— Привет! — сказала она. — Доллара не найдется, мисс?
— Пардон?
— Пара полудолларовых монет. Полдоллара — ставка. Возьму и мелочью. Как угодно, словом.
— О. Извините. Нет. Вообще-то мое недельное содержание — пятьдесят пенсов.
— Проклятье. Ни на что не хватит.
Насколько Сьюзан могла заметить, девушка не походила на тех молодых женщин, которые проводят свою жизнь на аллеях. Она была довольно мускулистой и напоминала сиделку того типа, которые ассистируют докторам, чьи пациенты время от времени приходят в сильное смущение и отказываются вылезать из-под одеяла. И кроме того, она казалось Сьюзан знакомой.
Девушка извлекла из кармана клещи, взбежала по лестнице и влезла в окно. Сьюзан заколебалась. Девушка выглядела весьма деловито, но согласно довольно ограниченному опыту Сьюзан люди, проникающие по ночам в дома с помощью приставных лестниц, являются Злодеями, которых Отважная Девица должна Схватить. Она подумала, что может хотя бы поискать стражника, но в этот момент дальше по улице открылась дверь.
Двое мужчин, шатаясь и поддерживая друг друга, выбрались наружу и зигзагами двинулись по улице. Сьюзан отступила назад. Если она не хотела, чтобы ее не замечали — ее не замечали.
Мужчины прошли сквозь лестницу.
То ли мужчины были недостаточно плотными — хотя звуки, издаваемые ими, свидетельствовали об обратном — то ли с лестницей было что-то не то… но ведь девушка поднялась по ней… а сейчас она по ней спускалась, пряча что-то в карман.
— Даже не проснулся, маленький ангелок, — сообщила она.
— Прошу прощения? — сказала Сьюзан.
— Не приготовил для меня Подарка, — сказала девушка. Он легко подхватила лестницу и взвалила на плечо. — Правила есть правила. Пришлось выдрать другой зуб.
— Пардон?
— Отчетность проверяется. Будут большие проблемы, если доллары и зубы не совпадут. Знаешь, как это бывает.
— Я знаю?
— Короче, я не могу болтать с тобой всю ночь. Мне еще шестнадцать предстоит обработать.
— Почему я должна знать? Как обработать? Шестнадцать кого?
— Детей, конечно. Я ведь не могу их разочаровать, правда? Только представь их личики, когда они поднимают свои маленькие подушечки, благослови их боги.
Лестница. Клещи. Зубы. Деньги. Подушки…
— А ты не ждешь от меня, что я поверю, будто ты одна из этих Зубных Фей? — спросила Сьюзан подозрительно.
Она потрогала лестницу. Та была достаточно плотной.
— Не одна из, — ответила девушка. — Зубная Фея и все. Я удивляюсь, что ты этого не знаешь.
И она скрылась за углом, прежде чем Сьюзан успела спросить — Почему я?
— Потому что она может сказать, — произнес голос позади нее. — Ухватить — значит узнать.
Она повернулась. Ворон выглядывал из открытого окна.
— Ты бы лучше вошла, — сказал он. — Кого только не встретишь на этой аллее.
— Да я уже.
Латунная табличка, прибитая к стене рядом с дверью, сказала:
— Эс Вэ Сыроваллер, Дэ-Эм (Невид), Б. Чуд., Б.Ф.
Первый раз в жизни Сьюзан слышала металлический голос.
— Простой фокус, — объяснил ворон. — Она чувствует, когда ты на нее смотришь. Просто толкни…
— Эс Вэ Сыроваллер, Дэ-Эм (Невид), Б. Чуд., Б.Ф.
— Заткнись! Просто толкни дверь.
— Она заперта.
Ворон, повернув голову, посмотрел на нее похожим на бусинку глазом.
— И это остановило тебя? Ну что ж. Сейчас принесу ключ.
Он появился минуту спустя и сбросил на булыжники большой металлический ключ.
— А сам-то волшебник есть в…?
— Да, в! В постели. Отхрапывает себе голову.
— Я думала, они не спят по ночам.
— Только не этот. Чашка какао около девяти и через пять минут он все равно что мертв.
— Но я не могу позволить себе просто взять и войти в его дом.
— Почему? Ты же ко мне шла. И потом именно я — мозг предприятия. А он просто носит забавную шляпу и делает пассы руками.
Сьюзан повернула ключ в замке.
Внутри оказалось жарко. Все было заполнено обычным волшебническим оборудованием: верстак, заставленный бутылками и заваленный свертками, забитый книгами шкаф, чучело аллигатора, свисающее с потолка, огромные свечи, утонувшие в лавовых потоках воска и ворон, сидящий на черепе.
— Они заказывают все это по каталогу, — сказал ворон. — Верь мне. Все приходит в таком здоровенном ящике. Думаешь, со свечей само собой так накапало? Это три дня работы опытного свечного капальщика.
