— Мне кажется, тебе бы лучше согласиться,— сказал Харкорт мягко.— Выспаться тебе не повредит. Тогда, если ты не возражаешь, сторожи первый,— обратился он к Дециму.— Я буду третий, а аббат посередине.
— Мне все равно,— ответил центурион.
— Имей в виду, что у нас есть одно правило,— сказал Харкорт.— Часовой не должен задерживаться на посту, чтобы дать подольше поспать тому, кто его сменяет. Мы тут из себя героев не изображаем.
— Хорошо, я это правило выполню,— не без некоторого высокомерия согласился Децим.
Луна уже спускалась к горизонту, когда аббат растолкал Харкорта.
— Все как будто спокойно,— сказал он,— Я ничего не слышал, горгульи по-прежнему стоят на часах. За все это время они ни разу не шевельнулись. И не произнесли ни единого звука. Я было подошел и попробовал с ними заговорить, но они не отвечают. Как будто не слышат. И не обращают никакого внимания.
— Они так ведут себя с тех пор, как слезли со стены,— сказал Харкорт.— Нас они не замечают или делают вид, что не замечают. Как будто вообще не знают о нашем существовании. Но они должны о нем знать, ведь они идут с нами и охраняют нас. А если не говорят, то, может быть, просто не умеют.
Аббат понизил голос:
— А что это за фокусы с тем, в каком порядке нам сторожить? Ты не совсем доверяешь нашему другу-римлянину?
— Я не спал,— сказал Харкорт,— и смотрел за ним, пока ты его не сменил.
— Значит, ты ему не доверяешь.
— Послушай, Гай, ведь я его не знаю.
— Но он доблестно дрался вместе с нами.
— Знаю. Но чтобы доверять человеку, нужно его знать. Тому, кто стоит на посту, мы вверяем свои жизни. Может быть, он и есть такой, каким кажется на первый взгляд, но готов ты вверить ему свою жизнь?
Аббат задумался.
— Не уверен,— сказал он и добавил: — Ты мне иногда перестаешь нравиться, Чарлз. Ты нелегкий человек, и у тебя бывают нехорошие мысли.
Харкорт ничего не ответил, и аббат принялся шарить в темноте, разыскивая свое одеяло. На плече у него что-то бормотал попугай.
Заходящая луна заливала все мягким сильным светом. Она освещала четырех горгулий, и они отбрасывали длинные черные тени. Как и сказал аббат, горгульи стояли неподвижно, словно врытые в землю. Поодаль справа темным пятном выделялась небольшая рощица. Харкорт внимательно вгляделся в ту сторону. Стояло полное безветрие, ни одна ветка не шевелилась. Никакого движения в рощице не было заметно. Вокруг стояла полная тишина. Харкорт отошел на некоторое расстояние от костра и присел. «Где-то там, неподалеку, прячется Нечисть,— напомнил он себе. — Та, что напала на нас в храме, а может быть, и еще более многочисленная. Слух о нашем присутствии должен был распространиться, так же как распространился слух о появлении римской когорты. Теперь, когда когорта уничтожена, очередной жертвой должен стать наш маленький отряд. Четверо мужчин, две женщины, четыре горгульи и попугай — не слишком внушительная сила, чтобы устоять перед натиском. Там, у храма, тыл у нас был защищен самим зданием, а внезапная атака горгулий решила судьбу битвы. Но здесь и, может быть, еще на много лиг вперед наш тыл будет оставаться ничем не прикрытым, придется обороняться со всех сторон, и в конце концов Нечисть нас одолеет. Может быть, еще не сегодня, может быть, не завтра, но рано или поздно это случится, и тогда придется принять бой. Конечно, было бы очень благородно и мужественно заявить, что нам удастся выстоять, что мы сумеем доблестно отбить атаку или что нас выручит какое-нибудь непредвиденное обстоятельство, что мы уцелеем и сможем продолжать путь. Только рассчитывать на это глупо и бессмысленно».
Он постарался отогнать эти мысли, но не видел никаких доводов, которые могли бы их опровергнуть. «Мы все равно что уже мертвые»,— сказал он себе. Прятаться от Нечисти было больше невозможно. Если не сейчас, то в самом скором времени бесчисленные полчища Нечисти должны были окружить их со всех сторон.
«А может быть, наш крохотный отряд не так уж для них и важен?» — подумал он, но тут же отрицательно покачал головой. Пусть он невелик и не представляет большой опасности, не то что целая римская когорта, но это прямой вызов, брошенный в лицо Нечисти. И она удовлетворится только тогда, когда он будет уничтожен. Каких бы понятий о чести ни придерживалась Нечисть, она должна истребить пришельцев.
Он услышал какой-то шорох и резко повернулся. Это была Иоланда, которая почти беззвучно подошла к нему и присела рядом.
