Были впоследствии объявлены результаты олимпиады или нет, никто ему так и не сообщил. Господин Мосокава сразу обо всём забыл, ибо дело было, право, пустяшное. Сам же самурай особого любопытства на этот счёт не проявлял, ибо возможной победы с такой темой стеснялся, а маловероятной неудачи — тем более.
И потом, мировой заговор всё ещё оставался вероёятен, что бы там Будда ни думал.
И даже весьма.
О побочных эффектах жажды первенства
Однажды самурай (впрочем, тогда ещё не самурай) Цюрюпа Исидор стоял в очереди на получение квартиры, но это было давно и кончилось ничем. Свой номер в очереди (который не менялся очень долго) он уже не помнил, потому что номер был воистину велик, а память на числа у самурая была соответствующая его статусу — то есть, без надобности. Номер был единственным, что привязывало его к той очереди, и самурай расстался с ним (и с нею) без малейших сожалений.
У других людей, однако, пребывание в очередях становится временами значительной частью их гражданской активности. Возьмём, скажем, Такэто Нутипа, доброго соседа самурая Цюрюпы Исидора из квартиры снизу. Такэто Нутипа чувствует себя в очередях много лучше, чем дома, ибо в очередях у него есть перспектива, которой дома у него нету. Выстояв очередь, даже самую протяжённую, Такэто Нутипа никогда не чувствует себя усталым и подавленным. В прошлом, конечно, такое случалось, не забыты ещё времена, когда в ходу были рекламные призывы «только по два пузыря на рыло» и «за мной сказали не занимать (здесь очень сильное эхо)». Тогда прохождение очереди могло и не привести к получению человеком желанного удовлетворения. Но такого с добрым соседом Такэто Нутипа уже давно не случается.
Другое дело — очередь, которую собирает в своей приёмной какой-нибудь государственный муж. Длина очереди в таких случаях имеет большой поучительный смысл и характеризует значение государственно-мужнина поста. Чем протяжённее очередь на приём, тем выше важность принимающего. Поэтому размеры таких очередей и скорость продвижения в них приближаются часто по характеристикам к той самой квартирной очереди, в которой состоял в своё время самурай Цюрюпа Исидор.
В то же время, довольно трудно представить себе человека, который, подобно доброму соседу Такэто Нутипа, чувствовал бы себя и в таких очередях оптимистично и жизнерадостно. В общении с государственными мужами (а временами и с государственными жёнами) вообще нет ничего приятного, это всегда процедура исключительно вынужденная и крайне мучительная именно своей неизбежностью. А теперь прибавьте к этой пытке стояние в очереди на неё, и вы поймёте, почему рассказанная далее ужасная история непременно должна была произойти.
Цюрюпа Исидор сперва категорически отказывался верить в то, что такие штуки бывают в реальности; весь его жизненный опыт противился тому. Но опыт самурая — это одно, а опыт Карла Фортовича Жантарии — совсем другое. Карл Фортович был стояльцем в учрежденческих очередях с огромным стажем, и стаж этот увеличивался с каждым днём, с каждым часом и каждой минутой. При этом минута шла когда за три, когда за пять, потому что Карл Фортович обычно состоял одновременно в нескольких очередях. Общий его очередной стаж, таким образом, уже давно превысил продолжительность его жизни и вот-вот должен был перевалить со второго на третий век.
Темы для его стояний были самые разнообразные: коммунальные, гражданские, налоговые, электоральные, визовые, юридически-оформительские и даже законодательно-инфоромационные. Карл Фортович был чрезвычайно законопослушен, и каждый раз, когда чиновники рекомендовали ему получить какой-то документ, он этой рекомендации послушно следовал. В результате жизнь его превратилась именно в то, во что и следовало ожидать.
Ошибкою, однако, было бы думать, что свою ношу Карл Фортович нёс с той же безропотностью, с какой крестьянин префектуры Кагосима принимает ракетные запуски, осуществляемые с соседнего космодрома Утинора. Со временем он начал подозревать, что смысла в его пребывании в очередях много меньше, чем в ракетных запусках. Несомненно, именно растущее неудовлетворение Карла Фортовича и привело к возникновению явления, которое учёные назвали «эффектом Жантарии», а пресса — просто «жантаром». Появился также глагол «жантырить», но уважающие себя издания его употребления избегали.
Эффект этот проявлялся в двух вариантах.
