Все было хорошо.
Слишком хорошо.
Недавно поставили мне диагноз. Нехороший, прямо скажу, диагноз, самый страшный для мужчины репродуктивного возраста. Какая-то чертова болячка уже несколько месяцев поедала меня изнутри, а я узнал только сейчас.
В сорок лет, когда жизнь только началась, как говаривала героиня Веры Алентовой, мне шлепнули на лоб диагноз — рак предстательной железы в самой его запущенной форме.
Я же мужчина, негоже мне помирать по такой срамной причине. Рыжая, опять же. Мы ведь уже почти два года встречаемся, не разлей вода. Связь на телепатическом уровне, без слов, понимаем друг друга с полувзгляда. На планерках между нами незримая нить, хотя по протоколу мы сидим на диагонально противоположных сторонах стола, согласно протоколу и табличек.
Официальная медицина в моем случае развела руками. Жить мне оставалось лет 5–7.
Самое трудное было — сохранить рассудок в первые дни после положительных анализов.
Никому не сказал. Аккуратно расспросил супругу. Она у меня в Дом Арчы ходит, общается с кругами со стороны народных целителей. Завуалировал личный интерес и вскоре получил нужную рекомендацию.
Вот так я и узнал про старика Хара Хаана, по слухам, творившего чудеса. За услуги берет очень, очень дорого, но помогает всегда, хотя цифр никто и никогда не озвучивал. В шутку рассказал Рыжей, дескать, можно выехать покататься как бы на пикник, посмотреть на смешного дедушку, как на картинках с добрыми шаманами. Заодно чакры там какие почистить, оформим как командировку, никто ничего не заподозрит.
Идея ей понравилась, милый старик засел в хорошенькой головке. Думала целых три дня, потом решилась. Я свистнул родственнику по материнской линии, заодно и водителю, Макару. Все обернул как развлечение, хотя для меня как раз решался вопрос важнее некуда. Взяли у завгара относительно подготовленный эскудик, бросили в багажник канистру со спиртом, для ускоренного контакта с местными, да и поехали на правый берег Лены в этот никому не известный, забытый Кересиннях — в поисках чудотворца Хара Хаана.
Переправу прошли обычно, как и сотни раз до этого. Нужное нам местечко оказалось деревенькой из трех домов в полусотне километрах от Нижнего Бестяха, в сторону от трассы, поэтому добирались довольно долго, около двух часов по лесной заросшей колее. Жили здесь всего с десяток человек, но вопреки ожиданиям, очень приветливые и хорошие люди. При виде моей пассии, крайне эффектно вышедшей из машины, местные затаили дыхание. Готов поспорить, здесь таких еще не видели, что ж, тем легче будет с ними договориться.
Правда, почему-то при упоминании имени старика реагировали странновато. Безошибочно выделив самую большую усадьбу, пошли знакомиться с местным начальством. Макар извлек канистру из багажника, вопросы начали предсказуемо решаться.
Жил Хара Хаан в тайге, еще километрах в десяти от деревеньки. Последнее время старика не видно было, уже месяца три как, поговаривали, что стоило бы сходить, проведать его, не помер ли часом, но смельчаков не находилось. Судя по всему, с характером старикан, вон как всех запугал. С другой стороны, так даже и лучше — значит, действительно умеет человек обращаться с неподвластными нам материями. Как раз мой случай.
Обильный обед с городскими деликатесами и сотня грамм спирта убедили хозяина, Нюргуна, стать нашим проводником. Нюргун объяснил общее нежелание ехать к старику очень доходчиво. Все-таки три месяца он на людях не появлялся, а для его возраста это срок. Хара Хаан и при жизни-то был не сахар, а если он вдруг решил умереть, то уж лучше подождать некоторое время, после смерти кут (душа) шамана еще рыщет по среднему миру, иногда вселяясь в разных зверей и птиц. Так душа шамана знает, как ведут себя люди после его ухода. Будучи человеком мстительным, Хара Хаан вполне мог пойти и на такое. Жена Нюргуна подтвердила, что в последнее время вокруг села крутятся собаки, доселе никому не знакомые. Приближаться не пытаются, при появлении человека уходят в лес.
Выходит, наш Хара Хаан питает слабость к собакам. Ну-ну.
Рыжая начала нервничать, но я ее успокоил, тем более об истинной причине приезда сюда она не догадывалась. Ничего еще не известно, почему бы не проверить, верно, Рыжик?
Нюргун ехать поздно отказался наотрез, поэтому пришлось изъять канистру, тормознуть праздник и ехать сразу, пока еще было светло.
Домик Хара Хаана оказался покосившимся строением с двумя подслеповатыми окошками, сразу за домом имелся пруд, на треть заросший камышом и затянутый ряской.
Вокруг стояли покосившиеся столбы с отверстиями для изгороди, на земле кое-где валялись жерди.
Дом выглядел нежилым, по всему двору были небрежно расставлены какие-то деревянные барабаны, кухонная утварь, сушились растянутые на деревянных рамках куски кожи. Немного в глубине стояло потемневшее от дождей и солнца подобие священного дерева аал-луук маас.
Оставив своих спутников у изгороди, я направился к дому, когда услышал характерный звук молока, струйкой бьющего в дно ведра.
Повернувшись влево, обнаружил приоткрытую дверь в хотон, приткнувшийся между деревьями. Подошел, позвал по-якутски:
— Есть кто-нибудь?
Никто не отвечал, звуки утихли. Помешкав, я повернулся обратно к дому, намереваясь все таки пройти по заросшей тропинке ко входной двери, и тут услышал позади шаги.
Из хотона вышел человек, но не тот, кого я тут ожидал увидеть — это была невысокая девушка, прятавшая лицо под светлой косынкой. Говорила она, глядя под ноги, поэтому разглядеть ее с высоты моего роста было невозможно.
— Завтра, после восхода солнца, приходите все. Какую цену ты готов заплатить?
Я просто стоял и молчал. Предлагать деньги выглядело совершенно неуместным.
— Я ждал тебя. Ты получишь все. Ты отдашь самое ценное, что у тебя есть сейчас. Моя цена — девушка с красными волосами и твой друг. В город вы приедете, но живым из них будешь ты один. Они будут служить мне службу. Теперь иди.
Вспоминая потом этот разговор, я понял, что мне показалось странным: в руках никакого ведра не было и в воздухе не чувствовалось коровьего запаха. Не пахло ни сеном, ни молоком, ни навозом.
Пахло паутиной, пылью и дряблой, умирающей человеческой кожей.
И еще чем-то, похожим на мой страх. Страх до ужаса, до одурения. Ощущение, что из тебя выдернули позвоночник, не озаботившись наркозом. А ведь у меня полсотни подчиненных, ничтожных, ни разу мне не нужных тараканов, почему не у них такие проблемы?!
— Саныч! Ну ты где пропал? Опоздали мы. Здесь он, любезный.