— Ты все это компенсируешь, — сказала Сьюзан. — Кроме того, нельзя же вот просто так взять и купить череп.
— Я уверен, ты все знаешь лучше меня, — сказал ворон. — Образование!
— Что ты пытался сказать мне прошлой ночью?
— Пытался сказать? — переспросил ворон с виноватым выражением на клюве.
— Вся эта «смы-смы-смы-СМЫ»-чепуха.
Ворон повесил голову.
— Он не велел мне говорить тебе это. Предполагалось, что я только предупрежу тебя о лошади. Меня просто увело в сторону. Она уже появилась, не так ли?
— Да!
— Скачи на ней.
— Я уже. Но она не настоящая! Настоящие лошади знают, где находится земля.
— Мисс, не существует лошадей реальней этой.
— И я помню ее имя! Я уже ездила на ней раньше!
Ворон вздохнул. Или по крайней мере издал свистящий звук, который из всех звуков извлекаемых клювом, больше всего походил на вздох.
— Сядь на лошадь и скачи. Он выбрала тебя одну.
— Куда скакать?
— Это то, что мне невозможно знать, а тебе — понять
— Предполагается, что я слишком глупа для этого… Можешь ты хотя бы намекнуть, что должно произойти?
— Ну… Я вижу, ты читаешь книги. Попадались ли тебе такие, в которых дети отправлялись в далекое магическое королевство и участвовали в приключениях с гоблинами и так далее?
— Да, конечно, — ответила Сьюзан с гримаской.
— Пожалуй, лучше всего для тебя ожидать чего-то подобного, — сказал ворон.
Сьюзан взяла с верстака пучок какой-то травы и принялась в задумчивости перебирать ее.
— Я только что видела на улице одну особу, которая утверждала, что она Зубная Фея, — сказала она.
— А почему бы ей не быть Зубной Феей? — осведомился ворон. — Тут их по крайней мере три.
— Да нет их тут! То есть… я хочу сказать, что всегда думала, что это просто… истории. Как про Песчаного Человека или Быка-Отца [Согласно деревенским легендам, рассказываемым по крайней мере в тех местностях, где крупный рогатый скот занимает значительное место в домашнем хозяйстве, Бык— Отец — это мифический зимний персонаж, который в Ночь Быкоявления скачет от дома к дому в грубых санях, влекомых четырьмя дикими быками, развозя сосиски, черные пудинги и ветчину всем хорошим детям. Он произносит очень много «Хо хо хо». Детям, которые вели себя плохо, доставался мешок, полный окровавленных костей (это те маленькие детали, которые говорят нам, что эта история для маленьких детей). О нем сложена песня. Она начинается так: А ну-ка оглянись!
Эта история берет начало в легенде об одном мелком короле. Этот король проходил мимо (во всяком случае, он так говорил) мимо дома, в котором жили три девицы. Он услышал, как они стенают — у них не было никаких припасов на празднование середины зимы. Он преисполнился сострадания и зашвырнул к ним в окно связку сосисок. Тяжело контузив одну из них, но нет никакого смысла портить этой деталью красивую легенду].
— Ага, заговорили в другом тоне? — сказал ворон. — Уже не так много решительных деклараций, да? Чуть меньше «Такого не бывает!» и чуть больше «Я о таком не знала», да?
— Любой поймет, что я имею в виду. Совершенно нелогично верить, что где— то есть старик с большой бородой, который раздает всем подряд сосиски и требуху в Ночь Быкоявления, разве не так?
— Я не знаю насчет логики. Никогда не учил логику, — ответил ворон. — Но не слишком логично жить на черепе, а это именно то, что я делаю.
— И не может быть никакого Песчаного Человека, который швыряет детям песок в глаза, — сказала Сьюзан неуверенным тоном. — Потому что… ни в какую сумку не поместится так много песка.
— Может быть, может быть.
— Я, пожалуй, лучше пойду, — сказала Сьюзан. — Мисс Буттс всегда проверяет спальни в полночь.
— Сколько спален в школе? — спросил ворон.
— Около тридцати, я думаю.
— Ты веришь, что ровно в полночь она проверяет их все и не веришь в Быка-Отца?
— Лучше я все равно пойду, — сказала Сьюзан. — Хм. Спасибо.
— Закрой за собой дверь и забрось ключ в окно, — попросил ворон.
После ее ухода комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь потрескиванием угля в очаге.
Потом череп заметил:
— Эти современные дети, а?
— Я обвиняю образование, — ответил ворон.
— Обилие знаний чрезвычайно опасно, — заявил череп. — Гораздо опаснее, чем немножко знания. Я всегда это говорил, когда был жив.
— Когда это было, кстати?
— Не могу припомнить. Мне кажется я был замечательно умен. Учитель или философ — в этом роде. А теперь я лежу на верстаке с птицей на макушке.
