— Это древние земли нашего народа, окрестные леса и горы издревле принадлежали эльфам. Посёлков или деревень у нас нет, но есть старинный Город в Холме. Людям не стоит туда попадать, как, впрочем, и вообще появляться на нашей земле. Этот Рай создан только для эльфов!
— Хм, никогда о таком не слышал, — честно признался казак. — Вроде бы Толкиен ничего не писал о…
— Не произноси всуе святого имени пророка! — возвысил голос остроухий. — Да, это эльфийский Рай, и попадают сюда лишь те, кто и в земной жизни воплощал в себе истинный дух эльфийской расы! Вам, серым, ограниченным людишкам, не понять…
— Ой, тогда не надо опять патетики! Кто как, а лично я таки поняла всё. Ваня, мы в Раю бурых толкиенистов. В самом деле, надо ж было куда-то девать эту толпу крейзанутых на эльфиизме ребят, до седин бегающих друг за дружкой по лесопарку с алюминиевыми мечами и выражающихся высокопарным слогом элрондовских рун!
— Упс… — только и выдохнул прозревший казак.
Миллавеллор высокомерно фыркнул, но промолчал — чёткая логика юной израильтянки одержала убедительную победу. Хотя, если вдуматься, оптимизма это открытие никому не прибавило — раз уж в земном мире толкиенисты не находят общего языка с нормальными людьми, то в своём собственном Раю ни казаку, ни еврейке с автоматом рады не будут. Разве что в качестве тренажёров или мишеней…
— Тогда ещё один вопрос: что вы там пели насчёт древнего права на престол, изгнанного принца, восстановления справедливости — вас за это ищут?
— Ложь, клевета, наветы врагов…
— Вот тока не надо старых песен о главном, — уже позванивающим от раздражения голосом попросила Рахиль. — Признавайтесь тут на месте — за что вас ищут, куда нас привели и что нам потом из-за вас будет?!
— За попытку вооружённого переворота. Поляну Перста Судьбы. Последний Бег от Смерти с предсказуемым финалом, — быстро и по существу выдал Миллавеллор.
— Поблажки для евреев есть?
— Поблажек нет ни для кого.
— Угу… Вот видите, Ваня, поблажек нет, а вы говорили, что тут не все антисемиты!
Спорить с женской логикой бессмысленно во все времена. Если у Ивана Кочуева и было что сказать по данному поводу, то он просто не успел — на поляну начали прибывать эльфы. Кстати, довольно много, штук тридцать или даже сорок, исключительно мужчины, на вид от восемнадцати до пятидесяти лет, одетые с инкубаторским однообразием, традиционно вооружённые и неприветливые. Они заполонили всё пространство, презрительно поглядывая на пленников и что-то шумно обсуждая меж собой. Потом вперёд вышел один, с самым постным лицом, и торжественно, с выражением прочёл коротенькую речь:
— Братья мои, преступный Миллавеллор, дерзнувший протянуть порочные руки к трону Вечно Рыдающей Принцессы Нюниэль, наконец-то пойман! Мы дали ему свободу и время для раскаяния, но душа его предпочла путь Тьмы — он собрал целую банду и напал на лесную стражу. Все трое ныне в госпитале, их жестоко и подло избили превосходящими силами. Виновные — здесь, перед вами. Гуманный суд эльфов определит им наказание Перстом Судьбы!
— Как это? — шёпотом поинтересовался Иван.
— А никак! — равнодушно пояснил седой авантюрист. — Как взбредёт в голову Вершителю, так и будет. Всё остальное — сплошная фикция…
— Вершитель, это вон тот скучный, со следами геморроя на лице? Ой, наверное, его папа с мамой, занимаясь любовью, таки квасили не только капусту…
Тот, кого обозначили как Вершителя, действительно изобразил некую одержимость, закатив глаза и нервно вздрагивая острыми ушами. Словно бы какая-то судьбоносная муха ему в эти уши влетела и жужжит там не переставая, заваливая умными советами — на тему, что бы такого особо гадостного сделать трём связанным пленникам. Видимо, определившись всё-таки с собственными планами, главенствующий эльф (отличавшийся от прочих разве что тусклой тиарой на лбу) принял волевое решение:
— Перст Судьбы на моих глазах качнулся вправо!
— Хм, ничего в упор не заметила… Ваня, а вот прикола ради, покачайте этот столб и влево, и по диагонали, круговыми движениями. И почему сразу — качай сама?! Могли бы ответить чуть вежливее…
— Рахиль, я рта раскрыть не успел!
— А то я не знаю, что вы по себе подумали!
