Он хрипло смеется:
— Она не моя умершая жена или воображаемый друг. Я уже стар для подобных фокусов, если вы об этом.
Я облегченно вздыхаю.
— Она приходит меня проведать, — объясняет Никс. — Подруга дочери сестры моей жены, или что-то вроде того. Я уже забыл. Она говорит, что у меня начался старческий маразм, а мне просто лень запоминать подробности. — Он указывает на стол. — Вы забыли тут книгу.
И действительно, «Божественная комедия» лежит на том самом месте, где я оставила ее в прошлый раз.
— Извините, — говорю я. — Чтение по школьной программе.
— Зачем они только это выдумали? — ворчит он. — Какой смысл в отдыхе, если вам все равно дают задание?
— Это точно! — Я пододвигаю его к столу и ставлю ему на колени контейнер с печеньем.
Он шебуршит в нем рукой.
— Здесь слишком много для одного. Вам придется мне помочь.
Взяв одно, я сажусь за стол напротив Никса.
— Я хотела вас спросить…
— О тех погибших людях, — перебивает он. — Я много об этом думал. — Он пощипывает изюм в печенье. — После вашего вопроса я понял, что начинаю забывать. Ужасно, как легко забываются подобные вещи.
— В полиции посчитали, что между этими убийствами существует связь?
Никс ерзает в кресле:
— Они не были уверены. Это выглядело очень подозрительно. Но как я и говорил, можно соединить точки между собой, а можно оставить все, как есть. Они предпочли второй вариант и оставили все в беспорядке.
— А что случилось с ее братом, Оуэном? Вы сказали, он остался здесь жить.
— Если вы хотите узнать о парне, вам лучше обратиться к коллекционерше.
Я хмурюсь:
— Мисс Анджели? — Я вспоминаю, как она крайне нелюбезно захлопнула дверь перед моим носом. — Потому что она помешана на историях и старых предметах?
Никс надкусывает печенье:
— И поэтому тоже. Но главным образом потому, что она живет в квартире Кларка.
— Нет, — возражаю я. — Я там живу. 3F.
Никс качает головой:
— Ты живешь в квартире семейства Кларков. Но они съехали сразу после убийства. А тот парень, Оуэн, не мог уехать, но и оставаться там тоже не мог. Ведь прямо в этой квартире его сестру… В общем, он переехал в свободную квартиру. И теперь там живет эта Анджели. Я бы не знал этого, но несколько лет назад она зашла ко мне сразу после того, как переехала. Ее интересовала история здания. Если хочешь больше узнать об Оуэне, тебе стоит спросить ее.
— Спасибо за подсказку, — поднимаюсь я.
— Спасибо за печенье.
И тут распахивается входная дверь. На пороге стоит женщина средних лет. Никс нюхает воздух.
— О, Бетти!
— Лукиан Никс, тебе нельзя есть сладкое!
Она бросается к Никсу, и в кутерьме из крошек, изюма и ругательств я тихонько ускользаю прочь. На Архивном листке в моем кармане скребутся новые имена, но им придется немного подождать.
Спустившись на четвертый этаж, я прокручиваю в голове все, что могу сказать мисс Анджели, чтобы уговорить ее впустить меня. С того раза как она захлопнула передо мной дверь, мы встречались лишь однажды, и она удостоила меня коротким сухим кивком.
Я прикладываю ухо к ее двери и ничего не слышу.
Затаив дыхание и не теряя надежды, стучу. Тишина.
Я проверяю дверь, но она заперта. В расчете вскрыть замок я похлопываю карманы в поисках невидимки для волос или пластиковой карточки. Спасибо деду за то, что посвятил отдельный день обучению взламывать замки.
Но, может, это не понадобится. Я отступаю, чтобы проверить дверь. Мисс Анджели выглядит рассеянной, а, судя по захламленности ее квартиры, еще и забывчивой. Наверняка она часто теряет ключ. Дверная рама достаточно узкая, но наверху образует что-то вроде неглубокой полочки. Встав на цыпочки, я провожу кончиками пальцев. Они касаются чего-то холодного и металлического, и вскоре к моим ногам падает ключ.
Как здорово, что люди могут быть такими предсказуемыми! Подняв ключ, я вставляю его в скважину, отпираю замок, и дверь распахивается, ведя в гостиную. Я перешагиваю через порог и застываю от изумления. Я уже и забыла, сколько же здесь вещей. Ими уставлены все подходящие поверхности. Они свалены на полках, шкафах, столах и даже на полу. Мне приходится лавировать между башнями из вещей. Удивительно, как массивная мисс Анджели умудряется проходить здесь, ничего не задев.
Планировка здесь такая же, как и в 3F, — с открытой кухней и коридором, ведущим в спальни мимо гостиной. Я медленно иду вперед, заглядывая в каждую комнату и убеждаясь, что в квартире точно никого нет. Каждая комната забита антиквариатом, и я не могу понять — из-за беспорядка или из-за того, что я проникла сюда незаконно, — но я не могу избавиться от ощущения, что за мной следят. Кто-то преследует меня, дышит в спину, и когда в гостиной раздается шорох, я поворачиваюсь, чтобы встретиться лицом к лицу с мисс Анджели.
Но там никого нет.
И тут меня осеняет. Кошка.
Вернувшись в гостиную, я вижу несколько упавших книг. Но ни следа кошки Джеззи. У меня мурашки бегут по коже. Я стараюсь успокоить себя тем, что если буду держаться от нее подальше, она будет делать то же самое. Отодвинув стопку книг, каменный бюстик и приподняв угол ковра, я расчищаю место, где можно прочесть пол.
Глубоко вздохнув, я снимаю кольцо и встаю на колени. Но когда я приближаю ладони к деревянным половицам и не успеваю даже потянуться к прошлому, комната сама начинает гудеть мне навстречу. Вибрировать и дрожать. Я понимаю, что это не только информация, сохранившаяся на полу: здесь так много старинных ценностей, полных воспоминаний, что нити памяти переплетаются между ними, как клубок, и сливаются. Гул от пола звучит в унисон с гулом вещей, стоящих на нем, и вся комната звучит, как оркестр. Это больно. Сотни иголок колют мне руки и поднимаются к отбитым ребрам.
Здесь так много можно прочесть. Здесь слишком много вещей, и их шум заполняет меня так же, как шум человеческой жизни. Я даже не начала тянуться к воспоминаниям, я с трудом могу думать сквозь этот шум. У меня под глазами начинается болезненная пульсация, и, поняв, что я пытаюсь оттолкнуть этот шум, я вспоминаю совет Уэсли.
Позволь шуму стать белым.
Я приседаю в центре комнаты, зажмурив глаза и прислонив ладони к полу, и жду, когда шум начнет окутывать меня и успокоится. Это происходит постепенно, и я наконец могу думать, затем сосредоточиться, и наконец потянуться за воспоминаниями.
Вот я ловлю нить, и время спиралью уходит назад, а шум меняет тональность, отступает, из комнаты начинают исчезать вещи, и наконец я вижу голые стены и пол. В пространстве перемещаются очертания людей: некоторые выцветшие, другие яркие — статный старик, женщина средних лет, шумная семья с детьми-близнецами. Комната изменяется до тех пор, пока не становится домом Оуэна.
