Терри Дэвид Джон Пратчетт - Творцы заклинаний (сборник)

– Да уж, будет нам клубничка… – туманно выразилась матушка, постучав по кристаллу.

В его пронизанных трещинами зеленых глубинах, воняющих омарами, крохотный Томджон расцеловал родителей, кого-то обнял, кому-то крепко пожал руку и перемахнул через борт головного фургона.

«Должно сработать, – сказала себе матушка. – Иначе он бы сюда не поехал… А прочий народ с ним – это его верные спутники. И то хорошо. Есть у парня голова на плечах. Пять сотен миль по такой дороге – не шутка. Любая беда может случиться.

Надеюсь, их мечи и кольчуги лежат в фургонах».

Некое сомнение украдкой пробралось в ее душу, но матушка быстро с ним справилась. «Других причин ехать ему сюда просто-напросто нет, значит, остается одна. Стало быть, наше заклинание сработало. Хотя, конечно, эти ингредиенты и стишки… Да и время не совсем подходящее выбрали. А то, что не понадобилось, Гита утащила домой своему коту.

Но он едет. Что есть – того не отнять».

– Когда закончишь, Эсме, набрось на него какую-нибудь тряпочку, – попросила нянюшка. – А то я все боюсь, вдруг через него кто-нибудь подсмотрит, как я ванну принимаю.

– Он едет, – промолвила матушка с таким явным и глубоким удовлетворением, что его можно было бы использовать вместо пруда.

Исполняя просьбу нянюшки, она натянула на кристалл мешочек из черного бархата.

– Дорога ему предстоит долгая, – высказалась нянюшка Ягг. – Времена шатки, береги шапки. А что, если ему на пути разбойники попадутся?

– Мы за ним будем присматривать, – пообещала матушка.

– Это неправильно, – возразила Маграт. – Если он собирается стать королем, то должен научиться самостоятельно справляться с трудностями.

– А если он сюда весь искалеченный явится? – хмыкнула нянюшка. – Нет, сила ему понадобится…

– Ладно, ладно, но, когда он доберется до Ланкра, нам все же следует оставить его в покое. В этой битве у него не должно быть союзников.

Матушка хлопнула в ладоши, обозначая свой деловой настрой.

– На том и порешим, – подвела итог она. – Если он будет явно побеждать, помогать ему не станем.

Наблюдение осуществлялось из хижины нянюшки Ягг. Когда, ближе к рассвету, матушка направилась к дверям, Маграт вызвалась остаться и помочь нянюшке с уборкой.

– Что же случилось с вашими принципами невмешательства? – спросила юная ведьма, едва за спиной матушки закрылась дверь.

– Ты это о чем?

– Не притворяйся, что не поняла меня, нянюшка.

– Да какое это вмешательство? Вмешательство – это совсем другое… – принялась объясняться нянюшка Ягг. – Мы ведь только направляем его поступки в нужное русло.

– Ты сама послушай, что говоришь!

Нянюшка уселась на кровать и принялась нервно поправлять подушку.

– Видишь ли, невмешательство хорошо, когда все идет как надо, – сказала она. – Когда тебя никто не вынуждает, не вмешиваться – одно удовольствие. А у меня – семья. Джейсон уже в пару драк ввязался, когда услышал, что о нас люди говорят. Шона со службы армейской турнули. Так что сначала мы поможем королю, а потом он поможет нам. По-моему, все по справедливости.

– Но ведь еще неделю назад вы двое твердили, что… – Маграт даже договорить не смогла, настолько поразило ее подобное проявление наглого прагматизма.

– Неделя для магии – долгий срок, – указала нянюшка. – Сама посмотри, за это время целых пятнадцать лет прошло. В общем, Эсме настроилась разобраться с этим делом, и я ей мешать не собираюсь.

– То есть, если я правильно тебя поняла, – выдавила Маграт ледяным от волнения голосом, – обет невмешательства для вас – это нечто наподобие клятвы никогда не плавать. До тех пор, пока не свалишься в воду.

– Уж лучше клятву нарушить, чем пойти ко дну, – резонно промолвила нянюшка.

Она протянула руку к каминной полке, нащупала там глиняную трубку, больше напоминающую небольшой котелок, и раскурила ее от лучины, вытащенной из угасающего очага. Лежащий на своей подушечке Грибо внимательно наблюдал за действиями хозяйки.

Маграт же с безучастным видом подняла чехольчик, прикрывающий кристалл.

– У меня такое ощущение, что я никогда не докопаюсь до сути ведовства. Только мне начинает казаться, будто я ступила на верный путь, как все сразу меняется.

