, потому что глупо стоять над душой у человека, который так занят собственными мыслями.
— Вы ещё не знаете, что произошло, — утвердительно произнесла завуч, не разводя рук, не выпуская карандаш. Теперь она смотрела прямо в противоположную стену, и если бы там висел хоть календарь с котятами, Вете стало бы куда спокойнее. — Садитесь уже. У вас в классе умер мальчик, Игорь.
Вета села и сложила руки на коленях. Она не знала, как ей реагировать. Сказать, что узнала об этом уже вчера? Или не говорить, или биться в истерике, кусать себя за локти и проклинать за то, что недоглядела? Как положено поступать учителям? Она поняла вдруг, что оцепенела и не смогла бы шевельнуть даже пальцем.
— Что теперь делать? — сказала Вета.
Она не ожидала такого быстрого помилования, она не ожидала помилования вообще. Где же прилюдное порицание: «Вот кого мы называем плохим учителем!», как же воспитательный момент — «она так и не смогла найти путь к ранимой детской душе». Лилия стащила с носа очки, карандаш покатился по столу. Левый край шали сполз с её плеча, обнажив простую белую блузку.
— Мальчик, вероятно, покончил с собой, — произнесла она так, словно всё ещё читала лекцию о морали и нравственности, но уже подбиралась к её концу. — Конечно, это очень плохо для нашей школы, но мы попытаемся замять конфликт, насколько возможно.
Она жестом очень усталого человека потёрла переносицу. Вета впервые заметила, какие у неё худые суставчатые пальцы, как куце покрашены ногти, и как топорщится кровавый заусенец на большом пальце.
— От вас я прошу только одного — возьмите в руки свой восьмой «А». Ну поговорите с ними, пообщайтесь в неформальной обстановке, общайтесь почаще с родителями. Должны же они к вам привыкнуть, в конце-то концов! Пусть только не поднимают панику, я прошу вас.
Как будто это Вета сидела в кабинете перед ней и заявляла, что собирается утроить панику среди родителей. Вот прямо сейчас пойдёт и позвонит каждому.
— Я пойду? — сказала она.
— Идите. — А ещё у Лилии были губы сухие — в трещинках, как пересохшая земля. Совсем бледные, когда без краски. Вета только сейчас заметила это.
Девятиклассники сидели тихо. И даже не шептались.
Во вторую смену уроков у неё не было, только поздним вечером часы в музее — подписалась-таки. Вета дождалась, когда опустеет учительская, когда вспорхнёт в положенную ему выемку последний журнал, и села за телефон.
