— А теперь остановитесь, поднимите руки и медленно, очень медленно повернитесь ко мне! — любезно предложил полицейский из-за наших спин.
Я замер на месте. А вот Кларочка с Петровичем продолжали идти вперед как ни в чем не бывало. По той простой причине, что говорил офицер по-гречески, в котором они были не сильны.
— Стоять на месте и поднять руки! — повторил полицейский и взвел курок.
По крайней мере, неприятный металлический звук, сопровождающий слова, мог означать только одно.
— Клара, Ванька! Остановитесь и поднимите руки вверх! — поспешно продублировал я команду на родном языке и сам поспешил исполнить ее.
— Какого… — начал было Петрович, но я прервал его:
— Не спрашивайте, делайте, что приказано. Кажется, у нас неприятности.
Мои спутники без лишних слов вскинули конечности.
— А теперь очень медленно повернитесь ко мне. И без фокусов! — не унимался офицер.
— Медленно поворачиваемся, рук не опускаем! — перевел я требование.
Будто группа синхронного плавания, не опуская рук, мы грациозно развернулись. И оказались лицом к лицу с полицейским.
Он держал меня на мушке внушительного револьвера. И лицо офицера было не слишком приветливым. Да чего уж там, недобрым оно было…
— Мне кажется, происходит какое-то недоразумение… — спокойно попытался было начать диалог я.
— Молчать! Будете отвечать на мои вопросы! — прервал мои поползновения грек и нетерпеливо шевельнул стволом.
Я молча пожал плечами. А что еще оставалось делать?
— Итак, для начала: кто вы такие? — начал допрос полицейский.
— Мы из России. Врачи. Точнее, двое врачей и медсестра, — исчерпывающе пояснил я.
— Врачи? — изумился офицер. — С какой же целью вы прибыли сюда?
— По поручению покойного Димаса Антониди, который когда-то жил в этом доме.
— Димас мертв? — уточнил грек.
— Увы. Я был его врачом. Поэтому, собственно, он и просил именно меня приехать сюда.
— Допустим. Так что же он поручил вам сделать?
— Найти некий предмет, спрятанный им в подвале этого дома.
— Дайте-ка, я угадаю, — усмехнулся полицейский. — Уж не амфору ли?
Я оторопел. Он-то откуда знает?!
— Ну да, именно. Амфору. А…
— Ну надо же! Должен заметить, что покойный, как вы утверждаете, Димас Антониди отличался весьма своеобразным вкусом в выборе своих… хм, порученцев! — весьма ядовито заметил офицер.
Я непонимающе смотрел на него. Это о чем?
— Впрочем, об этом потом. Что в амфоре? Антониди же сказал вам, верно?
— Верно. Внутри — карта, — честно признался я. Черная дырка ствола сильно располагала к откровенности.
— Значит, все-таки, карта… прав был Никас! — непонятно выразился полицейский и уточнил: — Карта чего?
— Лабиринта.
— Лабиринта?! Вы уверены? Но… зачем? — теперь удивился грек.
— В Лабиринте есть нечто, что я должен найти. Димас отчего-то решил поведать эту тайну именно мне. А я имел неосторожность дать ему слово. И вот я здесь. Вместе со своими друзьями, потому что на пути сюда у нас возникли некоторые проблемы, — немного туманно пояснил я ему.
— Интересно… Чертовски интересно! А скажите, нет ли у вас чего-либо, подтверждающего ваши слова? Откуда я должен знать, что это поручение дал вам именно покойный Антониди? Может, он передал с вами какое-нибудь письмо для тех, кто поселился после него в этом доме?
Я опять пожал плечами. Должен сказать, что делать это с поднятыми руками весьма затруднительно:
— Увы. Никакого письма он не передавал. Но… у меня есть печать.
— Печать?!
— Да, печать. Я забрал ее из квартиры Димаса по его предсмертной просьбе.
— Что за печать?
— Древняя, каменная. С изображением храма. Как в Акрополе.
Офицер явно что-то вспомнил:
— Пятиугольная? Форма печати — пятиугольник?
— Да. А откуда…
— Неважно. Печать у вас с собой?
— Да.
— Бросьте ее мне.
Я с сомнением посмотрел на полицейского.
— Давайте-давайте! — подбодрил он меня и сделал манящее движение револьвером.
— Руки я могу опустить? — тяжело вздохнув, поинтересовался я.
— Можете. Но не вздумайте шутить со мной, если не хотите нарваться на пулю.
Я с наслаждением опустил затекшие руки и принялся разминать кисти.
— Поживее. Покажите печать, — поторопил грек.
Сняв с шеи шнурок с печатью и непонятным «брелоком», я швырнул их офицеру:
— Ловите!
