Эдмонд вернул посыльного сразу. В согласии встретиться со мной он приписал: «Хочу видеть знаменитое бирюзовое платье».
Сборы не заняли много времени. Нарядившись в бирюзовый шелк, я открыла шкатулку с украшениями, лежавшими в отдельных мешочках из полупрозрачной органзы. Меня преследовал призрак жемчужного ожерелья, когда-то подаренного Владом. Как наяву перед мысленным взором появлялись крупные идеально ровные горошины, золотая изящная застежка в форме лилии. Куда оно делось?
Я вытряхивала дорогие побрякушки и ощущала, что во всех спрятаны погасшие магические кристаллы, закамуфлированные под драгоценные камни. Очередное украшение выкатилось на ладонь, и с удивлением я поняла, что крошечный бирюзовый камень в форме шарика не только по цвету идеально подходил к платью, но и являлся натуральным, никакой магии.
Я присмотрелась к подвеске, проверила ее на свет, но никак не могла вспомнить, принадлежала ли она мне? И вдруг комната растворилась, и перед глазами появилась темная заснеженная площадь из стертого ледяными водами Эльбы воспоминания.
…Ночь, в воздухе, словно белые бабочки, парят крупные хлопья снега. Они падают на мостовую, мгновенно тают, и брусчатка влажно поблескивает в фонарном свете.
Хотя холодно, мне не хочется покидать безлюдную тесную площадь с осушенным на зиму фонтаном на перекрестке узких переулков. Озябшая и неподвижная, я слежу за Владиславом Горским, быстрой походкой возвращающимся к своему экипажу.
Прежде чем забраться в салон, он оглядывается и машет рукой, давая мне понять, что хочет, чтобы я забралась в тепло экипажа и поскорее вернулась в дворцовый район столицы, а может быть, в особняк отца, не ведающего о третьем тайном свидании дочери с обаятельным мерзавцем. Или еще куда-то, где пристало проводить время богатой наследнице. Когда он закрывает дверь экипажа и кучер дергает поводья лошадки, я смиряюсь с тем, что должна вернуться из снежной сказки в обычную жизнь. Колеса грохочут по дрянной брусчатке, звонко цокают лошадиные копыта.
Ради чего он заставил меня сбежать с благотворительно приема, притащиться на другой конец города, если даже не сказал ни слова, а просто обнял и вернулся к себе в экипаж? Мне и досадно, и весело.
– Нима, долго еще? – подгоняет меня кучер. Чтобы сохранить тайну, пришлось нанять экипаж, и возница не желает стоять на мостовой без дела.
– Возвращаемся на прием, – решаю я. Прячу заледенелые руки в карманах подбитого мехом плаща и вдруг нащупываю в одном из них бусы. С гулко бьющимся сердцем вытаскиваю на свет нитку крупного идеально ровного жемчуга.
Влад вызывал меня, чтобы, не произнеся ни слова, сунуть в карман подарок. И хотя жемчужная нить – самое незамысловатое из всех украшений, которые мне когда-либо вручали, я влюбляюсь в нее с первого взгляда. А в следующий момент осознаю, что, безумно и бездумно, влюблена в человека, подарившего столь простое, но изящное украшение…
* * *
Эдмонд продержал меня три часа в холле, заполненном стражами и скучающими денди. Сидя на краешке кресла, я смотрела в окно, выходящее на озеро, и делала вид, будто не замечаю, как народ с любопытством перешептывается при виде меня. Когда стемнело и на набережной зажглись уличные фонари, озарив деревянный пирс, принц решил, что достаточно меня промариновал, и прислал секретаря.
Тот тихонечко подошел ко мне и, наклонившись, на ушко прошептал:
– Его Высочество ждет вас.
Меня впустили в покои Эдмонда, утопленные в интимный полумрак, и тихо прикрыли спиной. В слепых окнах, выходящих на не освещенную огнями гору, отражалась моя фигура, закутанная в плащ. Кажется, я напоминала призрак. Неожиданно стало ясно, что, кроме меня и принца, в огромных личных покоях больше никого не было.
– Почему не проходишь? – прозвучал голос принца, и я даже вздрогнула.
Он вышел из кабинета, на ходу закатывая рукава рубашки.
– Не думал, что ты придешь ко мне, – произнес он с вежливой улыбкой.
– Поговорим?
– Поужинаем? – Он показал на маленький столик, сервированный на две персоны. – Ты, верно, проголодалась? Я голодный как волк.
Есть совершенно не хотелось. Вернее, хотелось, но не в номере Эдмонда, с Эдмондом же наедине. Как ни крути, а подобный тет-а-тет пах хуже, чем колбаса из потрохов в натуральной кишке, закисшая в нашей гостиной.
– Хорошо, – резко произнесла я, развязывая шнурок на вороте плаща. – Давай, поужинаем.
Раздевшись, я небрежным жестом бросила полупрозрачный плащ на диван и, подойдя к столику, позволила принцу выдвинуть тяжелый стул.
– Красивое платье, – промурлыкал Эдмонд.
– Самое обычное, – расправляя складки, отозвалась я. – Когда оно было шелковым отрезом, то смотрелось провокационнее.
Он уселся напротив, разложил салфетку и принялся есть. Бодро разрезал мясо, запивал красным видом, насаживал на вилку круглые зеленые горошины. Я сидела, не шелохнувшись и сложив руки на коленях, сверлила его тяжелым взглядом.
– Почему ты не ешь? – Он указал ножом на мою отбивную.
– Отмени решение о свадьбе.
Принц усмехнулся, проверил на свет бокал с рубиновым вином.
– Когда ты отказала мне, то заявила, что лучше выйдешь замуж за лесоруба или кузнеца. Признаться, тогда я не думал, что ты говорила в прямом смысле. Что? Работник фермы по выращиванию жемчуга в Мариме? Копатель в золотом руднике в Неале? Хорошо хоть не нищий. Мое самолюбие рыдает кровавыми слезами!
От его пронизывающего взгляда, словно забиравшегося под одежду, становилось не по себе.
– Ты знаешь, почему я всегда испытывал к тебе слабость, Анна? Ты никогда мне не лгала. Что изменилось теперь?
В животе завязался крепкий узел. Не решаясь открыться перед столь страшным человеком, я схватилась за приборы. Потягивая вино, он внимательно наблюдал, как я судорожно отрезала кусочки нежного мяса, закладывала в рот и глотала, практически не жуя. Отбивная закончилась, залпом я осушила стакан воды.
– Я думал, что ты ненавидишь мясо с кровью, – хмыкнул Эдмонд.
– Какой у тебя магический дар? – разглядывая вареные овощи в тарелке, резко спросила я. – Когда я прикасаюсь к лицам людей, то могу видеть общие воспоминания. Что умеешь ты?
– Я вижу ауру людей, – спокойно ответил принц, словно мой вопрос не стал для него полной неожиданностью. – И когда они врут, то их светлая аура наполняется отвратительным вязким туманом. Так почему, милая леди Вишневская, после возвращения из путешествия твоя аура стала такой темной от вранья?