В подавляющем большинстве случаев Карл Фортович, заняв за кем-нибудь очередь, вдруг оказывался в ней первым. Попытки выяснить механизм этого явления не удались никому из исследователей. Жантарии не уступали очередь, не продавали номер, не ставили вперёд с криком «он тут был ещё до всех нас!», не рвали ради него тщательно оберегаемый от поруганий и передаваемый по наследству список — Карл Фортович в какой-то миг просто сам собой оказывался в самом начале очереди, причём никто из других очередников не воспринимал этот поразительный фазовый переход с естественными для подобного события удивлением, обидой и агрессивностью.
Второй вариант проявления «эффекта Жантарии» ещё менее поддавался пониманию. В крайне редких случаях переноса в позицию наименьшего ожидания не происходило, а вместо этого пребывание Карла Фортовича в очереди приобретало для него смысл. Смысл этот был задкументирован со слов самого Жантарии, воспроизведению в лабораторных условиях это отклонение так и не поддалось, хотя перспективы успех такого эксперимента сулил ослепительные — вплоть до онтологических.
Увы, перспективам так и не суждено было воплотиться в жизнь (хотя всеобщее стремление было именно таково). После первых публикаций об «эффекте Жантарии», после вполне понятного скептицизма публики и серии наглядных экспериментов, этот скептицизм развеявших, Карл Фортович получил заманчивое предложение от некой продюсерской компании. Компания эта бралась, во-первых, организовать для солидных коммерческих клиентов специальный представительский сервис, который давал бы им за вполне умеренные деньги возможность оказываться во главе всех упорядоченных списков; во-вторых, Карлу Фортовичу предлагалось открыть курсы по обучению «жантару» талантливой и пробивной молодёжи.
С того момента, как Карл Фортович дал этой продюсерской компании принципиальное согласие и инсайдерская информация об этом попала на биржу, события стали развиваться по-акульи стремительно и беспощадно. Последствия появления целой группы активных «жантаров» в бизнесе и системе государственного управления были холодно взвешены, прибыли и потери от их появления сочтены и найдены чрезвычайно весомыми. Карл Фортович немедленно был внесён одними силами в списки подлежащих всемерной охране, а другими — в списки подлежащих скорейшему уничтожению. «Эффект Жантарии» сработал безупречно, в результате чего во всех этих списках Карл Фортович закономерно оказался на первом месте, потеснив даже страшно подумать кого.
Дар обернулся кошмаром. Кроме очередей, которые выбирал для себя сам Жантария, в мире внезапно обнаружились очереди, которые выбирали его, и поделать с этим он уже ничего не мог. Жизнь Карла Фортовича повисла на волоске.
Вышло так, что задание перерезать этот волосок получил ни кто иной, как самурай Цюрюпа Исидор. Хаос, в который по вине простодушного Жантарии мог ввергнуться мир, нимало не устраивал руководство дома Мосокава, а Цюрюпа Исидор слыл одним из самых вдумчивых и достойных доверия самураев клана. Стоит ли удивляться, что именно ему было поручено решить «проблему Жантарии». С высочайшим приоритетом.
Цюрюпа Исидор взялся за дело без промедления: он тут же представил себе Гипсового Будду и спросил его, существует ли очередь на отправку чистых душ в нирвану. Не успел Будда ему ответить, как «эффект Жантарии» сработал и Карл Фортович оказался в этой очереди первым, на полторы секунды опередив мирно покидающего бренный мир настоятеля мытищинского филиала монастыря Кэнтё-дзи.
Впрочем, чистых душ среди буддистов чрезвычайно много, так что, даже если бы почтенный настоятель пребывал во здравии, Карл Фортович всё равно «отжантырил» бы в нирвану раньше, чем его успели бы достать киллеры. Киллерам, как известно, сперва надо получить задаток и гарантии, что обычно занимает много больше полутора секунд.
Это был первый и последний случай проявления «эффекта Жантарии», в котором прыжку в начало очереди сопутствовало обретение Карлом Фортовичем смысла пребывания в ней.
О гарантиях неприкосновенности
Однажды самурай Цюрюпа Исидор так умахался на дежурстве своею душой, что до места временной регистрации добрался лишь на последнем остатке душевных сил.
Двор встретил его прибытие отчаянным криком, который раздался из распахнутого окна третьего этажа. Вслед за криком из окна вылетел необыкновенно крупный мусор и бомбой рухнул на газон.
