— Присаживайтесь, — решительно сказал Холмс, показывая на стул. — И давайте не терять времени. Рассказывайте же, что вас сюда привело: вы, кажется, не из тех людей, которые тратят время на ненужные любезности.
— Да, вы правы, мистер Холмс, — скорость речи собеседника не уменьшилась, но добродушие из неё пропало, как и маслянистые нотки в голосе. Теперь перед Холмсом и его другом сидел не светский щёголь, а решительный человек, столкнувшийся с тяжёлой проблемой, но намеренный её решить.
— Итак, я пришёл к вам по поводу одного необычного убийства, — взял он быка за рога.
— Убийства, как и болезни, обычными не бывают, — философически заметил Холмс, бросив печальный взгляд на оставленную трубку.
— Да, да, но я говорю о случае, необычном и вопиющем даже с точки зрения дилетанта, каким являюсь я в вопросах криминалистики… Два дня назад была убита Анна Кросс, единственная дочь вдовца Эммануила Кросса, художника. Предупреждая дальнейшее: я действую от его имени и по его поручению.
— Вы его друг?
— Смею считать себя таковым. Кроме того, он мой постоянный пациент.
— Почему же он не пришёл ко мне сам?
— Он убит горем. К тому же… — доктор слегка замялся, — есть особые деликатные моменты… В общем, я предложил ему свою помощь и посредничество, более того — настоял на этом.
— Это как-то связано с болезнью? — предположил Холмс.
— Не только. Как бы это объяснить… Во-первых, мистер Кросс несколько простоват. У него гениальные руки и его картины весьма ценятся в обществе, но, по правде говоря, он выходец из предместий. Если бы не наследство дяди, он прозябал бы в самом жалком положении… Недостаток хороших манер…
— Когда речь идёт о жизни и смерти, хорошие манеры — вещь второстепенная… Значит, есть ещё что-то?
— Я не хотел с этого начинать. Ну что ж. Я уже давно пользую господина Кросса от его недуга. Увы, похоже, неизлечимого…
— Доктор Струццо известен как специалист по нервным болезням, — зачем-то сказал Ватсон.
— Ну, не то чтобы известен, — слегка смутился доктор, — но определённая репутация…
— Хорошо, об этом вы расскажите тогда, когда сочтёте нужным, — сказал Холмс. — Мы, сыщики, прежде всего интересуемся тремя вопросами: где, когда и что. Итак, где и когда были обнаружены последствия преступления?
— Труп Анны Кросс был найден позавчера в гостинице на Мерилбон Роуд… — начал Струццо.
— То есть у нас на соседней улице? — изумился Ватсон.
Холмс нахмурился.
— Для человека с рационально устроенным умом должно быть ясно как день, что в Лондоне преступление может совершиться в любом месте: в Вестминстерском дворце, в трущобах или у нас под окнами, — недовольно сказал он своему другу. — Продолжайте, доктор.
— Я и говорю: её тело было обнаружено в дешёвой гостинице на Мерилбон Роуд, — в голосе итальянца прорезалось тщательно сдерживаемое волнение. — Места преступления я не видел. Но я ездил вместе с моим несчастным другом на опознание тела.
— Так-так, — сказал Холмс. — Опишите как можно подробнее то, что вы видели своими глазами.
— Я врач, Холмс, но должен сказать — даже для моих нервов это было суровым испытанием. Тело Анны изуродовано. Особенно пострадала грудь и нижняя часть тела. Честно сказать, её буквально выпотрошили.
— Характер ран? Вы можете сказать, чем они были нанесены?
— Очень острым предметом, — подумав, сказал итальянец, — но, пожалуй, не слишком длинным. Скорее всего, это был какой-то медицинский инструмент.
— Ланцет? — спросил Холмс.
— Да, скорее всего. Судя по тому, что осталось от груди… Это было просто ужасно. Простите моё волнение, но я хорошо знал покойную, и смотреть на это мне было больно.
— Что ж, мужайтесь. Мне приходилось видеть самые кошмарные вещи, какие только способно измыслить человеческое воображение, — с чувством сказал великий сыщик.
— Или дьявольское! — итальянская натура гостя, наконец, дала о себе знать. — Простите, мистер Холмс, но тот, кто сотворил это — сущий дьявол!
— Я сталкивался с людьми, склонными к мучительству, — заметил Холмс, — обычно это дегенеративные типы из низших слоёв общества.
— О, если бы! Увы, даже среди высоко вознесённых над толпой смертных попадаются субъекты, достойные виселицы или Бедлама, — с горечью сказал доктор.
— Что же полиция? — Холмс решительно вернул разговор на почву фактов.
