— Ну как же? Первый человек в стране, награждённый орденом Ленина с мечами и бантом. Одно время Ваш портрет был даже на обложке "Огонька". Да совсем недавно, с месяц как. Не приходилось видеть?
— Да я, собственно, отсутствовал.
— Понимаю, — усмехнулся Белобородов. — А теперь вот решили отпраздновать своё возвращение?
— Нет, тут… как же сказать? Да чего говорить, присоединяйтесь!
Через несколько часов дядя Моисей выпроводил последнего посетителя, отпустил спать уставшего за день племянника, и прикорнул в кухне на диванчике, слушая доносившиеся сквозь неплотно прикрытую дверь обрывки разговора.
— Слушай, Витя, у тебя допуск есть?
— Гав!
— Валера, какой разговор! Видишь, даже у него есть. Лучше скажи — найдёшь мне с утра машину до Минска?
— Зачем?
— Арестованную шпионку довезти.
— Без проблем, найду. У меня даже танк есть.
— Слышал. Там, говорят, негр командиром?
— Я тебе что, канализа…, канальяза…, тьфу, колонизатор?
— Да просто спросил….
— Витя, тебя обманули. Он мулат.
— Замечательно, за это стоит выпить.
— Поддерживаю предложение. А машину я тебе дам. И пулемёт.
— А его зачем?
— Пусть будет. Никто пулемёт не даст, а я дам. Твоё здоровье, майор. И твоё, собака.
— Гав!
Утро следующего дня встретило Филиппова сухостью во рту и пульсирующей болью в правом виске. Он машинально просунул руку под подушку и убедился, что пистолет как всегда на месте. Огляделся по сторонам, не поднимая головы. Незнакомая комната, плотные шторы задвинуты, чтобы пробивающийся из-за них солнечный свет не бил в глаза. Форма аккуратно повешена на спинку придвинутого к кровати венского стула. Интересно, сам раздевался, или кто помогал?
— Ну что, проснулся? — без стука вошёл полковник Белобородов, благоухающий вежеталем. Вчерашние посиделки не оставили на его лице ни малейших следов.
— Доброе утро, Валерий Иванович, — отозвался майор, пытаясь не выдать свою кратковременную амнезию. — Который час?
— Половина седьмого уже. Ну что, выспался? А то, видите ли, не хотел ехать ко мне. Хоть побрился нормально.
— Да я…, - Виктор Эдуардович провёл рукой по щеке и убедился в отсутствии щетины.
— Уважаю! — одобрил полковник. — Сам то я в таком состоянии бритву в руки не возьму. А ты молодец, ни разу не порезался. Потомственный военный, говоришь? В следующий раз тоже попробую. Чай будешь пить?
— Лучше бы кофе.
— Лучше бы пиво, но есть только чай. Давай одевайся, машина будет через пятнадцать минут.
Действительно, через четверть часа под окнами послышался противный сигнал клаксона. Майор выглянул на улицу — там стояла выкрашенная в белый цвет полуторка. Её водитель, пользуясь моментом, уже копался в моторе.
— Иваныч, а чего она какая? К зиме готовитесь?
— Нет, — Белобородов махнул рукой. — Экспортный вариант. В Норвегию поставляли, а у этой что-то там с подогревом сидений случилось. Вот нам и пригнали на той неделе. Перекрасить всё руки не доходят. Ладно, поехали, заберём твою шпионку. До крепости подбросишь, и поезжай себе. Да, пулемёт, который ты просил, уже в кузове.
Такс, уже позавтракавший бутербродами с колбасой без хлеба, первым выскочил на лестничную площадку, и затрусил вниз, показывая офицерам дорогу. У машины остановился, и громко рявкнул, отказываясь забираться в кабину.
— А он прав, — полковник ухватился за деревянный борт. — Пожалуй, я тоже с ветерком прокачусь. Тут дороги-то всего десять минут.
Валерий Иванович опять был точен. Через указанное время полуторка взвизгнула тормозами у привокзального отделения милиции. Пострадавшие от тряски на ухабах пассажиры охотно попрыгали на землю, и только пёс требовательно скулил, не желая спускаться самостоятельно. Майор так и вошёл в дверь с собакой на руках. Милиционер, сидевший за столом в дежурке, поднялся и отдал честь. Такс польщено помахал хвостом в ответ.
— Младший сержант Петров на месте? — Виктор Эдуардович кивком ответил на приветствие и сразу перешёл к делу.
— Так точно, товарищ майор! Только вот…, - дежурный замялся, отводя в сторону красные от недосыпа глаза.
— Что случилось?
