Вопрос был с подначкой, Евгений даже рассердился на секунду. Да где угодно мог находиться этот Клокочущий! Хоть в Хорезме, хоть в Багдаде, хоть в гостях у китайских императоров! Потом он застыл, наткнувшись на такую очевидную мысль, что аж дух захватило. Между столицей Монгольского государства и Европой лежали тысячи и тысячи километров. Велика земля, которая ныне считается русской!
– Возможно, я не те легенды и мифы изучал? – ворчливо проговорил Евгений. – Возможно, мне стоило вспомнить про Калина-царя и русских богатырей?
– Есть такая вероятность, р-руководитель! – усмехнулся Денисов. – Фактов у нас никаких не имеется, но по годам все замечательно сходится. Например, находился он при войске Мамая, а как Куликовская битва случилась – решил обратно вернуться. В родных краях его никто не знал, никто не помнил, забыли за сто пятьдесят лет, оттого и прозвали его не местным именем, не Клокочущим шаманом, например, а Клокочущим господином. Господином, ты заметь! То бишь Хозяином.
– А ведь есть одно доказательство, Федор Кузьмич, – подрагивая от нервного возбуждения, медленно произнес Евгений. – Оно, конечно, косвенное, но… Мне не давало покоя, почему это сын кетского шамана, остяк по происхождению, там, в общине, в Сумраке, строил себе не гигантскую юрту из драгоценных камней, не дворец, не дацан, не пагоду, а русский терем? Да он просто насмотрелся на такие терема, пока Мамаево войско по Руси шастало!
Участковый на том конце провода удовлетворенно крякнул.
– Отседова можно, кстати говоря, сделать вывод, почему у наших Высших возникла догадка о личности Хозяина. Что сам Сибиряк мог в Куликовской битве участвовать – энто вряд ли. Мал слишком был, а то и вовсе не родился. Но ить мог же его наставник или просто старший товарищ скинуть ему мысленный образ, слепок ауры колдуна, который при чужом войске в тот исторический момент был? Я Катьке своей фотографию Гитлера, ирода проклятого, показывал, когда она мала была. Вот, говорю, смотри и запоминай, кто на родину твою посягнул, кто миллионы людей на смерть, горе и разруху обрек… И Данилке, как подрастет, тоже покажу. В общем, мог Сибиряк энтот образ запомнить и признать как-то в нынешнем Хозяине тогдашнего колдуна.
– Это все, конечно, прекрасно, Федор Кузьмич, вот только все равно не дает ответа на вопрос, почему Каскет решил организовать общину именно сейчас. Что стало поводом, причиной? Для чего ему понадобилось заняться всеобщим объединением не сто лет назад и не сто лет спустя, а в прошлом году? Что изменилось, исчезло или появилось? Что его перестало устраивать или что вынудило пойти на такой шаг?
– Тут ты прав, Евгений Юрьич. У всего должна быть причина. – Участковый помолчал, и Евгению представилось, как он, сидя за столом, трет свой лоб, шевелит раздумчиво густыми седыми бровями, таращится в никуда, сопоставляя имеющиеся данные, сводя воедино известные факты и зыбкие предположения. – Нет, Евгений Юрьич, не выходит у меня. То ли мало информации у нас с тобой, то ли не тот вопрос мы себе задаем.
Угорь не то чтобы расстроился, не то чтобы обиделся, но распереживался: на его взгляд, вопрос «почему именно сейчас» как нельзя лучше подходил на роль главного. Ответишь на него – и все остальное мгновенно станет ясно!
– Я покумекаю ишшо, – заверил его Денисов. – Ну и вапче – в таких делах спешить никак нельзя. Придумаю что – перезвоню.
Попрощавшись с милиционером из Светлого Клина, Евгений покачался на стуле, обхватив голову руками. Ну и денек! Легко сказать – спешить никак нельзя! Тут, пожалуй, не пошевелишься – враг нанесет новый удар. На непредвиденном направлении.
Интересно, а за что Клокочущий заставил беднягу плясать на скале? За то, что тот не пожелал освободить место верховного шамана при тогдашнем повелителе? Или причиной наказания стало что-то другое?
Легенды и мифы, передаваемые людьми из уст в уста, из поколения в поколение, и так-то изрядно приукрашивали события, а со временем еще и обрастали поистине сказочными подробностями. Примерно то же происходит сейчас со слухами и сплетнями. Флюиды в этой стране такие, что ли?
Какой неправдоподобной мощью должно обладать заклинание, рассчитанное на тысячу лет?! Сколько Силы было вбухано в него… ради чего? Ну, обратил бы Великий провинившегося Высшего в камень – чего проще? Развеял бы в Сумраке, уничтожил раз и навсегда – но нет! Ему было важно не просто победить, не просто наказать, но и вдоволь поизмываться. Тысяча лет, подумать только! «Пока не сотрутся либо камни, либо ноги…» Ладно, чего уж там, ноги-то сотрутся куда раньше. Может, лет пятьдесят-сто и продержался тот шаман на накопленной Силе, а может, только в легенде тысячелетие и упомянуто, а на самом деле Черный клокочущий господин имел в виду двадцать четыре года или тридцать три…
Евгений расцепил руки и выпрямился. Ничего подобного.
Аесарон обмолвился, что лично проверил все три скалы, упомянутые в разных сказках. Проверил. Лично. Значит, не подвергает сомнению срок наказания. Значит, пытался найти несчастного и… И что? Освободить? Спасти? Или просто убедиться в его существовании?
Глава Темных в означенных местах никого не нашел. Означало ли это, что легенды все же лгут? Или срок наказания благополучно истек? Или не благополучно, а просто Пляшущий шаман развоплотился от истощения? Или заклятье удалось кому-то снять?
Или Аесарон не там искал?
* * *
На всякий случай Евгений еще раз оглянулся и посмотрел сквозь Сумрак. Проступила радужная пленка нескольких охранных сфер, защищающих от проникновения в кабинет руководителя Ночного Дозора. Вспыхнули светлячки служебных заклятий, наложенных на сейф и ящик стола. Заискрились по периметру прямоугольники окна и двери. Все в порядке, можно спокойно отправляться в патруль.
Угорь отвернулся, спустился по ступенькам крыльца и мгновенно почуял сильного Иного, который пока был далековато, но направлялся явно в эту сторону. Сжав в кармане пальто боевой жезл, оперативник решил не заставлять гостя ждать и пошагал навстречу. Сыпал легкий снежок, морозило, фонари утаптывали ярким электрическим светом проезжую часть и невольно рождали за сугробами вдоль обочин непроглядно черную, густую, лениво шевелящуюся тень.
«Полутона, полутона… – размышлял Угорь, шагая вперед. – Как бы Федору Кузьмичу понравилась такая иллюстрация? Вот она – прямая и светлая дорога, и я по ней иду, потому что так удобно и целесообразно. А кому-то нравится подслеповато щуриться, шарахаться по неосвещенным подворотням, копаться во мраке, ему именно там комфортно. И встречаемся мы только тогда, когда один из нас пересекает границу света и тени. Или, говоря более пафосно, границу Света и Тьмы. Но самое смешное и непостижимое, что я на этой дороге – как на ладони. Почему же тот, кто идет во мраке, не виден мне так же хорошо, как я ему?»