— Дети мои, — вклинился их товарищ по несчастью, — вам только что предложили огласить последнее желание. Согласитесь, это крайне любезно. Блаженной памяти просвещённый учитель Сюняцен говорил: «Благородный муж не боится желать чего-то, он не желает бояться! В то время как безрассудная жена не может высказать ни одного желания, ибо в её мозгу они сменяют друг друга, как облака в ветреную погоду»…
После такой глубокомысленной тирады толпа эльфов чуточку примолкла, поглядывая на Миллавеллора уже с изрядной долей уважения. Подъесаул опять ничего не понял, а израильтянка привычно заворчала, что её вновь все унизили, оскорбили и опозорили, а в её лице и весь народ Иудеи, так что… теперь без публичных извинений и денежной компенсации… Впрочем, её никто всерьёз и не слушал. Так называемый Вершитель обращался исключительно к мужчинам:
— Твоё желание, воин?
— Отпустите её, — великодушно потребовал казак, качнув бровью в сторону сумрачной еврейки. Эльф в тиаре торжественно кивнул.
— Изменник, отступник и ренегат, чего желаешь ты?
— Опыт древних учит нас не желать того, что не в твоих силах. Короче, я так понимаю, мой окурок мне не вернут?! — заранее зная ответ, переспросил Миллавеллор. Эльфы презрительно хихикнули, видимо, наркоманов не жаловали и в этом мире.
— Воин и изменник пойдут тропой Последнего Бега от Смерти. Если дойдёт хоть один — девушка получит свободу.
— А мы? — уточнил казак.
— Вы не просили для себя жизни… — холодно усмехнулся эльф.
О том, что иногда бывает опасно всерьёз считать себя литературным персонажем. Вдруг найдётся кто-то, поверивший во всё это даже больше, чем вы…
— Таки меня они отпустят в любом случае? — уже, наверное, в десятый раз спрашивала Рахиль, поочерёдно теребя то Ивана, то Миллавеллора.
Им наконец разрешили встать и размяться, хотя полностью освободили от пут только девушку, левая рука казака была по-прежнему накрепко привязана к правой руке седого эльфа.
— Объясняю правила — вы бежите, мы догоняем. Других правил нет.
— А где финиш? — попытался определиться молодой человек.
— Там, где мы вас догоним, — прозвучало в ответ.
Шутки кончились, последние иллюзии были развеяны, на узких лицах бывших толкиенистов светилась непоколебимая уверенность в вековом превосходстве эльфийской расы. В этом мире люди обязаны знать своё место. По заповедным лесам и тропам никто не может шастать безнаказанно, ибо стоит спустить человеку один раз, то на следующий он принесёт с собой огонь и топор!
— Сволочи вы, — беззлобно зевнул подъесаул. — Хоть попрощаться-то дадите?
Эльфы криво улыбнулись, но уступили дорогу. Иван подошёл к еврейке, волоча на буксире брюзжащего Миллавеллора.
— Рахиль Александровна!..
— Казак, если вы намерены воспользоваться ситуацией, чтобы распустить руки на предмет пообниматься, то мне придётся вас жутко огорчить — я при всех стесняюсь…
— И за что я тебя такую люблю?! — Иван поймал израильтянку, прижал покрепче, чтоб не вырвалась, и быстро зашептал на ухо: — При первом же удобном случае — беги! Обо мне не думай, беги без оглядки. Доберёшься до своих, собирай иудейский спецназ в вашем Раю — вернёшься, отомстишь!
— Ой, Ванечка, солнышко моё в лампасах, и на кого ж вы меня, сироту, бросаете?! — в свою очередь заголосила понятливая израильтянка. — Ваня, гибните смело — я вернусь на танке и устрою здесь ковровую бомбардировку! Не захотите гибнуть — дождитесь меня, не сдаваясь под пытками, ок? И это… ещё… ага… чуть ниже…
— Не понял?
— А что непонятного… Ваши усы так щекочут мне ухо, что прямо… оу! Подъесаул, вы таки умеете завести женщину…
— Невинную девушку, — краснея, напомнил казак.
— Я вас умоляю, одно другому не мешает…
Миллавеллор, невольно слушая их щебетание, морщился, активно делая вид, что его просто тошнит от таких сантиментов. Прочие эльфы, тоже фырча, отворачивались, видимо разделяя его чувства…
— Довольно! Долгое прощание не удлинит ваш жизненный путь и вряд ли сделает его последние минуты особо сладостными. Пора начать ролевую игру.
Молодые люди с трудом оторвались друг от друга, всем видом демонстрируя, что друг без друга им не выжить. Причём актёрские качества Рахили оказались куда выше — обняв фаллосообразный столб, она даже изобразила некое подобие неконтролируемой истерики. Пока все презрительно отвращали благородные лики от её «недостойных страданий», бывшая военнослужащая лишний раз пересчитала силы противника, холодное и стрелковое оружие, прикинула подходы и отходы, сориентировалась на местности, выделила север — юг, точно определяясь с маршрутом предполагаемого бегства…