— Ведёт расследование… Меня приглашали на опознание тела.
— А газеты? Почему в газетах ничего не было?
— Обстоятельства дела деликатны. Насколько мне известно, пока что газетчиков держат в отдалении.
— Откуда вам это известно? — недоверчиво прищурился Холмс.
— У меня есть связи в Скотланд-Ярде. Я пользовал от нервного расстройства… впрочем, это врачебная тайна. Как бы то ни было, я в курсе всех подробностей. Можете задавать мне вопросы, как лицу осведомлённому.
— Кто обнаружил тело? — Холмс приступил к расспросам.
— Служанка. Она убирала комнаты.
— Она дала показания?
— Да. Более того, я знаю, какие.
— И что же? — Холмс наклонился вперёд, его ноздри хищно раздувались.
— Служанка подтвердила под присягой, что номер был снят на одну ночь неким мужчиной, представившимся как «мистер Мерри». Разумеется, это не настоящее имя. У него были длинные волосы, усы и борода.
— Парик и накладки, — презрительно сказал Холмс.
— Полиция думает так же… С ним была девушка, которую представили как «мисс Мерри». Это выглядело очень подозрительно. Но он ответил на все вопросы полугинеей поверх счёта.
— И, разумеется, заплатил вперёд? — спросил Холмс.
— Да, именно так… В общем, он снял номер из двух комнат, на двоих. Девушку он представил как свою дочь, путешествующую вместе с ним. Она это подтвердила — служанка клянётся, что добровольно.
— Выглядела ли она напуганной?
— Служанке показалось, что девушка нервничала. Но она поняла это… как бы это сказать, мистер Холмс…
— Она приняла её за падшую женщину, — резко и грубо сказал Шерлок, — беспокоящуюся о том, заплатит ли ей клиент и не вытолкают ли их обоих в шею. Похоже, эта гостиница — просто притон.
— Как и большинство дешёвых гостиниц в Лондоне, — не удержался Ватсон.
— И что же дальше? — не отставал Холмс. — Ночью кто-нибудь слышал крики, звуки борьбы?
— Нет, ничего подобного.
— Как выглядел номер?
— Как лавка мясника, в которую попал артиллерийский снаряд. Говорят, всё было в крови, даже стены.
— Очень, очень интересно… Отец знает? — без тени смущения спросил сыщик.
— Знает… и не знает. Видите ли, — замялся Струццо, — это как раз касается болезни… Господин Эммануил Кросс страдает провалами в памяти. То есть — он может забыть то, что делал буквально несколько часов или даже минут назад. Малейшее нервное потрясение способно лишить его памяти о прошлом.
— И насколько глубоко простираются приступы забвения? — осведомился Холмс.
— Когда как. Обычно он забывает то, что происходило в течении ближайших часов. Но бывает по-всякому. Однажды он при мне не узнал собственную дочь. Он кричал, что у него нет никакой дочери, и требовал, чтобы я вышвырнул за дверь эту гулящую девку, не стоящую трёх шиллингов! Потом всё неожиданно прошло и он снова стал приветлив. Мы больше не возвращались к этому вопросу. К счастью, его недуг не мешает ему рисовать, и даже по-особенному обостряет восприятие мира… Так вот, когда ему сообщили о смерти дочери, он держался мужественно и стойко, даже поехал вместе со мной на опознание тела… а потом по дороге домой…
— Кстати, где он живёт? — заинтересовался Холмс.
— Собственный дом на Бедфорд-Роу, — сказал доктор.
— Не слишком-то подходящее место для живописца, — заметил великий сыщик. — На Бедфорд-Hоу обитают в основном юристы, а в юристах, как выражался мой первый учитель музыки, мало пленительного.
— Дом достался мистеру Кроссу в наследство от дяди, и он им очень дорожит, — пояснил доктор Струццо. — К тому же молодость он провёл не в дурном обществе, так что нравы Бедфорд-Роу ему по душе: там тихо и спокойно. В любом случае, его недуг не позволяет ему переменить место жительства: несчастный может просто не запомнить нового адреса, а дорогу к своему дому он изучил ещё до того, как болезнь стала прогрессировать. Он, можно сказать, прикован к своему обиталищу невидимой цепью.
— Ужасно, — искренне сказал Ватсон.
— Так вот, — продолжил Струццо, — когда мы возвращались, он, как ни в чём не бывало, мне и говорит: «эх, доктор, наша Анна вас, небось, заждалась».
— Именно такими словами? — Холмс склонил голову набок, как умная собака, почуявшая след.
— Да. Признаться, у меня чуть не брызнули слёзы…
— Я о словах, — нетерпеливо перебил сыщик. — Он так и сказал — «небось»?
