— Все разваливается, — говорю я, уткнувшись в его плечо.
— Знаю, — отвечает Оуэн, целуя меня в щеку, затем в висок и утыкаясь в него лбом. — Знаю.
Тишина понемногу окутывает меня, и я вспоминаю, как он держал в ладонях лицо Регины, прижимался к ней головой, что-то настойчиво говорил. Но как она там оказалась? Как он ее нашел? Он хотя бы понимал, что она собой представляет? Может, поэтому ему стерли память?
Но это ничего не проясняет. Стены Коронадо и воспоминания Историй были отформатированы двумя разными людьми, дотошно и тщательно, а время, стертое со стен, совпадает со временем, пропавшим из воспоминаний людей. Но квартира Анджели осталась неотформатированной, значит, они что-то упустили или не сочли эту информацию важной. Тогда почему, в таком случае, Оуэн ничего не помнит? Ведь у других Историй бреши в памяти занимали несколько часов или день. Почему же Оуэн не помнит нескольких месяцев?
Что-то не складывается. Если только он не лжет.
Как только я допускаю эту мысль, меня охватывает страшное предчувствие. Словно оно ждало своего часа, а теперь накрывает меня с головой.
— Опиши последнее, что ты помнишь, — говорю я.
— Я уже рассказывал…
Я высвобождаюсь из его объятий.
— Нет, ты сказал только о том, что чувствовал. Что ты не хотел оставлять Регину. Но что ты видел, каким был последний момент твоей жизни?
Он колеблется.
В отдалении раздается крик. Затем вопль. Я слышу топот ног и стук кулаков о дверь, и эти звуки приближаются.
— Я не помню… — говорит он.
— Это важно.
— Ты что, не веришь мне?
— Я бы хотела.
— Тогда просто верь, — мягко говорит он.
— Хочешь узнать конец своей истории, Оуэн? — говорю я, а у меня внутри клокочет предчувствие. — Я расскажу тебе, и, возможно, это подстегнет твою память. Твою сестру убили. Твои родители съехали, а ты остался. Ты переехал в другую квартиру, а потом Регина вернулась, только это была уже не прежняя Регина, Оуэн. Это была ее История. Ты знал, что с ней что-то не так, правда? Но ничем не мог ей помочь. Поэтому ты спрыгнул с крыши.
Он смотрит на меня долгим синим взглядом.
И вдруг говорит, спокойно и ровно:
— Я не хотел спрыгивать.
Мне становится дурно:
— Значит, ты все помнишь.
— Я думал, что смогу помочь ей. Я правда так считал. Но она продолжала срываться все чаще и чаще. Я не хотел спрыгивать, но они не оставили мне выбора.
— Кто?
— Отряд, который пришел, чтобы забрать ее. И арестовать меня.
Отряд? Откуда ему известно это слово…
— Ты работал там! В Архиве…
Всем своим существом я жажду, чтобы он все отрицал. Но он молчит.
— Там было не ее место.
— Ты выпустил ее?
— Ее место было рядом со мной. Дома. И, если уж зашла речь о доме, кажется, у тебя есть кое-что мое.
Моя рука невольно тянется к карману, в котором лежит последний отрывок сказки. Я спохватываюсь, но уже слишком поздно.
— Я не чудовище, Маккензи, — говоря это, он делает шаг мне навстречу и протягивает руку, но я отскакиваю назад. Сузив глаза, он опускает руку. — Попробуй соврать мне, что ты бы этого не сделала, — говорит он, — что ты не забрала бы Бена домой.
Перед глазами я вижу Бена, который только что проснулся и уже срывается, и себя, опустившуюся перед ним на колени и повторяющую, что все будет хорошо и пора домой. Но я бы не стала. Я не зашла бы так далеко. Потому что когда он оттолкнул меня, я увидела правду в его чернеющих глазах. Я поняла, что это больше не мой брат. Это не Бен.
— Нет, — говорю я, — я не зашла бы так далеко.
Я делаю еще один шаг назад, к повороту. Оуэн перегораживает мне путь к помеченным дверям. Если мне удастся ускользнуть в Архив…
— Маккензи, — он снова протягивает мне руку. — Прошу тебя, не надо…
— А что было с теми людьми? — спрашиваю я, пятясь к повороту. — Маркусом, Элейн и Лайонелом? Что с ними произошло?
— У меня не было выбора. — Он следует за мной по пятам. — Я пытался держать Регину в комнате, но она была слишком расстроена…
— Она срывалась! — говорю я.
— Я прилагал все силы, чтобы помочь ей, но я не мог быть постоянно рядом. Те люди видели ее. Они могли все разрушить.
— И ты их убил.
Он угрюмо улыбается.
— А что бы, по-твоему, сделали в Архиве?
— Не это, Оуэн.
— Не будь такой наивной, — отвечает он, злобно сверкнув глазами.
Поворот всего в паре шагов от меня, и я бросаюсь туда, но Оуэн говорит мне вслед:
— Я бы не стал этого делать.
Я не могу понять почему, пока за углом не сталкиваюсь с взбешенной Историей лицом к лицу. За ней стоит еще дюжина таких же. Они сверлят меня своими черными глазами.
— Я сказал им, что придется немного подождать, — говорит Оуэн, когда я отступаю на его часть прохода, — и я всех их выпущу на свободу. Но они, похоже, уже теряют терпение. Я тоже. — Он протягивает руку. — Окончание сказки.
Он говорит мягко и спокойно, но я вижу, что его поза слегка изменилась: едва заметный разворот плеч, коленей и рук. Я собираю волю в кулак.
— У меня его нет, — лгу я.
Оуэн протяжно, разочарованно вздыхает.
Он в мгновение ока пересекает разделяющее нас пространство, но я приседаю, достаю нож и целю ему в грудь. Его рука перехватывает мое запястье и ударяет о стену с силой, достаточной, чтобы размозжить кости. Он ловит другую мою руку, и прежде чем я успеваю лягнуть его ногой, вжимает меня в стену, придавливая телом. Ребра ноют под его весом. Меня душит тишина.
— Мисс Бишоп, — перехватывает он меня покрепче, — это очень плохая идея для Хранителя — носить с собой оружие.
Что-то хрустит у меня в запястье, и, задохнувшись от боли, я разжимаю пальцы, и нож со звоном падает на пол. Оуэн выпускает меня, и я бросаюсь в сторону. Но он успевает поймать нож одной рукой, а меня — другой. Снова сжав меня в объятиях, он подносит лезвие к моему подбородку.
— На твоем месте я бы не слишком трепыхался. Я шестьдесят лет не держал свой нож в руках. Мог потерять навык.
Он проводит рукой по моему животу, затем по бедру и засовывает руку мне в карман. Нащупав там записку и кусочек металла, облегченно вздыхает. Не опуская ножа от моего горла, целует меня в волосы и показывает мне свою находку.
— Я уже начал волноваться, что картины там больше нет. Я не рассчитывал так долго отсутствовать.
— Это ты спрятал обрывки сказки?
— Я, но дело в том, что прятал я не сказку.
Убрав нож от моего горла, он подталкивает меня вперед. Я смотрю, как он выбрасывает записку и раскладывает кусочки металла на ладони. Кольцо, стержень и прямоугольник.
— Хочешь, покажу фокус? — кивает он на кусочки.
