– Вот так-то лучше, голове вольней.
Молодец! Никогда не сомневался в змеючке. Супруги удалились, Кертис побежал переодеваться в костюм Ветра. Настало время Адалеи.
Кэрри, красная от смущения, выплыла на сцену и воздела руки к небу. То есть к потолку. Я видел, как жалко выглядит ее наряд – светло-розовые рюши отпоролись, юбку украшали грязные пятна. Было заметно, что она едва сдерживается. Хоть бы кулисы не подожгла!
– О, милый мой супруг, – заговорила Кэрри. – Зачем исчез ты, оставив меня в одиночестве? Неверный, как быстро ты забыл свою Адалею.
В зале снова послышались смешки. Узнали платье. Кэрри изумительно передала интонации Айдоры – мягкие, иногда немного легкомысленные. Взрывашка присела на пенек и задумалась. Из-за кулис появились Зной и Ветер. Мы два часа потратили на то, чтобы найти подходящую ткань для костюмов – ярко-оранжевую и серую, а затем девчонки расшивали их блестками. Теперь половина блесток украшала пол в каморке. Так, добавим блеска. Переборщил!
Костюмы слуг неверного бога засияли, словно два солнца. Пока Зной и Ветер убеждали Адалею, что Дарант не изменяет ей, а всего лишь обходит землю дозором, я пытался чуть уменьшить блеск. Адалея поднялась и прижала руки к весьма открытой груди.
– Вы лжете мне! – возопила она. – Супруг избрал себе другую. А меня, горемычную, оставил лить слезы.
– Послушай, о прекрасная богиня, – появилась Лизи-Мирта, изображавшая Аленору. – Несу тебе от матери я весть, что бог Тьмы навеял твоему супругу грезы о несбыточном. Сидит Дарант в ущелье под сосной. Никто его не в силах вернуть к тебе и грезы прочь прогнать.
– О, бедный мой супруг! – воскликнула Кэрри так, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. – Пойду к нему, верну его себе.
На лбу выступила испарина. Слишком тяжело! Но оставалась еще половина сценки. Нельзя сдаваться. Иначе декорации рухнут на кого-нибудь из студентов.
Зной и Ветер на носилках вынесли Даранта-Дени. Тот ничего не замечал, уставившись куда-то вдаль.
– Эй, господин, – помахал Джем перед лицом Дени. – Не слышит. Грезит. Наверное, видит свою прекрасную женушку. Будь у меня такая жена, я бы точно только о ней и грезил.
– О, Дарант, – выплыла из кулис Адалея.
– Кто здесь? – Дени умудрился, не меняя позы, чуть отвернуться от Кэрри.
– Я, твоя жена. Услышь меня, взгляни в мои глаза.
Кэрри наклонилась, демонстрируя совсем не глаза. Дени покраснел и еще больше отвернулся.
– Не слышит. О, несчастье мне! Отправлюсь к богу Тьмы и заставлю вернуть мне супруга, – стиснула Адалея кулачки.
Сцена поплыла перед глазами. Я, словно сквозь пелену, наблюдал за встречей Кэрри и Ленора. Ленор играл превосходно. Становился на цыпочки и смотрел на Кэрри свысока, изгибая шею. Негодник. Неужели я так делаю? А этот высокомерный взгляд? Хотелось смеяться, но боялся пошевелиться, чтобы не исчезла иллюзия. Все тело покалывало. Руки занемели. Еще чуть-чуть.
Вот Адалея уговорила бога Тьмы развеять грезы мужа. Зал падал со смеху, наблюдая за ужимками Кэрри и Ленора. Они играли превосходно, а я даже не мог насладиться их игрой. Очнулся Дарант. Дени потянулся, поднялся с носилок, но так и не смотрел в глаза Кэрри, отворачиваясь то вправо, то влево. Однако это не помешало счастливой жене стиснуть его в объятиях. Зал разразился аплодисментами. Юные артисты вышли на поклон. Сколько можно кланяться? Тщеславие – извечный актерский бич. Наконец, занавес закрылся. Я резко отпустил иллюзию и пошатнулся.
– Профессор, – налетела на меня толпа студентов в рваных костюмах, – ну как?
– Отлично, молодцы. Сыграли на высшем уровне. – Я заставил себя улыбнуться. – Будем ждать результатов фестиваля. Но, уверен, без награды вы не останетесь. Идите переодеваться.
Похоже, они только сейчас вспомнили, во что одеты. Счастливая гомонящая река потекла в сторону каморки, служившей нам гримеркой, а я поплелся к лестнице. Потерпи, Ал. Еще пару десятков шагов, и ты окажешься в комнате. Можно будет лечь и лежать, не думая ни о чем.
Ступенька, еще одна. Никогда коридор не казался таким длинным. Я провернул ключ в замке и ввалился в комнату. Последний рывок! Упал на кровать и замер, не в силах пошевелиться. Блаженное забытье медленно затопило измученное тело. Кажется, кто-то пытался меня растормошить, но ему это не удалось, и я провалился в сон.
Глава 18
Покой и не снится
Если бы кто-нибудь когда-нибудь задумал взяться за мое жизнеописание, я бы не завидовал бедняге. Потому что у него никогда не было бы дня, чтобы он мог сесть, выпить травяного настоя и сказать себе: «Для Ала настали скучные деньки ничегонеделания. Так насладимся же этим!»
Мне покой даже не снился. Всего минуту назад закрыл глаза – а вот меня уже тормошат, о чем-то вопрошают, чего-то требуют. О, богиня, неужели это твоя месть за спектакль? Не злись, я не нарочно.
– Ал, да очнись же ты! – Что-то горячее капало на лицо. Что за варварские методы пробуждения? Пришлось приоткрыть один глаз, чтобы увидеть склонившуюся надо мной Элену. Сестра выглядела так, словно я лежал при смерти. Бледная, растрепанная, с подозрительно покрасневшими глазами. Она плакала, что ли? Из-за меня? А может, фестиваль продула? Я отдохнуть хочу, а не успокаивать эту истеричку!
– Ал! – Меня рассекретили, и Элена вдруг обняла настолько крепко, что затрещала каждая несчастная косточка.
– Ты с ума сошла? – попытался отцепить от себя сестрицу. – Что ты задумала?
Слезы снова потекли по бледным щекам Элены, и я потерял дар речи. Плачет. Она и правда плачет из-за меня. Но что такого могло случиться? Жив, здоров. Голову от подушки, правда, вряд ли смогу поднять – внутри словно кто-то выплясывает танцы южных краев, но это ведь мелочи по сравнению с тем, что я устроил на фестивале.
– Дурак. – Кулачки Элены внезапно выбили воздух из легких. – О чем ты думал? А главное – чем? Разве можно использовать столько магии зараз? Я чуть с ума не сошла, когда от тебя перестала исходить сила! Думала, все, конец. Не жалеешь меня – студентов своих пожалей. Они не спят уже третий день, бродят тут, словно призраки.
– Стоп, – остановил этот словесный потоп. – Какие три дня? Я что, проспал трое суток?
– Уже думала, что ты не проснешься. – Элена готова была снова впасть в истерику, но в двери постучали, и слезы мгновенно высохли. Вот она, несравненная женская изменчивость. – Войдите.
