— Мне нужен лук, соль, перец… — начала она.
Горничная, помешивавшая еду в закоптелом котелке на закоптелом очаге, подняла на нее взгляд, поняла, что к ней обращается мужчина, и поспешно откинула с глаз прядь мокрых волос.
— Это рагу, сэр, — кивнула она на варево.
— Этого мне не надо. Только приправы, — ответила Полли. — Для офицера, — добавила она.
Служанка указала измазанным в саже пальцем на ближайшую дверь и одарила Полли чем-то, по ее мнению, похожим на дерзкую улыбку.
— Думаю, вы найдете все, что пожелаете, сэр.
Полли взглянула на две полки, которые по существу и были кладовкой, и взяла пару огромных, величиной с ладонь, луковиц.
— Можно? — спросил она.
— О, сэр! — хихикнула служанка. — Надеюсь, вы не из тех грубых солдат, что могут воспользоваться беспомощностью слабой девушки, сэр!
— Нет, э… нет. Я вовсе не такой.
— О, — казалось, этот ответ ее не устроил. Служанка склонила голову в другую сторону. — А вы многое ли знаете о девушках? — спросила она.
— Э… да. Довольно много, — ответила Полли. — Э… очень много, честно.
— Правда? — служанка придвинулась поближе. От нее пахло потом и немного сажей. Полли подняла луковицы, пытаясь хоть как-то отгородиться от нее.
— Но я уверена, вы бы хотели узнать еще кое-что, — промурлыкала горничная.
— А я уверен, кое-чего вы бы знать не хотели! — крикнула Полли, развернулась и убежала прочь.
Когда она выскочила наружу, ей вслед донесся жалобный голос:
— Я заканчиваю в восемь! Десять минут спустя капрал Скаллот был сильно впечатлен. Полли казалось, что это случается не часто. Шафти устроил над огнем старый нагрудник, отбил несколько кусков конины настолько, что они стали немного мягче и нежнее, обвалял в муке и теперь поджаривал их. Нарезанный лук шипел рядом.
— Я всегда варил их, — объявил Скаллот, с интересом следя за ним.
— Так весь вкус теряется, — ответил Шафти.
— Эх, парень, тебе бы ни за что не захотелось бы даже пробовать то, что ел я!
— Прежде всего, все следует жарить, особенно лук, — продолжал Шафти. — Улучшает вкус. И потом, варить надо на медленном огне. Так моя мама говорит. Жарить — быстро, варить — медленно, понимаете? Мясо не слишком-то и ужасно, для конины. Жаль его варить.
— Удивительно, — отозвался Скаллот. — Если б ты только был с нами в Ибблстане. Сержант, конечно, был хорошим человеком, но, понимаешь, помешался он на ногах…
— Сюда бы маринад еще, — произнес Шафти, сломанным мечом переворачивая кусок мяса. Он повернулся к Полли. — Там было еще что-нибудь, Озз? Я мог бы приготовить что-нибудь на завтра, если…
— Я не пойду туда еще раз!
— А, ты, верно, видел Круглопятую Молли? — улыбаясь, откликнулся капрал Скаллот. — Она многое может сделать для парня, — он опустил половник в кипящую поскребень. В воде виднелись куски серого мяса.
— Сойдет для руперта, — кивнул он, беря в руку грязную чашку.
— Ну, он же сказал, что хочет есть то же, что и мы, — отозвалась Полли.
— Так он из этих, — не смилостивился Скаллот. — Да, некоторые молоденькие используют этот трюк, если читали не те книги. Они пытаются быть друзьями, чтоб их, — он метко плюнул между двумя котлами. — Подождите, пока он попробует, что мы едим.
— Но у нас-то ведь бифштексы и лук…
— Но не благодаря таким, как он, — бросил капрал, наливая варево в миску. — Злобениане получают фунт говядины и фунт муки в день, плюс еще сало или масло и полфунта бобов. А иногда и пинту патоки. А у нас лишь черствый конский хлеб и то, что нам удается стащить. Так что он будет есть поскребень.
— Ни свежих овощей, ни фруктов, — проговорил Шафти. — Довольно строгая диета, капрал.
— Да, что ж, когда начнутся бои, вы поймете, что запор — это не самое страшное, — ответил Скаллот. Он поднялся, отодвинул какие-то мешки и вытащил из-под них пыльную бутыль.
— Этого руперту тоже не достанется, — произнес он. — Вытащил из сумки последнего офицера, что останавливался тут, но с вами я поделюсь, потому как вы отличные ребятки. — Oн небрежно отбил горлышко бутылки о край камина. — Правда, это всего лишь херес, но и с него можно напиться.
— Спасибо, капрал, — Шафти взял бутылку и полил жарящееся мясо.
— Эй, ты же так всю выпивку растратишь! — вскрикнул Скаллот, хватаясь за нее.
— Нет, мясо от этого станет только лучше, — ответил Шафти, пытаясь удержать бутыль. — Так… сахар!
