– Я приветствую тебя, наблюдатель! – проскрипел Герберт. – Надеюсь, ты, как представитель обычных людей, не станешь забывать о главном – мир дороже власти. Мир дороже гордости. Мир дороже твоих, и уж тем более, моих амбиций. Мир, Кирилл, это цена, за которую нельзя ничего купить. Так она высока.
В абсолютной тишине старик не спеша подошел к своему креслу, поставил трость, прислонив ее набалдашником к резному подлокотнику, и сел. Даже неопытному Чухоню и тому было понятно: последние слова Привратника предназначались не Мороку, а Марату. Так мудрый Герберт смог сказать крылану то, что думал, и при этом не дал ему раньше времени повода для открытого конфликта.
Расправив складки своего балахона, Герберт продолжил, теперь уже обращаясь ко всем присутствующим.
– Конклав начат, – сказал он надтреснутым голосом. – С этого мгновения никто не сможет войти на площадь Сан-Марко, и никто не сможет ее покинуть. Пока каждый из присутствующих здесь не возжелает мира так же сильно, как и я. Или пока я остаюсь Привратником Края.
– Скорее второе, – выкрикнул Марат.
Но Герберт сделал вид, что не услышал его.
* * *
Бледные лица, резкие голоса, полоска вытоптанной травы вдоль края пропасти, частокол еловых макушек на фоне голубого неба, перекличка утренних птиц… Женьке на мгновение показалось, что от всего этого ее отделяет толстое стекло. Словно кто-то невидимый опустил сверху гигантский стакан. И теперь она, как застигнутая врасплох муха, смотрит на мир сквозь его толстые стенки.
Спасенные воспитанники «Синих камней» хватали Женьку за руки и о чем-то наперебой расспрашивали, но она только молча улыбалась в ответ – на разговоры не осталось сил. Семь часов в роли Леонида Озерова дались не просто. Да что там! Это были семь часов тихого ада. Только в отличие от проживающих в нем грешников Женька не имела права закричать. Ей приходилось контролировать каждое слово, каждое движение, каждую мысль – лишь бы бойцы спецназа не заподозрили в тучном начальнике тринадцатилетнюю девчонку.
Как выяснилось, у магии нагара был один очень неприятный побочный эффект. Едва ящерица откликнулась на зов, как все тело начало гореть и невыносимо чесаться. Ощущение было таким, будто его с ног до головы обклеили горчичниками. Причем не пропустили ни кусочка кожи. Пылало всё, даже пятки и кончик носа.
– Вот, держи, – перед лицом ошалелой Женьки появилась знакомая пачка салфеток. – Вытрись. Они с ментолом. Станет полегче.
– Спасибо, – выдавила Женька, вытащила одну и жадно втянула носом холодный аромат. – А нельзя как-нибудь договориться с этим ящером, чтобы он так не жегся?
– Нет, – покачал головой Морок. – Считай это платой за его услуги. И еще…
– Что? – Женька изо всех сил пыталась отвлечься от мучительных ощущений. В памяти всплыл один полезный прием, освоенный в глубоком детстве. Тогда она была чуть сговорчивее, чем сейчас, и маме удавалось поставить на спину подхватившей простуду дочери горчичники. Коричневые квадратики пекли не хуже ожога третьей степени и воняли разогретым холодцом, но Женька старательно убеждала себя, что ей это приятно. Вот и сейчас она закрыла глаза и представила, как нежится в горячей ванне.
Стало капельку легче.
– Поклянись, что в ближайшее время больше ни разу не обратишься к нагару!
– С удовольствием! Клянусь! Больше никогда, по собственной воле, не превращаться в цыпленка табака!
Кажется, этот разговор с отцом состоялся целую вечность назад. Вечность и еще пару лет в придачу. Теперь всё самое страшное было позади. Похищение Озерова прямо с территории лагеря, подмена его Женькой, ссора с командиром отряда спецназа, бесконечная дорога к краю пропасти в компании до смерти перепуганных воспитанников «Синих камней» и нестерпимый жар, который ни на секунду не ослаблял своих душных объятий. К счастью, он исчез, стоило скинуть личину бывшего аналитика СКК. Почти исчез. Щека все еще пылала, как после пары увесистых оплеух, но это уже были пустяки.
– Ты как? – вынырнувший из толпы Тим тряхнул ее за локоть и заглянул в глаза. Маска спецназа, в которой ему пришлось провести почти всю ночь, превратила его медную шевелюру в Мамаево поле. – Жива?
– Сложный вопрос, – пробормотала Женька.
– Эй, смотрите, что у нее с лицом! – донесся мальчишеский голос. Все звуки по-прежнему казались Женьке странно приглушенными. Даже захотелось проверить, не набилось ли чего в уши.
– А-но меня дери! Эта штука у нее на щеке! Она шевелится! – прогудела рядом крупная дама средних лет. Ее черные волосы, перехваченные ободком с искусственным желтым цветком, вились мелким бесом. Под синим балахоном в огромных красных маках, колыхались устрашающие формы. Не такие пышные, как у Мамаши Мурр, но тоже весьма внушительные. – Ох, еще и кровь носом идет. Лапушка моя!
Женька почувствовала солоноватый привкус на губах. Действительно идет. – «Это побочный эффект, отмашка. Морок предупреждал, что так будет», – попыталась объяснить она, но язык совсем перестал слушаться. И ноги, похоже, тоже.
Кто-то бережно поднял ее на руки и отнес на сухой ковер рыжей хвои под старой пихтой. С запозданием Женька сообразила, что это Тимофей. Очень осторожно он усадил подругу спиной к пахучему стволу и промокнул рукавом камуфляжной куртки кровь на Женькиных губах.
– Сиди здесь, поняла? – строго сказал Тимка, нахмурив золотистые брови. На дне бутылочных глаз друга пряталась тревога. И еще что-то непонятное: то ли нежность, то ли жалость. – Это Марильда, – кивнул он на даму в маках. – Целитель испанских депферов. Она с тобой побудет.
– Нет! – тихо, но твердо ответила Женька. – Вам… вам целитель нужнее.
Освобожденным заложникам под руководством Тимофея и Бруно предстояла осада «Синих камней». Именно там засел спецназ и пара десятков ученых. Если что-то пойдет не так, маленький Федор может не справиться в одиночку с ролью военного врача. К тому же именно сейчас Женьке нужно было остаться одной. Ну просто повеситься, как нужно.
– Да что же это… Да разве же мы тебя бросим, детка? – закудахтала пышнотелая Марильда. Женщина тяжело опустилась рядом на колени и положила пухлую ладонь на Женькину макушку. Сразу полегчало. Стенки гигантского стакана постепенно растаяли, мир вокруг снова стал ярким и громким.
– Идите, – гораздо увереннее потребовала Женя. – Я совсем немного посижу и сразу к вам.
Тимофей подозрительно прищурился. Почувствовал подвох, но для разнообразия решил не спорить.
