Сергей проснулся от ужасного храпа. С трудом открыл глаза. По побеленному известью деревянному потолку небольшой комнаты плавал светящийся шар, освещая комнату и маленький, в локоть высотой, резной столик, на котором стояла неполная глиняная миска с водой. Дальше стоял стол. Возле кушетки, на которой он лежал, стояло плетёное кресло с накинутым сверху пледом.
А на нем, прямо возле лица, раскинув лапы, лежал мокрый, рыжий кот и храпел, как мужик. Сергей вспомнил, что с ними было, и попытался встать, свалив кота себе на живот. Тот подпрыгнул, как на сковородке и ошарашено уставился на него:
— Жи-во-й! — пропел он и принялся топтаться по Сергею, хватаясь за лицо мокрыми лапами.
— Кот! Хватит! Ты меня истоптал всего! — отмахнулся Сергей и подозрительно спросил: — Ты почему такой мокрый? Ты что? Описался?
— Никакой благодарности, — обиделся кот, — я, возможно, спасала тебя всеми фибрами души, а ты?
— Слушай, кот, мы где?
— Мы у дядюшки Фроста, — ответила кот и добавил: — Между прочим, меня зовут Элайни.
— Так ты кошка? — улыбнулся Сергей. Кот глянул себе на пузо и произнёс:
— Сейчас, фактически, я кот.
Кот поднялся и потопал к стеллажу. Повозившись немного, он повернулся к Сергею и растерянно сказал:
— Не могу отодвинуть стеллаж.
Сергей поднялся, ощущая слабость в теле, но рана уже не болела – дядя Элайни, несомненно, был хорошим доктором. Подойдя к стеллажу, Сергей нашёл защёлку, поднял её и сказал коту: — Отойди.
Сдвинув стеллаж, они оказались в зале, где стоял диван. Кот побежал на кухню и оттуда позвал:
— Сергей, ты не можешь мне помочь?
Сергей отправился за котом, который, вытянувшись во всю длину, открыл двери каморки, но, в связи с обвальным ожирением, забраться на верхние полки не мог.
— Тебе не помешала бы диета, — сказал Сергей коту, снимая висячий кусок копчёности. Порезав одной рукой неровные куски, Сергей опустился на гнутый стул из лозы, подкрепляясь куском вяленого мяса и странным хлебом, вкус которого отличался от земного.
— Что такое «диета», — спросил кот, держась двумя лапами за большой кусок мяса.
— Нужно меньше кушать, — мягко ответил Сергей, подразумевая слово «жрать», — а то ты скоро ходить не сможешь.
— Я здесь ни при чём, — ответил кот, вгрызаясь в мясо, — как видишь, я сейчас кот, а когда я в своём теле, то кушаю совсем мало.
Когда они насытились, кот побежал в зал и, тяжело прыгнув, забрался на подоконник.
— Стоит, — сообщил кот, не поворачиваясь.
— Кто? — спросил Сергей, походя к окну.
— Тая, та, что в тебя стреляла, — ответил кот.
— Симпатичная девчушка, — присмотрелся Сергей. Кот критически окинул Таю и ревниво изрёк:
— Девушка, как девушка, ничего особенного, — и ехидно додал:
— А стреляет она хорошо!
Они присели на диван, а потом прилегли. Кот попытался пристроиться на груди Сергея, но тот затолкнул его назад, за себя, откуда кот сообщил:
— Здесь тесно.
Сергей не реагировал: уже задремал. «Все мужчины вот так, — подумала Элайни, — пожрал и набок!» Элайни, пригревшись за спиной, невольно заурчала, погрузившись во воспоминания. В этом доме прошла большая часть её детства. Она всегда была счастлива, когда была с дядюшкой Джозефом.
Маму – королеву фрей Селивию, умершую при родах, она знала только по семейному портрету, висящему в гостиной дворца. У её папы, Артура Сайроса, за делами никогда не было времени для неё, а, возможно, он её избегал, потому что, говорили на схожесть её с матерью. Тётя Маргина, мама Байли, была всегда строгой учительницей и никогда не выявляла свою любовь ни к Элайни, ни к своей родной дочери Байли.
Единственным радостным пятном детства был дядюшка Джозеф. Байли иногда ревновала своего папу к Элайни и тогда она чувствовала себя немного виноватой. Все дни рождения она проводила в доме дядюшки Джозефа, так как с Байли они родились в один день и в один час. Дядюшка Джозеф учил их наукам, а тётушка Маргина – магии, чарам и травам.
Так, как для Байли науки с детства были нелюбимы – отдуваться приходилось ей, Элайни. По правде говоря, учиться ей нравилось. И если дядюшка Джозеф ещё пытался терпеливо достучаться до ума Байли, то Маргина сразу поставила крест на учёбе дочери и на уроках общалась исключительно с Элайни.
