Там оно и было, наверное. А где-то на озере горел огонек. Судя по мерцанию, это был костер. Или факел. Во всяком случае, открытое пламя. Рыбаки?
Непонятным образом факт наличия огня в глубине озера меня встревожил. До боли в глазах я всматривался в ночь, пытаясь разглядеть что-нибудь еще, кроме мерцающего оранжевого пятна. Бесполезно.
— Кот, ты что? — сонный голос Али за спиной заставил меня вздрогнуть.
Я обернулся:
— Ничего, Алюшка. Просто не спится.
Она села в постели:
— Тебе неспокойно?
— Да.
Врать ей я не умел.
— Иди ко мне.
Я подошел и присел рядом.
— Я тебя разбудил. Извини, Котенок.
— Не разбудил. Я сама проснулась, — она притянула меня к себе. — Что тебе сказать, чтобы ты не тревожился?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Просто скажи, что ты со мной.
— Я с тобой, Кот. Вся — с тобой.
— Как это — вся?
— Телом. Мыслями. Чувствами. Душой.
Я покрепче обнял ее.
— Кажется, я понял, чего боюсь. Боюсь, что ты вдруг исчезнешь так же внезапно, как появилась. И придет пустота.
— Не исчезну. Не хочу исчезать. Я хочу быть с тобой, Кот, — она отстранилась слегка, улыбнулась и провела ладошкой по моей щеке. — Ты же не против?
— Я — за. Мне не жить без тебя, Алька.
— Не говори так, пожалуйста! — она вдруг стала серьезной.
— Почему?
— Живут не для кого-то и не ради кого-то. Жить стоит ради самой жизни.
— Я не понимаю…
— Поймешь. Когда-то поймешь обязательно. Но это так.
— Иногда мне кажется, что ты старше меня раз в сто! — улыбнулся я.
— Кто знает, может и в самом деле так? У меня же паспорта нет! — ее глаза опять смеялись.
— Должен сказать, что для старушки ты очень даже ничего… во всех смыслах!
— Нахал! — она щелкнула меня по носу. — Но чертовски привлекательный!
— Ага… и сексуальный! — скромно добавил я.
— Да ну? Докажи!
Я и доказал…
Отдышавшись, она легонько царапнула меня ноготками по животу:
— Зверь!
— Сама такая! — выдохнул я.
Аля тихо засмеялась.
— Мы, наверное, забавно смотримся со стороны: лежим, пыхтим и обзываемся! — она положила голову мне на грудь. — Мне хорошо с тобой, Кот! Очень-очень хорошо! И не только телом.
— А мне — с тобой. Вот ведь совпадение какое! — счастливо улыбаясь, я глядел в потолок. Тревога прошла напрочь.
Она приподнялась и заглянула мне в лицо. Ее волосы щекотались.
— Кот, я тебе хочу сказать… — и запнулась.
— Что, Кошка?
— Нет, не сейчас. Завтра. Сначала мне кое-что надо будет уточнить, — передумала она.
— Ну вот, заинтриговала — и в кусты? Я же теперь мучаться буду. Не засну до утра.
Она улыбнулась:
— А ты и так не заснешь!
— Это почему же?
— А вот почему…
До утра я и в самом деле не заснул.
30 сентября, 12.40,
Кобельки, участковая больница
— Следующий! — крикнула в коридор Клавдия Петровна.
Поправила очки и с неимоверно деловым видом принялась проворно что-то писать в гигантском журнале приема.
Сначала в дверь вошел палец. Средний палец правой руки, нагло устремленный вверх. Я скрипнул зубами и начал было приподниматься…
Но следом за пальцем вошло все остальное. Выражение лица у хозяина перста было таким жалким, что мой гнев тут же улетучился. К тому же, присмотревшись, я понял, что привело ко мне страдальца:
— И давно это у вас? — поинтересовался я.
— Дня два назад началось, — шмыгнул тот носом.
— А сегодня всю ночь дергало, верно?
— Точно! А вы откуда…
— А панариции себя иначе и не ведут! — пресек я ненужные вопросы.
— Кто не ведет? — не понял болезный.
— Панариции. Так ваш гнойник на пальце по-научному зовется! — блеснул я эрудицией. — Резать надо!
— Да вы что?! — мужичок проворно спрятал руку за спину. И тут же взвыл от боли, видимо, зацепившись больным пальцем за штаны.
— Сегодня всю ночь не спали, верно? — уточнил я.
И усмехнулся про себя: мне тоже нынче спать не довелось, но чувствовал я себя несравненно лучше моего пациента. Диалектика!
— Не спал! — угрюмо подтвердил тот.
— От боли метались, не так ли? — с садистским удовольствием продолжал я.
— Метался, — согласился обладатель забинтованного пальца.
— Хотите продолжения?
— Не-ет! — с явным ужасом на лице взвизгнул пациент.
— Тогда резать! Новокаин переносите?
Мужик молча покивал головой. Отлично, клиент был деморализован и сломлен.
— Вот и замечательно. Сейчас быстренько обезболим и вскроем. Глазом моргнуть не успеете. Клавдия Петровна, проводите товарища в перевязочную.
Поглядев вслед удаляющемуся носителю пальца, я совершенно некстати вспомнил историю, происшедшую во время моей практики после четвертого курса в одной из городских больниц Нерограда.
А начиналось все примерно так же. В одно прекрасное утро в приемное отделение пришел страдальческого вида мужчина и предъявил дежурному врачу палец. С панарицием.
Врач, недолго думая, вызвал в приемное хирурга. Тот вскоре явился, осмотрел палец и, разумеется, предложил гнойник вскрыть. Со стороны пациента особых возражений не последовало, поскольку он всю ночь развлекался тем, что бегал по стенам и потолку от невыносимой, дергающей боли.
Дальше события развивались стремительно. Даже слишком.
Хирург завел беднягу в пустующую гнойную операционную, наложил на больной палец жгутик и принялся исправно обкалывать его новокаином. Обколов, взялся было за скальпель, но… с удивлением обнаружил, что бодренький доселе пациент бодрость свою как-то порастерял… Да и вообще, пришел в совершенно нетоварный вид: побелел, посинел и свалился без сознания на пол. А потом и вовсе дышать перестал.
Случилась у него аллергия на новокаин. Да не какая-нибудь крапивница, а полноценный анафилактический шок со всеми вытекающими…
Благо поблизости оказались реаниматоры. Прибежав на рев разочарованного хирурга, бригада быстренько закинула бездыханное тело на операционный стол (напомню, происходило все в операционной, это важно!) и принялась возвращать его к жизни.
Через какое-то время это им удалось. Пациент задышал, пришел в сознание и даже открыл глаза. Но лишь для того, чтобы тут же зажмуриться от ужаса.
Потому что огромная, весом в центнер, операционная лампа, висящая аккурат над столом, вдруг выкорчевалась со своего места и, вместе с изрядным куском потолка, обрушилась на грудь несчастного. Благо хоть реаниматологи успели затылки вовремя убрать…