Взгляд опустился всё ниже и упёрся в грязный пол. Милиционер изо всех сил старался стать как можно незаметнее. Но, наконец, признался:
— Мне кажется… мне кажется…
— Не тяни кота за хвост! — прикрикнул Белобородов. — Колись!
— Есть колоться, товарищ полковник! Мне показалось, что Петров применял к арестованной пытки.
— Почему так решил?
— Всю ночь из кабинета раздавались жуткие крики и душераздирающие стоны. Не поверите, у меня чуть кровь в жилах не застыла.
— Вот зверь, — Валерий Иванович покосился на Филиппова. — У вас в ОГПУ все такие?
— Он не наш, милиция выделена в отдельное ведомство. И пытки у нас запрещены, — оправдывался майор. — Разве что экстренный допрос особо ценного свидетеля.
— А это тогда что?
— Не знаю, нужно посмотреть.
Виктор Эдуардович решительно пнул дверь кабинета. Хлипкая преграда хрустнула, сложилась на две части, и упала внутрь помещения. Фрау фон Вилкас, одетая только в портупею и высокие хромовые сапоги, с визгом увернулась от разлетевшихся обломков, и забилась в угол, жалобно всхлипывая.
— Их бин не есть виноват, — причитала она, размазывая по лицу чёрную губную помаду. — Он сам просить, чтобы я быть сверху.
— Витя, как ты думаешь, в ней пудов десять будет? — полюбопытствовал Белобородов, прощупывая пульс у распростёртого на полу младшего сержанта.
— Пожалуй, что все двенадцать, — ответил майор, окидывая рыжеволосую валькирию взвешивающим взглядом, от которого та попыталась спрятаться за сейф.
— Рисковый парень, — полковник отпустил безвольную руку Петрова, и она со стуком упала на пол. Снял фуражку, перекрестился, и уточнил: — Был рисковый.
О, моя дорогая Зизи!
Я пишу Вам из русского плена.
Здесь прекрасные люди, и в этой связи
Шлите выкуп с доставкой мгновенной.
…………………………………………..
Приезжайте же, Богом кляну,
Из варяг в эти чёртовы греки.
А не то я со временем в этом плену
Стану русским, а это навеки.
Сергей Трофимов.
"Воспоминания и размышления Его Величества Эммануила Первого" Издательство Академии Наук Баварского Социалистического Королевства. Мюнхен 1974 год.
…. Много раз задавал себе вопрос: — что же заставило меня возглавить мужественную борьбу баварского народа с тяжким гнётом пруссаков, швабов, саксонцев, и прочих голштинцев? Тяжело ответить с первого раза. Да и со второго. Но сейчас, по прошествии многих лет, могу твёрдо сказать одно — если бы пришлось прожить жизнь ещё раз, я бы снова выбрал этот путь, полный героической и страшной борьбы, верных товарищей и тяжёлых потерь. Дорога славы и страданий, побед, обагрённых кровью. Да, я бы вновь прошёл по ней. Ради свободы моего народа. И чудотворный лик Казанской Божьей Матери опять хранил бы меня, как хранит сейчас родную Баварию."
" Эммануил Людвиг фон Такс (14 мая 1904 года — 30 апреля 1995 года) Король Баварии (1936 — 1995)
Родился в городке Таругенвальд близ Мюнхена в семье обедневшего барона. Баварец. Политические убеждения — русский с 1934 года.
Принимал участие в обеспечении безопасности во время коронации Великого Князя Литовского А.И.Деникина. Там же впервые встретился с И.В.Сталиным. С июля 1934 года по август 1935 года проходил службу в Ограниченном контингенте Советских войск в Чехословакии на должности командира танкового взвода.
1 сентября 1935 года — фон Такс объявляет о намерении восстановить Баварскую монархию, что с пониманием и воодушевлением воспринято всем прогрессивным человечеством.
Август 1936 года — король возглавляет отражение иностранной агрессии против своего государства. В битве у Женевского озера получил тяжёлое ранение. По выздоровлении вновь находится в действующей армии. В Миланском сражении лично уничтожил четыре вражеских танка и до батальона живой силы противника.
В 1938 году в составе Интернационального Добровольческого Корпуса принимает участие в Портлендской десантной операции.
Один из инициаторов создания Организации Объединённых Наций. С 1940 по 1972 г.г. — главнокомандующий миротворческими силами ООН.
1945 год — по просьбе Советского правительства временно исполняет обязанности генерал-губернатора Нового Орлеана.
1946 год — подписание пакта Логинова — фон Такса, и воссоединение с исторической родиной Трансвааля и Родезии. Уточнение советско-баварской границы в Южной Африке.
1953 год — во исполнение союзнических обязательств перед Норвегией принуждает к миру так называемых "стокгольмских демократов".