Прапорщик прервал работу мысли, перебираясь через заболоченный овраг. Затем продолжил:
– Или вот еще стратегия: называться не должностным лицом, ответственным за поимку и возврат в часть рядового, самовольно покинувшего место службы, а его отцом или, опять же, матерью… Хотя последнее будет слабодоказуемо… Значит, отцом. Отчего-то гражданское население неохотно идет на сотрудничество в деле поимки дезертиров… А тут – здравствуйте, пожалуйста и будьте любезны!.. Только бы найти салагу заумного. Наверняка это все его рук дело. Ишь ты, шизофрения ходячая… Великаны у них по реке… Русалки, или как их… Ой, господи, а девки-то те с хвостами – снова галлюцинации, что ли?! Где я, мамочка?..
И Палваныч чуть было не канул в депрессию, но тут его цепкий наметанный взгляд обнаружил привязанного к ветвям оседланного коня. Конь стоял в стороне от берега, на границе леса, возле густого орешника.
В прапорщике пробудились инстинкты добытчика.
– Ух, е!.. Транспорт! – зачарованно прошептал он.
Пригибаясь к земле, Палваныч добежал до гнедого красавца и с непривычки еле разогнулся. Отвязал повод, вставил ногу в стремя, бухнулся кулем в седло.
– Н-но, вперед марш! – хрипло хрюкнул он в конское ухо.
Конь затрусил к берегу. Дубовых ударил животину каблуками по бокам.
– Выноси, залетный!
Залетный перешел в галоп.
Сзади раздался вопль:
– Стой, разбойник! Вернись!.. Держи вора!..
Прапорщик оглянулся на крикуна. Из кустов выглядывал мужик. Одной рукой он придерживал штаны, а кулаком второй потрясал над головой.
– Про… сидел ты своего гнедка, гражданин, – пробормотал Палваныч, выправил коня в нужную сторону и больше не оборачивался.
Глава 7
Николас у Всезнайгеля, или Трудности пространственной калькуляции
Бывает, два-три поступка выносят человека на гребень популярности. И уже не важно, какие деяния он совершил. Молва венчает его с вечностью, слагает о нем легенды…
Коле Лавочкину было суждено стать Николасом Могучим.
– …плевком выбил глаз дракону… – доносились восторженные сплетни из кухни.
– И соплей перешиб хребет людоеда, – авторитетно заявлял за чашкой чая судья коллеге.
– Николас Могучий победил великана! Слыхали?.. – спрашивал рыночный торговец покупателя, мороча ему голову во время обвеса.
– Не одного, а трех, – с видом знатока отвечал покупатель, позволяя себя обсчитать. – А уж как он круто обошелся с гномами-маньяками…
– Обезвредил банду разбойников-прибауточников…
– Обезглавил тайное преступное общество…
– Обесчестил принцессу Фригидну…
– Выиграл в соседнем королевстве рыцарский турнир за неявкой соперников…
– …А ходит вовсе без меча, ибо настолько сильнее противника, что…
– …Повернул реку вспять, и свернул горы, и вывернул наизнанку небосвод…
– …А мой свояк, большой друг Николаса Могучего, рассказывал, что богатырь сто лет проспал то ли завороженный, то ли замороженный под гигантским муравейником…
– …Но пробил час расплаты, содрогнулись горы, замерли моря – и герой пробудился…
– …Что свидетельствует о наступающем Конце Света…
– …И главное – он ни маркиз, ни принц и ни король, а простой солдат-дезертир!..
Коля Лавочкин не по дням, а по часам становился культовой фигурой этого загадочного и немного глуповато устроенного мира. И когда парень входил в Стольноштадт, о нем уже шумел весь город.
Столица королевства не показалась парню центром мировой культуры. Над городом довлел королевский замок, обнесенный высоченными стенами. По углам торчали островерхие башни. Очевидно, у руководства страны были причины прятаться от недругов и собственных подданных. А вокруг замка раскинулся сам город.
Дома были поставлены вдоль длинных, затейливо пересекающихся улиц, улочек и тупичков. Ближе к стенам монаршего оплота располагались двух– и трехэтажные здания с садами, принадлежащие местной знати, а на окраинах были понатыканы бедные лачуги, а рядом громоздились зловонные кучи мусора.
«Ну, все как у нас», – невесело хмыкнул Лавочкин.
На окраине он справился у людей, как пройти к Тиллю Всезнайгелю.
– Идите к северной стене королевского замка, господин, – объяснила Коле дорогу пышная немолодая прачка, – и обязательно попадете на Зеленый рынок. А уж там вам любой укажет дом великого мудреца.
Зеленый рынок представлял собой широкую площадь, заставленную торговыми рядами. Здесь торговали всем подряд – от овощей до ковров. Повсюду голосили веселые зазывалы:
– Репа, репа! Каждому купившему три репы мы дадим по репе бесплатно!
