Особой догадливостью он никогда не отличался, но все же норой где-то глубоко в подсознании у него мелькала мысль о том, что она нарочно таскает его по гостям, как бы демонстрируя их близость.
Сия кокетливо присела, изображая реверанс, и протянула букет, чем окончательно привела его в замешательство: не хватало еще, чтобы он забыл свой собственный день рождения или именины!
— В знак благодарности! И за высокие достижения в любви, — пояснила Сия с довольно напряженной улыбкой. — У нас будет ребенок!
Точно как в старых пьесах, сначала он схватился за спинку стула, а потом сел. Первой его мыслью было: «Вот, Циана была права…», но тут же его обожгло: «Да чем же я виноват?». А когда Сия чисто по-женски обиженно поджала губки: «Ты, кажется, не рад?», душа историка уже стенала, противясь противоестественному ходу вещей: в воскресенье он ходил по грибы, никакого ребенка и в помине не было, вернулся назад в четверг, и вот на тебе… Нет, это чистое безумие, сколько бы там ни болтали об относительности времен и так далее! Даже в самом худшем случае дни до воскресенья должны были бы просто повториться, откуда же взялся этот ребенок?
— Чужие люди радуются, а ты… — собиралась было заплакать Сия, но не смогла выдавить из себя ни слезинки, — шеф хочет быть кумом, даже крестным отцом.
— Значит, шеф узнал раньше меня… — сказал он задумчиво, не имея никакого желания заедаться или прислушиваться к расползавшимся по институту слухам о связи профессора со своей секретаршей; пока он еще просто пытался вписаться во время.
— Ты же куда-то исчез, — осторожно, стараясь не перегнуть палку, упрекнула его Сия. — А он еще утром поручил мне составить список нуждающихся в жилье… ну вот… я и сказала ему… что мы тоже нуждаемся…
Их связь продолжалась не больше трех месяцев, и пока о женитьбе не заходило и речи, но он не упрекнул ее за поспешность и за то, что она поставила его перед свершившимся фактом. Да и какой смысл упрекать ее, раз в компьютерах будущего записано-то ли на ленте, то ли на кристалле — что он женат, у него есть дети и внуки и что все уже случилось, хоть никто и не спрашивал его, хочет он того или нет!
Он встал, ноги у него подкашивались, попытался придать себе торжественный вид и обнял будущую мать его ребенка так, будто опасался нанести вред будущему наследнику. Однако, несмотря на столь безрадостное начало, как это часто случается, ей предстояло полное благополучие в браке, потому что мужчина, заранее расписавшийся в собственном бессилии, легче примиряется со всем, что преподносит ему судьба, всегда уступчив и кроток. Так вот, кандидат наук уже знал, что не пойдет по грибы в воскресенье, потому что Сия наверняка потащит его в другое место, вероятнее всего на торжественный обед к своим родителям. Нашептывая ей на ушко: «Я очень рад, моя дорогая, очень счастлив!» — он был готов примириться и не с таким; ему казалось, что судьба его и в самом деле решена и изменить ничего невозможно, как сказал бы профессор по машинам времени.
А всего через полчаса, когда самозваная его супруга посапывала у него на плече, он думал, что, когда появится ребенок, им трудно будет сводить концы с концами на две зарплаты, если он не подыщет себе возможность подработать то ли редактором, то ли составителем или не пробьется в массовую печать с популярными статьями, чего пока ему не удавалось. Затем он задумался: а сколько же зарабатывают писатели? Потом мысли его приняли другое направление, и он сказал себе: историков у нас — хоть пруд пруди! А разве мало небылиц в этой нашей науке? Фантаст, по крайней мере, не пытается обмануть, будто то, о чем он рассказывает, было на самом деле! Потом, пусть даже воображаемый, но все же он — господин над фактами, а не они над ним. А потом, ведь фантастика пишется и на исторические темы…
Он осторожно вздохнул, чтобы не разбудить молодую жену. Три месяца назад она сказала ему, что настолько привыкла к его лицу, что просто не замечает шрама, но ни разу до сих пор не поцеловала его. Эх, надо было спросить профессора хотя бы заглавия написанных им книг! Но нет, это было бы неинтересно!
Губы Сии три раза произнесли нежно «пух», и она поудобнее устроилась у него на плече. Чтобы отвлечь свое внимание от мурашек в занемевшем плече, он решил, что надо бы изложить на бумаге все случившееся с ним в воскресенье, то есть что должно было случиться или… Ух, дай бог, чтобы в роли писателя-фантаста ему наконец повезло! Хорошо им, фантастам! Если историк возьмется рассказывать такие небылицы, даже если он сто раз лично все пережил, никто и слушать не станет, а так, в виде фантазии, все проглотят, как теплый хлеб! А этой историей непременно нужно будет с кем-нибудь поделиться, иначе она будет жечь ему душу.
