Ш-ш-ш…
Однажды Фок, Бизань и Гроты
Задумали с поклажей воз везти,
Да призадумались,
А сыр во рту держали…
Ш-ш-ш…
Валерий Николаевич удручённо развел руками:
– Подбирает варианты! Эх, мне бы буквопечать…
– Теперь под Блока! – потребовал Саврасенков. Он вошел во вкус.
– Под Блока. Прошу!
Ш-ш-ш…
Я послал тебе пива в стакане,
Золотого, как солнце, "Будвар"!
Павел Степанович поёрзал в кресле и поднял глаза. Как и у всякого уважающего себя поэта, над письменным столом Саврасенкова висел портрет стриженого человека с квадратным подбородком, с папиросой, прилипшей к губе.
– Под Маяковского! Что-нибудь… Не знаю… Про роботов!
Ш-ш-ш-ш…
Читайте внимательно, до упора разинув
Глазные щели, от сонливости узкие,
Книгу, которую написал
АзИмов -
Хотя и американец, но тоже из русских.
Роботы не думают о воде и хлебе.
Работают роботы без обеда и ужина.
Могут трудиться на земле и на небе.
Вот работники, социализму нужные!
Работать не робеют, как рабы древние.
Тебя не предадут, как Христа Иуда.
В глубоком космосе, в городе и в деревне,
Робот необходим абсолютно повсюду!
Придумал здорово товарищ Азимов -
Роботов ограничить тремя законами,
Для того чтобы не было саботажу разного,
ГПУ и ЧК хорошо знакомого.
Красив и лаконичен, как японская гейша,
Закон первый для мозга позитронного:
"Не причиняй человеку вреда ни малейшего,
Даже в мыслях чтоб не было оного!"
Закон второй понятен каждому:
"На работе, товарищ, надо работать!
Делай то, что тебе прикажут,
Выполни пятилетку в четыре года!"
Нужно, чтобы роботы работали вечно.
Третий закон не нуждается в комментариях:
"Подзаряжайся и смазывайся ежемесячно!" -
Железный лозунг для железных пролетариев.
Рабочий день трудом отпраздновав,
Беги скорей, не тяни резину, -
Покупай, товарищ, книгу Азимова
(Если найдёшь её в магазинах!).
Саврасенков долго сидел с открытым ртом (соображал, как всё-таки правильно – Азимов или АзИмов), затем решительно поднялся, подошёл к письменному столу, выдвинул средний ящик и быстро отсчитал пятьдесят красненьких – остаток гонорара за последнюю книжку.
– Я её беру, – сказал он, протягивая деньги, – только… хм… У меня к вам просьба. Я бы хотел, чтобы вы не распространялись о том, кому вы продали машину. Договорились?
Валерий Николаевич понимающе кивнул, спрятал деньги, положил на стол несколько запасных предохранителей, какую-то печатную плату и ушел.
Проводив изобретателя, Саврасенков подошёл к столу и стал играть. Он с закрытыми глазами нажал несколько клавиш и замер в ожидании.
Ш-ш-ш-ш…
Вася Тёркин, мой герой,
Говорил когда-то,
Что фантастика нужна
Каждому солдату.
Можно выжить без воды,
Можно без кисета,
Можно шапку в трудный час
Сделать из газеты,
Можно, если "Примы" нет,
Обойтись без "Примы",
Без гармони можно жить
(И вполне терпимо),
Можно затянуть ремень,
Если пусто в кишках,
Но прожить хотя бы день
Не могу без книжки.
Без фантастики порой
Хуже, чем без мяса,
Зарубежной иль простой
Нашей, русской, боевой,
Дефицитной, дорогой,
Но пока ещё живой,
Не прожить и часа!
Павел Степанович открыл глаза и засмеялся. Всё правильно! Нажаты клавиши "Твард." и "Фант.". Как просто! Закрываем глаза. Нажимаем – раз, два, три. Три клавиши. Ну-ка!
Ш-ш-ш-ш…
Добрый доктор Никодим
Под берёзой примостился,
И шестикрылый серафим
На приём к нему явился…
Это что ещё такое? Оказывается, глупая машина в соответствии с набранной темой "Берёзки" сочинила сразу под Чуковского и под Пушкина…
Саврасенков выдернул шнур из розетки. Поиграли – и хватит. Он не настолько богат, чтобы потратить полтыщи на развлечения. Прощайте, бессонные ночи! Он уже не молод. Вот он, друг вдохновенной юности – магнитофон "Комета". Ставим чистую ленту, включаем режим записи. Теперь снова оживляем чудесную машину. Осталось выбрать тему. "Зима"? Скучно. "Берёзки"? Банально. "Космос"? Избито. "Любовь"? Хм… О любви поэты сказали уже всё. И каждый вновь и вновь возвращается к этой вечной теме. "Любовь"! Ну, а в нижнем ряду, конечно же, нажимается клавиша "Савр."…
Машина загудела:
Твоя высокая тугая грудь
Так тянет, нежная, с тобой уединиться,
Лобзать тебя и к сердцу притянуть,
Губами, бедрами и шеей насладиться!
Как жаль, что молодая ты умрёшь,
И будешь, тихая, лежать в могильном склепе.
Несчастная, ты медленно сгниёшь,
И черви жирные тугую грудь облепят!
Павел Степанович остолбенел. "Тут какая-то ошибка. Я такого писать не мог. Что-то тут не так…" Машина заговорила вновь:
Любимая упала в пруд
И стала дёргаться натужно.
Не дёргайся, напрасный труд!
Учиться плавать в детстве нужно…
"Что за чёрт? Садизм какой-то…" А машина говорила и говорила:
В кровавой каше плавали глаза,
Чулок проткнут берцовой костью,
Ведь с неба рухнула не стрекоза -
Балкон пришиб непрошеную гостью…
Поэт метнулся к машине, щёлкнул выключателем и внимательно стал разглядывать переднюю панель. Так и есть! Набирая тему, он случайно нажал кроме клавиши "Любовь" ещё и другую, соседнюю, с надписью "Некро.". Исправив ошибку, поэт перемотал магнитофонную ленту, включил машину, сел в кресло и задремал. И работа закипела…