– Шутейные товары! Подходите-берите! Разыграйте друзей! Специальный мед-пиво! По усам течет, в рот не попадает!..
– Лучший в Стольноштадте толкователь! Толкую звезды, карты, приметы и содержание картин художников-современников!
– Кому шапку-невидимку, канарейку-неслышимку да духи-ненюхачи?..
Коля залюбовался цветными фигурками рыцарей, выставленными на хлипком прилавке.
«Эх, мне в детстве такими поиграть не довелось!»
– Нравятся? – спросил торговец, ровесник Лавочкина.
– Еще бы… – ответил солдат, поражаясь мастерству человека, изготовившего фигурки. – Сам делал?
– Угу. Два талера штука. Купишь?
Коля взял в руки рыцаря в синих с белой полосой доспехах.
– Филигранная работа! Жаль, денег нету, – вздохнул Лавочкин.
– Ай, ладно, дарю, – расщедрился от похвал мастер-торговец. – Все равно второй день ни одного не купили. А это, между прочим, наш рыцарь-чемпион. Шестикратный. Раньше по три штуки брали, а перед турнирами и вовсе по десять-пятнадцать… Но народ загудел о Николасе Могучем, и как отрезало.
К прилавку подбежал рыжий мальчонка.
– У вас Николасы есть? – выпалил он.
– Нет, мальчик, – печально ответил продавец. – Может, тебе рыцаря?
Но разочарованный пострел уже убежал.
– Хрен его знает, этого Николаса! Как он выглядит? – сердито пробурчал торговец. – Говорят, не в доспехах, а в чем-то особенном… И со штандартом алым…
– Спасибо тебе, мастер, – прервал его размышления Коля, салютуя подаренным рыцарем. – Подскажи, пожалуйста, где живет Тилль Всезнайгель?
– А вон высокий дом с гербом, – торговец показал пальцем в сторону.
Солдат глянул в указанном направлении и увидел стоящий недалеко от площади трехэтажный дом с острым шпилем, оканчивающимся жестяной эмблемой – змеей, лежащей на книге. Банально, но доходчиво.
Коля направился к жилищу мудреца. Дом из серого камня был спроектирован воздушно: он словно стремился ввысь.
У двери свисал шнурок. За ним пристроилась табличка:
Придворный колдунгосподин Всезнайгель.Посмевший стучать будет по зубам получать
Парень почесал лоб. Значит, стучать нельзя… Лавочкин взялся за шнурок и дернул. Раздался мелодичный звон.
Вскоре дверь открылась. На пороге стоял лысый долговязый мужчина со скорбно вытянутым лицом, облаченный в черные просторные одежды. Внимание солдата привлекли демонически изогнутые густые брови и наполовину прикрытые веками грустные глаза.
«Наверное, в прошлой жизни он был бассетом», – подумал Коля.
– Здравствуйте, – сказал он. – Вы – Тилль Всезнайгель?
– Нет, юноша, я его помощник. С чем пожаловали? – своеобразным тенором заговорил долговязый.
– Впустите гостя, Хайнц! – донесся из глубины дома энергичный баритон хозяина.
Слуга посторонился. Солдат вошел, задев знаменем колокольчик, висящий в коридоре. Хайнц насупился, но промолчал.
Дом мудреца был обставлен аскетично. Преобладали зеленый и коричневый тона. Слуга проводил Колю в кабинет Всезнайгеля.
– А вот и Николас Могучий, – улыбнулся хозяин, вставая из здоровенного кожаного кресла.
Тилль Всезнайгель был невысок и худ. На вид – лет сорок, от силы сорок пять. В черные густые волосы вплелась широкая седая прядь. Лицо прославленного мудреца имело восточные черты: узкие карие глаза, подчеркнутые скулы, смуглый цвет кожи. На хозяине были простые свободные штаны и куртка мягкого зеленого цвета. Крой напоминал солдату одежду, в какой обычно снимался Брюс Ли. Мягкие темно-синие матерчатые туфли. Книга в руке. Вот и весь Тилль.
– Вы меня ждали?! – Лавочкин удивленно заморгал.
– Естественно. Сова нашептала… Присаживайтесь.
Коля поставил знамя в угол и устроился возле широкого круглого стола на резном стуле, повесив автомат с мешком на его спинку. Осмотрел комнату. Она освещалась несколькими масляными лампадами, дававшими неестественно яркое пламя. Мебель была сплошь красного дерева, крепкая и в то же время изящная. Всезнайгель явно знал в ней толк. На полу – ковер с длинным ворсом.
Взгляд парня вернулся к столу. В центре стояла красивейшая ваза затейливой формы, напоминавшая женскую фигуру классических очертаний.
Хозяин тоже сел, оставив книгу на подлокотнике кресла.