И он принялся сочинять — на всякий случай — более убедительное начало истории своей любви со студенткой из будущего. В воображении ему представлялась и впрямь фантастическая любовь. Предоставим ему до конца пережить свое счастье. А читатели, наверное, нам простят, что мы так и не назвали его имени. Не назовем мы его и теперь, потому что это не конец, а начало: наш герой действительно стал знаменитым писателем-фантастом.
* * *
Циана вышла из машины со смешанным чувством волнения, любопытства и страха. В какие бездны времени провалился университетский полигон, с которого она стартовала? Свежая, зеленая трава вокруг была замусорена, а это был верный признак других веков. Природа, вся обстановка вокруг казались ей знакомыми, но разве мало исторических фильмов она просмотрела, готовясь к полетам!
Она пнула ногой смятую пластмассовую коробку, нагнулась, подняла обрывок газеты и прочитала дату. Машина дала чудовищный разброс во времени! Только бы никто ее не увидел!
И все же она огляделась вокруг, теперь уже с меньшим страхом. Но ей почему-то все время казалось, что вот-вот из-за кустов, окаймлявших берег реки, выйдет большой красивый варвар, который… Что-то подобное, кажется, ей снилось когда-то.
Никого вокруг не было, и Циана сказала себе: «При таком воображении историка из тебя не получится! А если проторчишь здесь еще немного, то не видать тебе и пилотского диплома…» И она решила, что, программируя обратный полет, надо постараться скрыть запрещенное пребывание в запрещенном времени.
Люк захлопнулся за ней, машина взлетела, но на высоте, где нужно было перейти в полет во времени, неожиданно дала сбой. Циана без особой тревоги выждала, пока компьютер устранит ошибку, но он не устранил ее, и она внимательно оглядела опоясывающие кабину индикаторы приборов. Ей показалось, что милокач торчит на пару сантиметров больше, чем положено. Положив руку на рычаг, она легонько нажала на него, с тихим щелчком он вошел в паз, зеленый глазок загорелся, показывая, что включилась темпоральная программа, и счетчик времени закрутился.
Циана откинулась в кресле, устроившись поудобнее: когда вернется, она устроит взбучку этому инженеру. Таращится на нее влюбленными глазами, а как дошло до дела, так всучил ей сломанную машину! Это же ведь полная безответственность по отношению к человечеству и его истории! Хорошо, что… Или, как говорили древние, все хорошо, что хорошо кончается!
Она несколько раз на разные лады повторила про себя, чтό и как выскажет все незадачливому инженеру, и каждый раз испытывала странную сладость, когда представляла себе, как Александр краснеет перед нею и просит прощения. Неизвестно почему, ей стало жаль его. Но не успела она до конца прокрутить мысленно свой спектакль, как люк открылся, профессор и инженер-ассистент торжественно встретили ее. Александр где-то раздобыл роскошную темно-красную розу.
— Поздравляем с благополучным завершением первого полета во времени, — пожал ей руку профессор. — Ты отлично справилась. Циана.
Как и положено, она ответила скромным «спасибо», а про себя добавила: «Подождите, вот получу диплом, тогда я вам покажу…»
И ей снова привиделось, как она весело мчится в прошлых веках. Но это была вполне законная мечта каждого начинающего историка.
Глава четвертая
БОГ ИЗ МАШИНЫ
Несколько минут он шел за нею, любуясь ее стройными белыми ногами в изящных сандалиях. Она как-то неумело ступала по мощеной улице. Пурпурные аппликации на дважды перепоясанном хитоне говорили о том, что это одна из самых шикарных гетер, с которыми не больно-то разговоришься на улице. Познакомиться с такой гетерой можно только по рекомендации влиятельного человека. Однако он мог позволить себе пренебречь этим правилом.
— Красавица!..
Циана не почувствовала, что за ней следят, потому что с ненасытным интересом историка рассматривала знакомые по учебникам здания, женщин, которые тоже оглядывались ей вслед. К тому же уверенность в собственном превосходстве быстро набирала силу при виде толстых, вислозадых матрон с загрубевшими от пыли и солнца ногами, в застиранных хитонах и робах. Последнее, конечно, было вполне простительно — до изобретения стиральной машины были тысячелетия. И все же на душе у нее было радостно — она решила представиться гетерой, а гетера должна быть красивой. Любая другая биография ограничивала бы ее свободу в древнегреческом обществе. А гетеры, как утверждает исторический компьютер, были просвещенными, свободными женщинами, разбирающимися в науке и искусствах, компаньонками и подругами интеллектуалов. Знаменитая Аспасия была настолько свободомыслящей, что самому богоравному Периклу едва удалось спасти ее от заточения! Вот почему Циане так приятно было увидеть алчное восхищение в глазах заговорившего с нею мужчины и двух воинов в тяжелых доспехах, сопровождавших эту, вероятно, очень важную особу. Возможно, она и в самом деле будет иметь здесь успех, а это позволяло надеяться на успешное завершение всего эксперимента.