– Все мы люди! – пожала плечами нянюшка, выпуская в направлении дымохода сизую струю. – Все люди – люди, без исключения.

– А могу я позаимствовать у тебя кристалл? Ненадолго? – вдруг отважилась попросить Маграт.

– Пользуйся сколько душе угодно, – махнула рукой нянюшка, косясь на Маграт с теплой улыбкой. – Кстати, как твой молодой человек поживает?

– Понятия не имею, о чем ты.

– Уже несколько недель его не встречала.

– Да. Герцог дал ему какое-то поручение, и он отправился… – Маграт было запнулась, но тут же нашлась, – и он отправился куда-то выполнять это поручение. Но это меня не касается.

– О чем разговор. Я так сразу и поняла. Ладно уж, бери кристалл.

Благополучно добравшись до своей хижины, Маграт юркнула в дверь и со вздохом облегчения заперла ее изнутри. Хотя ночью по торфяным пустошам никто не шастал, за последние пару месяцев положение в стране очень и очень изменилось. Мало того что уровень доверия к ведьмам упал до самой низкой отметки, так еще и некоторые особенно смышленые ланкрцы, чаще остальных общающиеся с внешним миром, начали подозревать, что либо: а) история совсем сошла с ума, обрушив на головы людей столько событий за раз, либо: б) что-то явно случилось со временем. Доказать сие было крайне трудно[21], но некоторые приезжие торговцы, постоянно переваливающие через горы и посещающие Ланкр, необъяснимым образом вдруг сильно постарели. И хотя Овцепики с их неисчерпаемыми запасами магического сырья всегда будоражили мир необъяснимыми явлениями различного масштаба, тем не менее бесследное исчезновение столь большого количества времени можно было смело отнести к событиям эпохальным.

В общем, Маграт заперла дверь, закрыла ставни и осторожно поставила на кухонный стол зеленоватую сферу.

Она сосредоточилась и…

Прикрывшись отрезом просмоленной парусины, Шут дремал на палубе речной баржи, которая со скоростью верных две мили в час шла к верховьям Анка. Может, как средство передвижения баржа и не была пределом желаний, однако дело свое она все же делала.

Итак, с ним вроде все в порядке. Только почему он ворочается и стонет во сне?

И Маграт в который раз задумалась над тем, каково живется и спится человеку, всю свою жизнь делавшему нелюбимое дело. Должно быть, подумалось ей, такая жизнь даже страшнее смерти, ибо в данном случае ты страдаешь, будучи живым.

Маграт привыкла считать Шута слабым, легко поддающимся дурному влиянию, бесхребетным человеком. Она мечтала о его возвращении, однако в то же время надеялась, что они больше никогда не увидятся.

Лето выдалось длинное, знойное.

Они не неслись вперед сломя голову. Между Анк– Морпорком и Овцепикскими горами лежит добрый десяток стран. И их путь, как вынужден был признать Хьюл, превратился в сплошное веселье. Хотя, надо признаться, последнее слово многие гномы зачастую трактуют по-своему.

На «Развлеки себя сам» они каждый раз собирали аншлаги. Впрочем, к этому все уже привыкли. Юные актеры превзошли себя. Они забывали текст и начинали резвиться в свое удовольствие. В Сто Лате весь третий акт «Гретелины и Мелиуса» был представлен публике в обрамлении декораций из второго акта «Магических войн», однако никто даже не заметил, что величайшая любовная сцена в истории разыгрывается на фоне исполинской приливной войны, поглотившей полконтинента. Возможно, все объяснялось тем, что роль Гретелины исполнял Томджон. Так или иначе, публика замерла и сидела как к месту пригвожденная, после чего Хьюл велел Томджону поменяться ролями с напарником при выступлении в следующем зале, если, конечно, можно назвать залом хлев, выкупленный на день у одного крестьянина. Пригвождающая игра Мелиуса была такова, что пробила бы шкуру самого древнего тролля, – даже несмотря на то, что Гретелину теперь играл юный Притчуд, который относился к ролям довольно поверхностно, беспрестанно заикался и еще только предвкушал свое окончательное избавление от угрей.

На следующий день, когда они оказались в какой-то безымянной деревеньке, давным-давно утонувшей посреди необъятного капустного моря, Хьюл поручил Томджону выйти на сцену в образе старика Мискина из «Развлеки себя сам». Именно эта роль в свое время принесла заслуженную славу отцу Томджона. Было чистейшим безумием поручать ее исполнителю, чей возраст еще не перевалил за сорок, – подушечка под камзолом и нанесенные тушью морщины еще никогда не получали у публики признания.