Когда она проснулась, уже вечерело. Она вытащила тело кота из щели между диваном и Сергеем и поплелась в туалет. Только придя туда, сообразила, что делать это по-кошачьи не умеет. Кое-как сделав свои дела, точнее кошачьи, она снова запрыгнула на подоконник и увидела скучающую Таю, которая, оглядываясь, устало присела на крыльцо.
«Стережёт, зараза! » — подумала она о Тае, а потом пожалела: девушке тоже не сладко целый день стоять на ногах. Она зашла в гостиную, потрогала руками знакомые и такие родные вещи, поднялась на второй этаж – там, где в конце коридора, напротив друг друга, находились комнаты – её и Байли. В своей комнате она присела на пол, и слёзы покатились сами собой.
— Ты здесь жила? — глядя, как по морде кота текут слёзы, сказал появившийся возле двери Сергей,
Элайни вздрогнула и повернула к Сергею заплаканную мордашку. Сергей вопросительно смотрел на неё. Элайни кивнула и, подумав, медленно сказала:
— Вот что, Серёжа! Нам нужно кое-что сделать…
Она, при помощи Сергея, открыла огромный шкаф в своей комнате и стала перебирать лапами, когда-то любимые, платья.
* * *
— К вам на приём проситься Главный Марг Страны Маргов Артур Крайзер Мирх Баруля, — сообщил Шерг, появляясь в дверях без предупреждения. Маргину бесила его привычка, но сказать ничего не могла – Шерг со своими обязанностями справлялся идеально.
— Пусть заходит, — махнула Маргина, откладывая бумаги. Появившийся Артур Баруля, чувствующий себя, как всегда, неловко, пролез в широкие двери, казавшиеся против него щелью, остановился и сообщил:
— Я уезжаю к себе домой и хотел бы… — он завис, остановив взгляд на лице Маргины.
— Хорошо, Артур, — ответила Маргина, — а за Хенка не беспокойся, я за ним присмотрю.
Шерг, стоящий у двери, имел идеальный слух и, услышав слова Маргины, зло скрипнул зубами, исказив лицо гримасой. Обратившийся к нему с вопросом марг Югюст Дюмон, поставщик королевского стола, был убит на месте словами Шерга:
— Вы что! Не видите, что я сейчас занят?
Когда Артур Баруля вышел из кабинета, Шерг проводил его взглядом, который проткнул бы Барулю и его сына насквозь, будь он чуть-чуть материален. Тяжело сев в карету, Баруля кивнул своему послу, Увину Партеру, который оставался в Стране Фрей, и укатил по дороге, выходящей на мост через речку Вьюнку и, дальше, в направлении города Литу.
Возле рынка случился затор, и кучер свернул в объезд, по улочке, где находился дом марга Фроста. Артур Баруля видел дом, но его затуманенный взор не заметил молодой долговязой девушки, выходящей в это время из дома, которая, подойдя к фрее Тае, внимательно её рассмотрела и бросила вконец смутившейся девушке:
— А ты, действительно, хорошенькая, — после чего ласково мазнула рукой по её лицу. Ошарашенная Тая, забыла свои служебные обязанности, решая про себя, что это было, а девушка уже скрылась за углом, оставив после себя запах цветущей липы.
В это время Хенк, покинутый отцом, в своей комнате беседовал с Перчиком, оставленным ему в качестве компаньона.
— Нам нужно поскорее найти кота, — сообщил он Перчику, который не совсем понял друга, но сосредоточился, ожидая объяснений.
* * *
Сбитый в канале репликации неизвестной аномалией Хранитель планеты Даррес, висел над планетой, на одной стороне которой располагался от полюса до полюса большой материк, по периметру окружённый высокими горами, а всё остальное пространство планеты занимал океан с весьма редкими островами.
Рядом с Хранителем болталось громадными каменными тушами семейство барберосов, подгоняющих стадо амомедаров, распустивших свои симпоты до самой планеты и удалённо питающихся эмоциями млекопитающих планеты.
Отправив симпоты на планету, Хранитель узнал, что местные теплокровные зовут её Глаурией, а о планете Хранителя не знают ничего, если не считать животного, которое его удивило. Данный экземпляр был покрыт шерстью и имел, кроме конечностей, длинное и бесполезное окончание, которое называлось – хвост. Порывшись в его глифомах, располагаемых по всему телу, Хранитель обнаружил, что животное знает, где он обитает, и называет его дом туманностью Кошачий Глаз в созвездии Дракона.
Свою породу животное определило, как «кот» и Хранитель, сравнивая симпоты, преобразовал свою сущность в «кота», образ которого ему понравился. Правда, цветовые вибрации, через атмосфреру, у Хранителя исказились и его «кот» был не рыжего, а ярко-малинового цвета.