Обрадованный, что шорох не грозил никакой внезапной опасностью, Харкорт протянул руку, обнял ее и привлек к себе.
— Я рад, что это ты,— сказал он.
— Кто же еще это мог быть? — шепнула она, тихо засмеявшись.— Кто еще может так бесшумно к тебе подойти? Это я уже второй раз.
Он припомнил тот, первый раз, когда поцеловал ее. Теперь он чувствовал угрызения совести за этот поцелуй. Какое право он имел ее целовать? Если ему и суждено кого-то целовать, то лишь пропавшую бесследно Элоизу.
— Ты думаешь о том, что нехорошо поступил тогда, когда меня поцеловал,— сказала Иоланда.
— Откуда ты знаешь?
— У тебя такой виноватый вид. Ты думаешь об Элоизе.
У него перехватило дыхание.
— Об Элоизе?
— По-твоему, никто не знает об этой навязчивой мысли, которая порождена горем и отчаянием и не оставляет тебя ни на минуту? Об этой твоей собственной Голгофе? Про это известно всем, кто живет в твоих владениях. И не только им. Как можно так истязать себя из-за женщины, которая уже семь лет как мертва?
Потрясенный, он изо всех сил старался сдержать гнев.
— Это разрывает тебе сердце,— продолжала она.— Все видят, как это разрывает тебе сердце...
— Иоланда! — резко прервал он ее.
— Я знаю, что вмешиваюсь не в свое дело,— сказала она,— Что мне не подобает говорить с тобой о...
— Иоланда, что тебе известно о нашей миссии?
— Только то, что я слышала и о чем могла догадаться. Ты мне никогда ничего не говорил. Никто мне ничего не говорил, но я знаю, что вы ищете призму Лазандры, в которой заключена душа святого...
— Не только призму. Не только душу святого.
— А что еще?
— Элоизу. Есть надежда, что, найдя призму, мы найдем и Элоизу.
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Разве это возможно? Я была бы так за тебя рада!
— Это возможно, Иоланда. Маловероятно, но возможно. Священник — тот, кого мы нашли мертвым в храме,— рассказывал моему дяде, что слышал имя Элоизы...
— Этому трудно поверить,— сказала Иоланда.— Но я надеюсь...
— Этому почти невозможно поверить,— подтвердил он.— Потому-то я и мучаюсь. Время от времени я говорю себе, что это невозможно, что глупо на это надеяться. А потом у меня снова появляется надежда, и я убеждаю себя, что чудо возможно.
— Тебе нужно спокойнее к этому относиться,— сказала она рассудительно.— Не позволяй себе слишком надеяться. Если тебя постигнет разочарование...
— Я готов испытать разочарование,— сказал он.— Я стараюсь заранее с ним смириться.
Она отстранилась от него.
— Но я пришла поговорить не об этом. Есть еще кое-что.
Она заколебалась. Харкорт молча ждал.
— Я слушала раковину,— сказала она наконец.— Ту морскую раковину...
— Раковина что-то тебе сообщила?
— Да. Она говорит, что для нас есть убежище. Место, где мы будем в безопасности. Мы должны отправиться туда сейчас же. Нечисть собирает силы против нас.
— А она тебе не сказала заодно, где находится это безопасное убежище? — спросил он, усмехнувшись.
— К северо-западу отсюда,— ответила она, не обратив внимания на его усмешку.— В небольшой долине.
— И нам надо трогаться сейчас же?
— Раковина советует отправиться в путь немедленно.
Харкорт встал и протянул руку, чтобы помочь ей подняться.
— Что ж, значит, отправляемся прямо сейчас,— сказал он.
Ниже по склону из рощицы, которую Харкорт так внимательно разглядывал, показалась какая-то фигурка, которая стремглав понеслась в их сторону, пригнувшись, низко опустив голову и нелепо размахивая руками. Харкорт схватился за рукоятку меча, но не вынул его из ножен. Две горгульи, внезапно придя в движение, тяжелой поступью поспешно направились наперерез фигурке. Однако Харкорт видел, что перехватить ее они не успеют. Он сделал шаг вперед и выхватил меч. Но Иоланда вцепилась в его руку.
— Не надо,— сказала она.— Разве ты не видишь? Это же наш маленький тролль.
Теперь он и сам видел, что это действительно тролль.
— Я думал, мы от него отделались! — рявкнул он и закричал, обращаясь к горгульям: — Назад! Это свой!
Горгульи застыли неподвижно, потом повернулись и снова заняли свои посты.
— Теперь мы, во всяком случае, знаем, что они нас слышат,— сказала Иоланда.— Пусть и не говорят, но слышат.
Тролль, размахивая руками, подбежал к ним и с разбегу остановился.