Надо отдать ему должное: печать он легко поймал свободной рукой, при этом ствол ни на секунду не отклонился от первоначального направления. Старый трюк не прошел. Впрочем, я и не пытался бросаться с голыми руками на револьвер… так, проверил слабину.
Озадаченно рассматривая печать, грек вертел ее и так, и этак, Я терпеливо ждал.
— Она что, теплая? И пульсирует? Или мне кажется?
— Не кажется. Она и в самом деле теплая, и пульсирует.
— Да, похоже, это ее оттиск был на воске… — задумчиво протянул офицер и вдруг воскликнул: — Постойте! А это что такое?
— Что именно?
— Это! — он держал в пальцах ту самую непонятную бронзовую решетку.
Мне опять пришлось пожимать плечами:
— Понятия не имею. Может быть, что-то вроде брелока?
Офицер неожиданно улыбнулся и опустил револьвер:
— Нет, не брелок. Кажется, я знаю, что это. Кстати, вы можете сказать вашим друзьям, чтобы они опустили руки.
Я с радостью перевел его разрешение. Кларочка с Петровичем синхронно хлопнули себя ладонями по бокам.
— Позвольте представиться: лейтенант Андреас Сенаки. Можно просто Андре. Я прошу прощения за такой прием, но тут у нас произошли некоторые события, которые заставляют меня проявлять бдительность.
— Насколько я понимаю, эти события каким-то образом связаны с искомой нами амфорой? — уточнил я.
— Именно. Субъекты, явившиеся в этот дом незадолго перед вами, тоже пытались раздобыть амфору. Но вели себя при этом совершенно не по-джентльменски. За что один из них и поплатился. Понятно, что ваше появление вызвало некоторые подозрения, — примирительным тоном сообщил лейтенант.
Очередной сюрприз!
— Выходит, кто-то еще знает про амфору? Но… перед смертью Димас разговаривал только со мной! — удивленно воскликнул я.
— Выходит, кто-то знает. Возможно, Антониди проговорился когда-то раньше… или при вашем с ним разговоре присутствовал кто-то еще, — пожал плечами Андре.
Я оторопело уставился на Кларочку. Ну да, она была свидетелем той странной беседы. И что?
— Пашка, вы что, обо мне говорите? — Клара удивленно вскинула бровки.
— Ага. Малыш, ты помнишь наш разговор с Димасом? Ну, тогда, в палате?
— Смутно. Кое-что помню, конечно. А что?
— Скажи, пожалуйста, ты… Ты никому не говорила о том, что услышала тогда? — задавая этот вопрос, я почувствовал себя полным идиотом.
— Ну, знаете ли, Пал Палыч! — вспыхнула Кларочка. — Вы что же, полагаете, что если я: а) блондинка, б) привлекательная и в) молодая, то по определению должна быть легкомысленной?! Разумеется, я никому ничего не говорила! — и засопела обиженно.
Я чмокнул ее в щечку.
— Ну, извини, извини. Спорол глупость. Видишь ли, этот миляга-лейтенант утверждает, что перед нами сюда заявились какие-то гнусные личности, которые тоже искали амфору. А это значит…
— Это значит, что либо Антониди поделился своей тайной с кем-то до тебя, либо я проболталась. И ты, разумеется, тут же предположил второе, как наиболее вероятное, не так ли? — девушка разобиделась не на шутку: ее щеки заалели, а глаза из серых стали зелеными и огромными. Несмотря на глупость ситуации, я поневоле залюбовался ею.
Андре деликатно покашлял. Мы тут же умолкли.
— Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, но… Не могли бы вы объяснить, что все-таки находится в Лабиринте? Ради чего вся эта суета?
Я кивнул:
— Охотно. Но давайте присядем. Рассказ будет долгим…
9 августа, 17.22,
о. Крит, Агия Пелагия
За все время моего немаленького рассказа Андре не перебил меня ни разу. Он слушал внимательно, лишь иногда, в особо невероятных местах, удивленно приподнимая бровь. Не недоверчиво, а именно — удивленно.
Разумеется, я не рассказал ему всего. Ни про Хруля, ни про Ульи и Карман, ни про мои встречи с зазеркальным дьяволом и маленьким богом лейтенант не узнал. Но и оставшегося вполне хватило для того, чтобы без малого два часа, не останавливаясь, говорить, говорить, говорить…
Мои коллеги тоже молчали. Петрович, молодчина, сразу сообразил, что информация будет с купюрами. А потому не встревал, дабы не сболтнуть ненароком лишнего. А Кларочка… да она и сама пока всего не знала. Так и не успел я ей всего рассказать… а ведь обещал, помнится. Нехорошо!