Половина жидкости выплеснулась в огонь, пока они перетягивали бутыль, но вовсе не из-за этого Полли почувствовала, как тонкий металлический прут рассек ее сознание. Она взглянула на других членов отряда, но, казалось, никто не…
Маледикт подмигнул ей и незаметно кивнул головой на другой конец комнаты. Полли пошла следом за вампиром.
Маледикт всегда находил что-нибудь, к чему можно прислониться. Он расслабился и, глядя на стропила, произнес:
— Я еще могу допустить, чтобы мужчина умел готовить. Но чтобы он говорил «сахар», когда ругается? Ты когда-нибудь слышал такое? Вряд ли. Могу поспорить.
Значит, это ты дал мне носки, подумала Полли. Ты знаешь, кто я, я просто уверена, но знаешь ли ты о Лофти? И, может, Шафти учили быть очень вежливым… но одного взгляда на всезнающую улыбку Маледикта было достаточно, чтобы она отказалась от высказывания подобного варианта. Кроме того, если смотреть на Шафти, зная, что это девчонка, убеждаешься, что так оно и есть. Ни один мужчина не говорит «Сахар!» Трое…
— И я почти уверен насчет Лофти, — добавил Маледикт.
— Что ты собираешься делать с… ними? — спросила она.
— Делать? Зачем мне что-то делать? — переспросил Маледикт. — Я вампир, который официально притворяется не быть таковым, так? Я буду последним, кто решит заявить, будто играть нужно с тем, что есть на руках. Так что, удачи… ему. Но потом ты отведи его в сторонку и поговори чуток. Знаешь… как парень с парнем.
Полли кивнула. Была ли в этом капля понимания?
— Лучше пойду, отнесу лейтенанту его поскребень, — произнесла она. — И… дьявол, я забыл про его стирку.
— А, не беспокойся, старик, — слегка улыбнулся Маледикт. — Учитывая, как все складывается, Игорь, должно быть, переодетая прачка.
Белье Полли все же выстирала сама. Она не была уверена, что ей удастся ускользнуть от Молли еще раз, да и стирать было не так уж и много. Она развесила вещи перед пылающим очагом.
Конина получилась на удивление вкусной, но гораздо больше поразила ее реакция Блуза на поскребень. Он сидел за своим столом в парадной форме — надевать особый костюм, чтобы поесть в одиночестве, это для Полли было в новинку — и смаковал каждый кусочек, и потом отправил ее за добавкой. Мясо было абсолютно белым, а на поверхности плавала пена. Отряд долго гадал, какую же жизнь вел офицер, чтобы поскребень пришлась ему по вкусу.
— Почти ничего не знаю о нем, — говорил Скаллот. — Он здесь всего пару недель. Слышал, будто привез с собой целый воз книг. По мне, так вылитый руперт. Они все стояли где-то за дверью, когда раздавали подбородки. Сержант, который был здесь, говорил, что он даже и не солдат вовсе, а просто какой-то идиот из штаба, что разбирается в числах.
— Великолепно, — отозвался Маледикт, варивший у огня свой кофе. Маленький приборчик журчал и шипел.
— Кажется, он совсем не видит без своих очков, — добавила Полли. — Но он очень, э, вежлив.
— Значит, не слишком долго в рупертах. Они обычно говорят «Эй там! Ты! Черт бы тебя побрал, пфа пфа пфа!» Хотя я знавал вашего сержанта, старика Джекрама. Он бывал везде, эт точно. Все знают старого Джекрама. Он тоже был в снегах Ибблстана.
— Сколько же людей он съел? — ко всеобщему веселью спросил Маледикт. Ужин удался, да и хереса осталось на стаканчик каждому.
— Ну, скажем, я слышал, будто бы на равнины он спустился не таким худым, как был.
— А капрал Страппи? — спросила Полли.
— О нем вообще не слышал, — отозвался Скаллот. — Ворчливый маленький засранец. Политикан, наверняка. Почему он смылся, оставив вас здесь? Получил тепленькую кроватку в таверне, а?
— Надеюсь, он не ст-танет нашим сержантом, — промямлил Уоззи.
— Он? С чего вдруг? — не понял Скаллот.
Полли пересказала все, что произошло. К ее удивлению, Скаллот рассмеялся.
— Они снова пытаются избавиться от него, а? Смех, да и только! Понадобится больше, чем кучка гавейнов и родни, чтоб вышибить Джекрама из его собственной армии, помяните мое слово. Он дважды представал перед трибуналом. И оба раза его оправдывали. И знаете, он однажды спас жизнь генералу Фроку. Был везде, у каждого ему есть свои должки, знает больше шишек, чем я, а я знаю нескольких и не из последних, помяните мое слово. И если он решит идти завтра с вами, он пойдет, и никакой худосочный руперт его не остановит.
— Так почему же подобный человек занимался вербовкой? — резко спросил Маледикт.
